Ещё душевнее германские зольдатики показаны в картине «Полумгла». Симпатичнейшие немецкие военнопленные заменяют бабам одноимённой деревни убитых на фронте мужей, но трогательную любовь грубо разрушают лубянские изверги. Когда немцы по ошибке начальства построили метеорологическую вышку не в том месте, горемык в серых шинелях под рыдания русских подруг ставят к стенке. Правда, в нашей Вселенной расстрелов пленных немцев в послевоенное время из-за такой ерунды не отмечено, но пошлая действительность не должна мешать высокому полёту режиссёрской фантазии.
Особенно если речь идёт о таких идеологически важных вещах, как фильм «Последний бой майора Пугачёва», снятый по одноимённому рассказу Варлама Шаламова. Сколько зрителей всплакнуло над судьбой героического майора, загнанного в лагерь прямо с фронта, вырвавшегося оттуда во главе отряда таких же невинных фронтовиков и павшего в бою с чекистскими палачами! Только вряд ли им известно, что правду об этой история ещё десять лет назад раскопало магаданское телевидение.
Действительно, побег, с которого Шаламов писал свой рассказ, имел место в 1948 году. Из дюжины зеков, убивших караульного и сваливших в тайгу, двое были полицаями, семеро власовцами, а трое уголовниками, но поскольку под такую правду спонсоры денег не дадут, киношников она не интересует. То ли дело перевоплощение шайки гитлеровских холуёв и бандитов в невинно пострадавших героев!
Ритуальное пинание призраков Сталина и Берии не означает снисхождения к их дореволюционным предшественникам. «Взять те же сценарии «Адмирал Ушаков», «Суворов», «Кутузов» и прочие, — предложил Никита Сергеевич. — Вынуть из них идеологию, актуальную для того времени, которым они перегружены, и снять шикарные фильмы». («Аргументы и факты», №6, 2005 год).
О какой идеологии идёт речь? Это явно не коммунистические догмы. Ни в одном эпизоде снятого в 1938 году фильма «Александр Невский» не призывают к экспроприации бояр и купцов, адмирал Ушаков в фильме 1953 года ни разу не попытался использовать свой флагманский корабль для обстрела Зимнего дворца, а генералиссимус Суворов в картине 1941 года не напутствует на революционные бои юных декабристов.
Речь совсем об ином. В сталинских исторических боевиках Никиту Сергеевича и его хозяев не устраивает именно их соответствие знаменитой фразе императора Александра III об отсутствии у России друзей, кроме армии и флота. Общечеловеческим ценностям эти слова совершенно не соответствуют, а потому Российская империя, особенно её силовые структуры, должны выглядеть таким же сборищем мерзавцев и недоумков, как и Красная Армия с КГБ. Поэтому совершенно неудивительно, что, начав ещё при Ельцине смешивать со своим дерьмом российскую историю, Михалков в первую очередь взялся именно за Александра III.
В «Сибирском цирюльнике» мы видим элитное юнкерское училище, где начальник — вечно пьяный скот, закусывающий водку стаканом, а главный герой-юнкер— убогий неврастеник. Юноша не может выстрелить в террориста, падает в обморок при виде увядших прелестей потрёпанной американской потаскухи, а в финале, наплевав на долг и присягу, идёт ради неё на каторгу. Режиссёр возмущён произволом бездушного самодержавия, а я совершенно не удивился, увидев в числе спонсоров сына и внука гитлеровских полицаев Бориса Йордана. Идея о том, что русский дикарь должен быть счастлив сгнить на каторге ради женщины из цивилизованной страны — это то, что надо для воспитания грядущих полицаев при НАТО, и наш всё ещё живой классик из всех сил старается для будущих хозяев.
Парадоксально, но во многих старых советских фильмах дореволюционная Россия смотрится много пристойнее, чем в путинских. В «Минине и Пожарском», как и было в истории, поднявшийся народ изгонял поляков под руководством нижегородского купца Кузьмы Минина и стародубского князя Дмитрия Пожарского, и разгром польской армии под Москвой если и не вполне соответствовал истории, то смотрелся красиво. Однако для сотворивших нечто под названием «1612» режиссёра Владимира Хотиненко, это оказалось слишком просто. Поэтому Минина у них нет, Пожарский едва мелькает в массовке, битва под Москвой смазана, а спасает Русь глуповатый холоп Андрюшка, что больше всего любил за голыми девками подсматривать. Каким образом? Да просто вселился в сиволапое быдло дух благородного испанского наёмника, да и побил ляхов!
