Константин Мишин
В Твери регулярно проходили какие-то концерты – Ник Рок-н-ролл, “Резервация”… И местный организатор решил туда пригласить “Соломенных енотов”, “Огонь” и “Ожог”. Типа, будет грандиозный фестиваль. Мы помнили, что в Твери движуха какая-то была, повелись и приехали. А это был концерт, посвященный Дню города. Местные группы, куча гопников и какой-то комсомолец недорезанный в качестве организатора. Усова это страшно все взбесило, он вышел на сцену и говорит – нам похуй на всяких пидарасов, на вашу ебаную провинцию… На вашу Тверь… Да здравствует Москва! А в зале было много народу в тренировочных штанах. И у одного нашего друга уже с кем-то начались терки, почему тот в джинсах. А друг отвечает, мол, а ты почему в трениках, как лошара? То есть за словом в карман не полез. Ну и в конце концов он кому-то проломил башку. А в зале два милиционера несчастных, солдатики девятнадцатилетние с дубинкой. В общем, после окончания концерта уже на выходе нас ждала куча гопников. Но мы решили все-таки прорываться. Наделали розочек из бутылок, собрались – нас человек двадцать было, музыканты плюс сочувствующие. Этот ДК на площади, было издалека видно, когда подходит трамвай. И когда мы его увидели, ломанулись на прорыв, размахивая этими розочками, кидая бутылки. В нас тоже что-то летело, какие-то скамейки… Мордобой… В общем, влезаем в трамвай. Они за нами, мы стоим у двери, их активно не пускаем. В конце концов уехали, успели на последнюю электричку в Москву. После этого Боря сказал: больше никаких концертов на периферии! И чуть ли не на следующей неделе мы поехали в Дмитров играть на День города. Но там так было, можно сказать, даже патриархально. Какие-то панки, которые просили исполнить что-нибудь из Цоя или “Гражданской обороны”.
Арина Строганова
Многие концерты получали свое название: “Литпанк”, “Ганс Чампурсин и его друзья”, “Полнолуние”, “Убиенный бизнесмен”, “Следы Балтазара”, было и несколько Фестивалей фестивалей. Программы Борис составлял индивидуально к каждому концерту, новых песен всегда было много, их играли в первую очередь.
Константин Мишин
Был концерт на дебаркадере – пароходе, который пристегнут к берегу. Кабак с аппаратом. И там был устроен фестиваль, который назывался “Собачий холод”. Естественно, кабак держали бандиты, они там где-то сидели и тихо выпивали. “Еноты” выступили, “Кооператив ништяк”, кто-то еще… И периодически в зал заглядывали, судя по всему, хозяева вот этого всего дела – такие бандитообразные рожи. И дивились. В конце концов мы каких-то двух бандюганов отоварили, и нарисовалось еще пятеро. Нас жестоко избили, скрутили, повели в трюм. Там сидит какой-то вор в законе, хозяин этого кабака. И начинает с нами по фене разговаривать. Я говорю – уважаемый, говорите нормально, мы не понимаем, что вы тут от нас хотите. Можем мы вообще нажраться, кому-то морду набить, в конце концов? И нас вышвырнули с этого парохода. Хорошо, что не в воду. Такие были времена. Мы для него, наверное, были как какой-нибудь Боря Моисеев… Какие-то молодые алкоголики, фрики, панки…
Ермен “Анти” Ержанов
Магнитиздат работал. Нам в Актюбинск кто-то прислал кассетку, и там были “Соломенные еноты”. Мы послушали – люди играть не умеют, но тексты классные. Через пару лет я окончил институт, и надо было чем-то заниматься. А житуха тогда была жесткая, работы не было, и один парень у нас в городе открыл рок-магазин: бижутерию там рок-н-ролльную продавал, диски, майки, перстни… И я маме говорю: “Вот человек меня зовет, давай я съезжу с ним в Москву, сделаю какой-то бизнес”. Мне дали 100 долларов, я приехал в Москву, сразу потащил друга в магазин “Петрошоп” и купил на все деньги две гитарные примочки себе. А потом уже пошли по делам с ним. Пришли в магазин “Давай-Давай”, там еще была студия “Колокол”, которую я знал с детства. Девушке, которая там сидела, я подарил наш альбом “Парашют Башлачева” и спросил про “Соломенных енотов”, потому что в каталоге их не было. Она говорит: “Они не дают нам своих записей”. Я говорю: “А мне связаться с ними надо, чтобы сделать концерт”. И она дала мне телефон Арины.
