Поппер достаточно резко критикует «доктрину избранности», хотя к самой теории элит так и не решается подойти.[355] Классики элитаризма ХХ века (в частности, В.Парето) фигурируют у него не в качестве «сообщников» Платона, как это следовало бы ожидать из названия самой книги, а почему-то в качестве некого театрального и вполне нейтрального фона.[356] Постоянно цитируемый им, Парето абсолютно им «кастрирован» с точки зрения его элитологического учения. Апологетика «свободного общества» совершенно не вникает в сущность платоновской философии избранности, а критикует ее в той части, которая содержит критику демократии. Получается «критика самой критики»!
Известный идеологический стереотип далекий от науки и философии. Если бы Поппер был корректным в своей критике элитологии Платона, то он не стал бы прибегать к такому примитивному штампу, а исследовал бы истоки и причины этой «враждебной» ему доктрины. Как заметил один из современных систематизаторов философии, «в критике Платона Поппер излишне суров, более того, недостаточно гибок. Неужели великий философ древности, каковым является Платон, должен быть действительно назван врагом современного общества?» [357] Если у Платона идеал — справедливость, то у Поппера — свобода. «Идеал справедливости вполне уместен, а вот идеал свободы, был, к сожалению, чужд Платону. Кроме того, Платон конкретизирует идеал справедливости крайне умозрительно, без опоры на реальные факты. Именно это — путь к утопии», констатирует В.А.Конке [358].
Поппер декларативно заявляет, что «теория идей Платона содержит большое количество очевидных ошибок».[359] Попперовская «очевидность» является следствием его поверхностного знания этой теории. О самих «ошибках» Поппер говорит весьма схематично, не углубляясь в детали. Многие его «критические» замечания носят сугубо идеологический, а не научный характер. О том, что Поппер не был специалистом в области платоноведения, говорит его поверхностное знакомство с самим платонизмом. Это вам не Вл. Соловьев, не А.Ф.Лосев и даже не В.Ф.Асмус, — это обычный провинциальный Новозеландский протестантский пастер от политического либерализма, ведущий примитивную пропаганду эгалитарной идеологии в условиях вакханального разгула тоталитаризма в Европе (1938–1943 гг.): «Я защищаю в ней [в своей книге] скромную форму демократического («буржуазного») общества, в котором рядовые граждане могут мирно жить, в котором высоко ценится свобода и в котором можно мыслить и действовать ответственно, радостно принимая эту ответственность». [360] Более того, Поппер считает эту свою работу «своим вкладом в победу» над фашизмом и, естественно, изображает «великого философа древности» как «первого политического идеолога, мыслившего в терминах классов и придумавшего концентрационные лагеря.» [361]
Поэтому перед нами в большей степени акт идеологической борьбы, нежели научной полемики, где активно применяются все самые известные макиавеллевские принципы политической фальсификации.
У меня вообще сложилось такое впечатление, что Поппер выдумал свой «фальсифицирующий метод» с одной единственной целью, — чтобы оправдать свою страсть («слабость») к критике. Ведь он критиковал буквально все: логический позитивизм и католицизм, историцизм и детерминизм, эмпиризм и материализм и т. д., и т. п. Досталось и Платону, и Гегелю, и Витгенштейну… Даже если бы в его «критике» действительно содержалась доля правды, о таких вещах, как выразился один известный американский философ (узнав, что Поппер решил и проблему индукции), «просто не принято говорить». И все это было следствием его сложного характера. [362]
Поппер жаждал подняться до уровня Платона, но смог лишь неудачно подставить ему неловкую подножку. Любопытно, что по своему статусу Поппер являлся наследником Платона: по иронии судьбы он был тоже членом Королевского общества (Академии наук Великобритании). Этим и ограничились его публичные успехи. Ближе приблизиться к тени Платона ему не удалось. Судя по воспоминаниям провоста Колледжа Св. Антония в Оксфорде Ральфа Дарендорфа, Поппер обладал достаточно сложным (я бы даже сказал, амбициозным) характером: «Кто бы ни посетил в последнее время девяностолетнего философа в его бунгало в Серрее прямо около автомагистрали вокруг Лондона, в ходе беседы неизбежно всплывет одна из двух обязательных тем: репутация самого Поппера в мире и постыдные факты огромной значимости, которые ему удалось раскрыть. При ближайшем рассмотрении все подобного рода факты оказываются однотипными и связаны с проблемой гражданской ответственности ученого.» [363] Р.Дарендорф обращает внимание на комплекс неполноценности, который развился у Поппера в последние годы его жизни, когда он «чувствовал себя не у дел»; считал, что научное сообщество его игнорирует, оставляя без внимания его работы по квантовой механике, астрономии и биологии. [364] О своих философских и политических работах, которые и принесли ему мировую известность, он уже не вспоминал.
