щёку? [6]
Общественная жизнь России переполнена гневом и ненавистью. Напоминает адский кипяток, где бурлящий свинец вот-вот наполнит латунные оболочки пуль и вонзится в чьё-нибудь сердце, пылающее лютым негодованием.
В Священном Писании гнев приравнивается к убийству. Порыв гнева, исходящий из сокровенной глубины человека, несёт в себе такую первобытную и слепую силу, которая может убить. Человек во гневе — это убийца и, одновременно, самоубийца, получающий реактивный удар собственного гнева. В Священном писании дан рецепт, преодолевающий гнев и ненависть. Там предлагается подставить правую щёку обидчику, хлестнувшему по левой. В обидчике умаляется гнев: волна ненависти, не встречая сопротивления, увядает. В русской культуре родилось великое вероучение Льва Толстого о непротивлении злу насилием. Зло, которое перестаёт питаться ответным злом, ослабевает и меркнет.
Однако оба эти рецепта оказались невостребованными человечеством, и распри, рассекающие людей, окутывают планету облаками ненависти. Земля наша из космоса кажется не синей, а чёрной, покрытой копотью сгоревших цивилизаций.
Неужели положение столь безнадёжно? Неужели враждующие стороны не могут договориться? Неужели человечество обречено продуцировать ненависть, от которой гибнут биологические виды, испепеляется культура, тают в Антарктиде льды, и всемирный потоп готов остудить раскалённые очаги ненависти?
Это не так. История изобилует примерами, когда среди людей появляются миротворцы, о которых сказано, что «они будут наречены сынами Божиими». В советское время уровень конфронтации с Америкой достиг пределов, когда тысячи термоядерных ракет готовы были покинуть шахты и полететь навстречу друг другу. Быть может, за год, за месяц, за неделю до этой роковой минуты соперники очнулись и решили снизить уровень опасности, обуздать гонку ядерных вооружений, уменьшать количество ракет и боеголовок. Одновременно решено было понижать уровень ненависти, сопровождавший гонку вооружений. Ибо каждый этап этой гонки, каждый её взлёт сопровождался взлётом взаимной ненависти.
Переговоры по снижению количества боеголовок одновременно снижали уровень ненависти. В конце концов, этот уровень снизился почти до нуля. Во время горбачёвской перестройки ненависть улетучилась, сменилась блаженным состоянием взаимной любви, которым, увы, воспользовались американцы, нанеся сокрушительный удар беззащитному пацифистскому Советскому Союзу, уничтожив его.
Ещё один пример примирения, — пример укрощенной ненависти. Вражда красных и белых, которая чудовищно обострилась в девяностые годы, — после крушения Советского Союза. Красные, потеряв свою советскую империю, и белые, ещё раньше утратив православную монархию, две эти силы продолжали сражаться и ненавидеть, продлевая гражданскую войну к великой радости либералов. Захватив власть в России, либералы пользовались этой враждой для укрепления своей власти. Примирение красных и белых, союз красных и белых — такова была огромная идеологическая задача, поставленная в недрах патриотического движения. Задача эта ценой неимоверных усилий, договорённостями, усмирением страстей была выполнена. Недавнее выступление патриарха фиксировало эту договорённость, закрепило примирение между красными и белыми в недрах новой государственной идеи, объединяющей энергии всех государственников.
Так что же, может быть, теперь, когда пистолеты Макарова заряжены и взрывные устройства снабжены таймерами, попробуем договориться? Патриоты и либералы, власть и оппозиция встретятся за столом переговоров, делегировав на эти переговоры самые умные, просвещённые головы, пока они ещё не прострелены? В обстановке исследования, в дни изнурительной прилюдной полемики изучим силовые линии ненависти, проходящие через нашу историю. Кропотливо и тщательно проложим линии разграничения, от которых затем станем отводить тяжёлые вооружения. Составим карту, на которой будут отмечены зоны конфликтов. На этой карте будут нанесены огненные события, которые взрывают наше миросознание, события, вокруг которых ведётся беспощадная брань смыслов. Из этих центров в общественную жизнь России изливаются огненные яды раскалённой энергии истребления. На этих силовых линиях ненависти должны быть нанесены такие события, как церковный раскол XVII века или сегодняшняя война в Новороссии.
Наш русский раскол кажется почти непреодолимым. Потому что все линии раскола смочены кровью. Спор, который ведётся в недрах русской идеологии, — это спор о пролитой крови. Поэтому такой спор и не носит кафедральный характер. Не укладывается в «круглые столы» и симпозиумы высоколобых. Спор о пролитой крови рождает ненависть, реванш, чувство мести, которая является кровной местью. И, садясь за стол переговоров с противниками, мы должны сознавать, что этот стол щедро забрызган кровью.
История, в том числе и русская, сильнее тех, кого принято называть творцами истории. Эти творцы суть функция истории. Самые заметные персонажи, подхваченные историческими бурями, выносятся на историческую поверхность. С историей нельзя договориться.
Русская история хлюпает кровью. На виолончель русской истории натянуты струны из человечьих жил. Мы все, сразившиеся сегодня друг с другом, являемся людьми истории. Мы не сильнее её. Крутимся в её кровавых водоворотах, залипаем в её хлюпающих сгустках, мчимся среди раскаленных потоков.
Как вырваться из истории? Встать над ней? Как обрести сознание, которое поднимет тебя над исторической схваткой? Для этого ты должен стать духовидцем, блаженным, святым. Иначе выход из истории будет бегством из неё. Беглецам из истории незачем встречаться друг с другом, не о чем рассуждать и договариваться. Они не горячие и не холодные, они — тепло-хладные. И в их тепло-хладном мировоззрении не могут родиться формулы великого вселенского примирения.
Сегодняшняя Россия остановилась в развитии. Она не устремилась вперёд. В ней отсутствует поток, вовлекающий в себя всех живущих в нашей стране: левых и правых, красных и белых, православных и мусульман, татар и евреев, чеченцев и русских. Рывок, долгожданное развитие — обещанное постоянно откладывается. Модернизация, философия общего дела — это и есть исходный момент для гражданского примирения. Развитие, о котором мы говорим, выведение России на новый цивилизационный уровень потребует усилий всех, всеобщей созидательной работы. Прекратит изнурительное копание в прошлом, устремит сознание в грядущее.
В русской религиозной философии грядущее занимает огромное место. Грядущее — лучезарно, обещает человечеству цветение, одухотворено райскими смыслами. Примирение, о котором мы говорим, не может быть механическим. Оно связано с преображением, с великой осиянной победой, той, в которой каждый из нас найдёт своё восхитительное место. Как это было в Победе сорок пятого года.
Мой отец погиб под Сталинградом в 1943-м году. И мама, уже вдова с бесцветными от слёз глазами, повела меня, шестилетнего мальчика, на трофейную выставку, что была развёрнута в Парке культуры и отдыха. Я помню немецкие бомбардировщики со свастиками, помню тяжелые гаубицы, пятнистые, как жабы, помню бронетранспортеры с растерзанными гусеницами. Я помню огромный, как дом, страшный немецкий танк, с уступами, с выемками, с орудием. Этот черный танк был для меня тем чудовищем, что убило моего отца, что принесло горе мне и моей маме. А потом в этом танке, в его бортовине я увидел громадную, с оплавленными, сверкающими белой сталью