Надеюсь, вы не удивитесь, если узнаете, что продюсером «1612» выступал всё тот же, неистребимый как таракан Никита Сергеевич? Вот и я не удивился, так же как и некоторым занимательным деталям в историческом боевике «Турецком гамбит» посвящённом русско-турецкой войне 1877-1878 гг. и снятом на михалковской студии «Три Тэ».
Старые «Герои Шипки» совершенно не устроили младшего соратника Михалкова Джахонгира Хабибуллаевича Файзиева и знатного писателя земли русской Григория Шалвовича Чхартишвили, более известного под фамилией Акунин. Хотя третий штурм Плевны в этом фильме, как и в жизни, закончился тяжёлым поражением русской армии, в прочих эпизодах она выглядела неприлично победоносной. Ошибку требовалось исправить, и в «Турецком гамбите» данная армия превратилось в скопище идиотов, слегка разбавленных геями, а генерал Михаил Скобелев (по фильму Соболев) оказался болваном, который, пожелав выпендриться перед приглянувшейся
девицей, помчался штурмовать Стамбул с одним полком. Ещё меньше повезло его начальнику штаба, будущему неудачливому главкому русской армии в японской войне Александру Куропаткину (в фильме Перепёлкину). Этого создатели «Гамбита» и вовсе в турецкого шпиона превратили. Ну и главное, конечно — видеоряд. Когда турки побеждают — компьютерные снаряды лихо разносят посланных на убой русских баранов, когда фортуна меняется — на экране двигаются стрелочки, а за кадром бормочут авторский текст.
Особо досталось от путинских киношников Ивану Грозному. В 2009 году его разоблачили сразу два заслуженных борца с тоталитаризмом и антисемитизмом — Андрей Эшпай, заклеймивший сталинские репрессии в «Детях Арбата», и Павел Лунгин, воспевший красных комиссаров в «Конце императора тайги», а затем обличивший сперва русских антисемитов-таксистов в «Такси-блюзе» и русских фашистов-культуристов в «Луна-парке». Но затем в Кремле ощутимо запахло синтетическим ладаном, и от последних картин оборотистого кинодельца немедленно повеял тот же душок. Из каждого кадра фильма «Царь» зрителей окуривали
так старательно, что любой оператор газовой камеры позавидует! Разумеется, синтетическое православие подавалось вместе с общечеловеческими ценностями. Недаром незадолго до премьеры Павел Семёнович признался в симпатиях к предшественнику генералу Власова князю Андрею Курбскому, воевавшего против России на стороне поляков. Похоже, он даже простил ему известный прикол с тремя ковельскими соплеменниками, которых нетолерантный к еврейскому племени Курбский на 44 дня посадил в яму с пиявками, предварительно погромив их лавочки.
Если Эшпай оказался просто нуден, то Лунгин снял самое тупое фэнтези в истории российского кинематографа. И дело совсем не в жестокости его Ивана Васильевича, а в его полнейшем ничтожестве. Столь же ничтожны впрочем, и все прочие персонажей, а происходящее на экране напоминает День открытых дверей в сумасшедшем доме.
Невозможно поверить, что кривляющийся уродец, которого сыграл по указанию Лунгина перешедший из алкоголизма в православие рок-ветеран Пётр Мамонов, мог брать Казань, удивлять западных гостей своими
познаниями и вообще усидеть на троне хоть год. Когда в припадке раздвоения личности царь начинает прыгать из угла в угол и разговаривать сам с собой, в зале прошелестело восторженное: «Горлум!» Сходство с поганцем из голливудского «Властелина колец» и вправду получилось поразительное.
Как и Горлум, царь смотрится мелким пакостником. Только у того хотя бы есть цель — найти Кольцо Власти, а мамоновская тварюшка, хотя и бормочет о врагах престола, злодействует в основном из вредности. Например, собирает со всей Москвы боярских дочерей и загоняет их на манер таджикских гастарбайтеров на стройку дворца, где заставляет разбирать строительные леса и выносить мусор. В это время головорезы Малюты во главе с демонически хохочущей царицей гарцуют среди бедных девиц на конях и хлещут их плетьми. Или громят опричники двор жертвы репрессий, и самый гнусный не то что приглянувшуюся бабу насилует, а к девчонке годков десяти лапы тянет. А потом сам царь ею интересуется: на коленках держит, яблочком угощает и гадко так улыбается. Не пришиби малявку натравленный Мамоновым на зеков будущий символ «Единой России» — наверняка случилось бы страшное!
Апофигей зверства наступает в финале, когда опричная братва сжигает труп удавленного Малютой митрополита Филиппа вместе с парой десятков монахов. Скажете: на самом деле ничего такого не было? Но переквалифицировавшийся в подкремлёвского историка фантаст-неудачник Володихин угодливо объяснил, что хоть и не было, но зато маленький лунгинский холокостик «часть художественной правды».