Борис Белокуров (Усов)
Ермен позвонил, пригласил на концерт. Оплата дороги будет? Будет. Народ будет? Будет. Аппарат там будет? Будет. Ну и мы поехали. Без гонораров, как часто ездили, – за дорогу и кормежку. Первое впечатление от актюбинской тусовки было очень положительное. Атмосфера Казахстана от Коньково очень сильно отличалась, одному по улицам там было не пройти белому человеку. Ходили большой гурьбой, человек 15–20. А в целом ну очень интересное такое вот полицейское государство, тоталитарный режим. Концерты проходили под эгидой вообще непонятно чего, непонятно как пробивались, приходили на них только по личному приглашению, по звонку. Очень интересно.
Ермен “Анти” Ержанов
Спустя какое-то время они решили устроить нам ответный визит, пригласить актюбинцев. А в Москве Усов все это время занимался распространением нашего альбома, как он мне говорил, сделал 100 копий – сидел дома и записывал его людям. И назвали они этот ответный концерт “Рок-мост Москва – Актюбинск”. Причем он где был – во МХАТе, в Камергерском! У них, видимо, были тоже плохие времена, приехал Рудкин, заплатил денег и сделал такой концерт. Мы приезжаем, нас приводят во МХАТ, мы отстраиваемся, потом возникают какие-то наркоманы, тащат нас во мхатовский подвал, приносят “винт”… А мы понятия не знали, что это такое, у нас город на “ханке” сидел, но мы так, не увлекались. И нас всех этим “винтом” бабах! – мы обшарабаненные выходим, и понеслась. “Муха” – Гавр там ебашит, рвет струну на бас-гитаре, а второй бас-гитары нет, и струн ни у кого нет, и концерт на грани срыва. Начинается беготня, бегают все под “винтом”, кое-как нашли гвоздь, молоток, прибили как-то ее. Мы тоже хороши – пели “Торчка”, “Кругом одни пидарасы”… Через несколько лет один актер в Актюбинске чуть драться со мной не полез, когда узнал, что я со сцены МХАТа пел песню “Кругом одни пидарасы”. Он мне даже не поверил – что ты, для него это такая святыня.
Борис Белокуров (Усов)
Через несколько лет у нас были еще одни гастроли по Казахстану, совершенно безумные. Едем мы вчетвером: я, Арина, басист наш, Герман, и гитарист наш, Буянов. Доехали до Оренбурга, приезжаем в четыре утра. Герман с Буяновым пошли за водкой, там стоянка долгая. Ждем. Поезд тронулся. Тут Арина говорит с полки: “А где Герман? Где Буянов?” Их нет. Потом оказалось, что РЖД выдает бесплатные билеты таким вот опоздавшим. Кто бы мог подумать. Но Буянов накануне потерял паспорт, естественно, и так расстроился, что решил отдать все остальные свои документы мне, мол, целее будут. В итоге Герман доехал до Актюбинска в последний момент, а Буянов так и сидел в Оренбурге. На обратном пути приезжаем в Оренбург, и местные нам говорят: “Буянову плохо, он белены объелся”. Я говорю: “Конечно, плохо без паспорта по железным дорогам путешествовать”. А они: “Да нет, мы в буквальном смысле. Мы вчера белену жрали, вот ему и плохо, передозняк”.
Юлия Теуникова
Концерты “Соломенных енотов” имели характер блицкригов. Пришел, выступил, желательно с программой, которую больше не повторяешь, ушел. Это был своего рода военный акт, атака.
* * *
Увидеть “Соломенных енотов” живьем было, во-первых, трудно, во-вторых, чревато – как минимум синяками и царапинами. С записями, неизменно и регулярно производившимися в домашней студии “Лунокот”, которая располагалась прямо в квартире Усова, все тоже было непросто – и дело не только в том, что чужим людям достать их было почти невозможно. Два десятка (а то и все три, если брать все побочные проекты) альбомов, записанных группой, с точки зрения звука раскладываются по шкале от “совсем невозможно” до “более-менее сносно”. “Еноты” не просто не гнались за качеством – они скорее исключили для себя эту категорию как таковую. Они и правда действовали как любительская группа в полном смысле слова, так что барабаны тут могли догонять правильный ритм по ходу дела, а гитары не заслуживали того, чтобы быть настроенными, звукорежиссура, похоже, ограничивалась тем, чтобы инструменты и голос были более-менее слышны, но и это требование удавалось выполнить не всегда. Несколько базовых аккордов, четыре четверти, необходимые драматургически, но часто бестолково реализуемые технически смены темпа, суетливый, вечно куда-то спешащий басовый грув, сиротливые риффы, будто бы сыгранные гитаристом из подземного перехода, временами – простецкая, но по крайней мере членораздельная акустика – вот и весь бесхитростный рацион, на котором живут песни Усова. Проще говоря, музыка “Соломенных енотов”, как правило, звучит как то, что мог бы записать тот самый гребенщиковский прекрасный дилетант по пути в гастроном – причем с поправкой на то, что ходка в магазин у него уже сильно не первая.
