ЛИТЕРАТУРА УДМУРТИИ
Василий ГЛУШКОВ
Время таянья
Время таянья –
Март и апрель.
Время таянья –
Снег обращается в воду.
Но вот кажется мне –
Это солнышка трель
Из лучей
Сквозь морозную льётся погоду.
То,
Что целую зиму, наперекор
Стуже хмурой оно излучало,
Вдруг рванулось теперь
Далеко на простор
И вовсю чудным светом
В ручьях зажурчало.
Время таянья,
Ты и во мне пробудись.
Пробудись, чтобы то,
Что дышало светло и мужало,
Обрело свою даль,
Свою тайную высь,
И все краски любви
Песней жизни смешало.
***
Лежу в снегу,
в ромашковом снегу,
недалеко от рельс на полустанке.
Скользят лучи по белизне полянки.
Ласкаются травинки к сапогу.
Лежу в снегу,
в ромашковом снегу.
А надо мною бабочка порхает
Живым цветком – красивая такая!
И крылья: лепесточек к лепестку.
Лежу в снегу,
в ромашковом снегу.
Жужжит пчела, нагруженная мёдом.
И облако дрожит под небосводом.
И синим эхом тает дым в логу.
***
С каждым шагом – новое,
С каждым шагом – дивное!
Снегом коронована
Сторона родимая.
Вся в морозе, спящая,
Но свежит дыханием,
Красотой слепящею,
Белым затиханием.
Во снегу стоящие
Дерева сосновые –
Счастье настоящее,
Русское, здоровое.
Есть же исцелиться где:
В шапке, в старых валенках,
Вольно повалиться мне
На сугроб-завалинку.
Так уж он белеется,
Так уж он покоится!..
Сердцу посветлеется,
Словно в чистой горнице.
Зимний романс
Ты просила: «Что-нибудь снежное
Сочини мне под Новый год».
Ну а где же я,
Ну а где же я
Столько сразу возьму снегов?
Столько звёзд отыщу лучистых
И мерцающих инеем букв?
Хочешь – вместе за город помчимся,
Охлаждая огонь наших губ.
Там, на воле, в объятии ветра,
Где клубится, кочует дым,
Я тебя, как озябшую ветку,
Подниму над сугробом крутым.
И волненьем душа озарится.
По колено в снегу бредя,
Зарифмую снежинок ресницы
И метель сочиню для тебя.
А под вечер у окон дома,
Когда тени следы заметут,
Отдышу на любимых ладонях
Новогоднюю звезду.
Татьяна ЧЕРНОВА
***
Когда бы легко, без забот
Стихи, словно сны, прилетали,
И мы свою жизнь наперёд,
Как книжку любимую, знали,
Когда б наперёд угадать,
Как скажется каждое слово,
Когда бы – всегда – наделять
Добром и себя, и другого, –
Тогда бы, наверное, я
Не знала, как счастье измерить,
Тогда бы, наверное, я
Смогла в свои силы поверить.
Но если б удача сама
Шла в руки, как дождь выпадает,
Как в срок наступает зима,
Как следом весна наступает,
И если бы строчек ростки
Подобьем травы-самосева
Взошли – без усилий руки,
Без мысли, без боли, без гнева, –
Кому я была бы нужна
В краю работящем, суровом,
Себе опротивев, одна,
При всём этом счастье убогом?
Перевод Елены ДУНСКОЙ
***
Где-то в памяти смутной, во сне
Он является тихо ко мне –
Мир иной... Я опять цепенею...
Там цветок на озёрной воде;
Я такой не увижу нигде,
А увижу – сорвать не посмею...
Лепестки омывает вода,
Нежный венчик венчает звезда,
Зыбь зелёные крылья качает,
Пишет петли над ним стрекоза,
И колючками злыми лоза
Руки нетерпеливых кусает.
Не могу прикоснуться к цветку!
Он в каком-то заклятом кругу:
Звенья цепи – вовек не порвутся!
Снова вещим виденьем томлюсь
И к цветку, цепенея, тянусь –
И никак не могу дотянуться...
Перевод Андрея БАРАНОВА
Вениамин ИВШИН
***
Олегу Алексеевичу Поскрёбышеву
Камский берег терзают бугристые сизые волны,
жирным илом его устилает весенний разлив,
и ласкают устало вечерняя зыбь и ладони,
а вернее, ладошки лепечущих маленьких ив.
Ну а если к нему с поднебесья спускаются гуси,
он звенит, как большие былинные древние гусли.
Иногда, будто хмель, обвивают его голосами
песни юных туристов… И платьев девичьих шелка
лепестками цветов опадают, как будто бы сами,
и лежат на песке белоснежные, как облака.
И тогда, попадая в объятья извечного круга,
волны и берега веселятся, как друг и подруга.
Я и сам словно в этой волне белопенной родился,
будто берегом этим воспитан и выучен был –
так, бывало, своей загорелою кожей гордился,
так плескаться в заливе июльском теплейшем любил,
что, ныряя отважно в блаженство прохладное утром,
сам себе я казался нередко беспечным вумуртом*.
Берег мой золотой, убаюкай меня, как песчинку.
О волна, приласкай ты меня материнской рукой,
и росинку на стебле травы мне пошли, как слезинку,
и наполни глаза мои доброй своей синевой,
чтобы – где бы я ни был –
повсюду при имени Кама
мне всегда вспоминались Удмуртия, Родина, мама…
* В у м у р т – божество воды, водяной (удм.).
Материнский дом
«Здравствуй, дом материнский!»
…Я рос без отца.
Только мама одна твой очаг разжигала,
согревала озябшие наши сердца
и мечты наши детские благословляла.
Ты прости…
Мы тебя сохранить не смогли:
превратил тебя в пепел пожар беспощадный.
Но душа твоя добрая бродит вдали,
как по дикому полю мужик безлошадный…
ты приходишь в мой сон, как всегда, в январе,
утешаешь меня своей лаской несмелой.
Злой буран завывает вовсю во дворе,
а во сне моём – кипень черёмухи белой.
А во сне моём – после шального дождя
твои окна сияют светло и знакомо,
и шмели над малиной летают, гудя,
и ромашки цветут возле самого дома.
И срываюсь я с места.
И еду туда,
Где сегодня бушуют метели да вьюги
И мерцает над снежною толщей звезда,
Как слеза
На ресницах забытой подруги.
«Здравствуй!»– я говорю.
Но звучит как «прощай»
Это слово моё над родным пепелищем.
Так нередко бывает:
торопимся в рай,
а находим в нём вовсе не то, что мы ищем.
То, что близким казалось,
на стылом ветру