В век повального увлечения демократии весьма опасно трогать тех, кто является символом этой идеологии, даже если они приносят на алтарь демократической идеологии научные интересы. На память приходят слова Аристотеля, сказанные им в отношении подобных ученых от «демократической идеологии», что у тиранов в приспешниках всегда бывают льстецы, а у демократии — демагоги (Политика. IV.IV.5). Поппер желал стать символом такого демократического, «открытого общества». Однако созданный в конце его жизни Дж. Соросом одноименный институт («Открытое общество») сам недостаточно открыт для того, чтобы выслушивать мнения своих оппонентов, т. е. тоже по существу является «закрытым» не для либералов учреждением…
То, что идеология довлеет в системе ценностей этого мировоззрения над научными постулатами, откровенно признавал сам лидер теории «открытого общества». «Мое обращение и к Платону, и к Аристотелю продиктовано стремлением показать ту роль, которую они играли в формировании и развитии историцизма и в борьбе против открытого общества, а также продемонстрировать их влияние на проблемы нашего собственного времени — на становление философии оракулов, в частности, философии Гегеля — отца современного историцизма и тоталитаризма.» [365]
В этой связи весьма интересна переписка К.Поппера и Р.Карнапа. В одном из своих писем к Попперу (от 9 февраля 1946 года) Карнап благодарит своего корреспондента за присланный ему экземпляр «Открытого общества» и пишет следующее: «Он чрезвычайно интересен, а местами просто восхитителен. Разумеется, я не могу судить о деталях Вашего исторического и философского анализа Платона, однако Ваши усилия уменьшить его чересчур высокий авторитет пришлись ко времени. То же можно сказать и о Гегеле, хотя его влияние совсем не так велико по сравнению с влиянием Платона, особенно в этом столетии.» [366]
В своем ответном письме (от 6 января 1947 года) к Карнапу Поппер ставит имя Платона рядом с именем А.Гитлера! [367] То, что их объединяет, по его мнению, так это — тоталитаризм. Любопытно также и то, что по совету все того же Карнапа, Поппер сознательно «смягчил» свою критику К.Маркса, так как у того в ХХ веке есть «влиятельные» (!) сторонники. Этой же позиции придерживался и Х.Гадемер, утверждавший что платонизм и фашизм идейно близки по своей сути.[368] Поппер оказывается больше расположен к К.Марксу, чем к Платону. Он сам открыто заявляет, что трактует Платона и Гегеля через призму теории Маркса. [369] Таким образом, К.Поппер является одним из основных представителей антиплатонизма ХХ века, в плане критики его социальной философии, которую пытается представить исключительно лишь в качестве агрессивной «идеологии тоталитаризма».
Однако, если ставить в один ряд Платона и А.Гитлера, то было бы крайне интересно узнать мнение последнего по этому поводу. В своей книге «моя борьба» Гитлер практически никак не реагирует на «фашистское наследие» «афинского арийца», на которое настойчиво указывает ему К.Поппер. [370] То, что Гитлер и Платон обсуждают одни и те же проблемы, еще не означает, что античный грек был убежденным фашистом. Один из советников Гитлера Герман Раушнинг как-то поинтересовался об отношении своего шефа к теории циркуляции элит, предложенной Парето. «Гитлер не любил подобных вопросов. Он ответил уклончиво: да, он много занимался соответствующей литературой. Но все это творчески переработал и теперь не желает знать, кто натолкнул его на ту или иную мысль, а до чего он дошел сам, не имеет значения, кто и как мыслил до Гитлера — только Гитлер способен масштабно и последовательно претворять эти идеи в жизнь.» [371] Вряд ли Гитлер мог столь фундаментально быть знаком с элитологией Платона, раз уж у него по отношению к элитологии В.Парето было столь легковесное отношение.
