Это не преувеличение. Сразу же после прихода на пост президента США Рональда Рейгана на самом высоком уровне был запущен проект «Сократос» под руководством физика, полковника М. Секоры. Наиболее детальный, документированный и ориентированный на сегодняшний день отчет о проекте «Сократос» опубликован в книге Эрвина Экмана «President Reagan's Program to Secure U.S. Leadership Indefinitely: Project Socrates». Главная цель проекта состояла в объективном анализе уровня конкурентоспособности критических отраслей промышленности США, выявлении сфер науки и техники, где США отставали от СССР, Европы, Японии и осуществлении экстраординарных мер по преодолению отставания и обеспечению лидирующих позиций во всех критических технологиях уже в течение 80-х годов. Проект реализовывался во всех ключевых отраслях науки, промышленности и технологий Соединенных Штатов с вовлечением в него всех крупнейших высокотехнологичных корпораций, университетов, исследовательских центров и т. п.
В СССР в это время случилась перестройка. Технологии были забыты. Научно-технические направления прикрывались и лишались финансирования буквально ежемесячно. В какой-то мере научно-технологический погром эпохи перестройки стал продолжением падения научно-технического фактора в экономическом развитии СССР, которое началось еще со второй половины 70-х годов. Тогда науку и технику подменили открытые в Тюмени месторождения, и высшее партийное руководство подсадило страну на нефтяную иглу. Именно в 70-е годы были посеяны семена развала, которые в полной мере проявились в 1991 году. В общем, пока американское государство занималось ликвидацией технологического отставания, массированным вливанием средств в науку и технику, Советский Союз предпочел тупиковую модель нефтепотребительского социализма. Тогда же в стране приняли к руководству к действию слова заокеанского президента Д. Кеннеди с точностью до наоборот. Бросили учить физику и принялись осваивать английский по Rolling Stones и Led Zeppelin.
Несмотря на все неблагоприятные обстоятельства, внутри различных сегментов российской экономики и, прежде всего, военно-промышленного сектора продолжали развиваться островки высоких технологий. Как это ни удивительно, наибольших успехов практически в большинстве сфер науки и техники Советский Союз достиг на технологическом уровне в самом конце 80-х годов, когда в полной мере начал действовать ранее созданный научный задел. Символом триумфа советской технологической мощи стал до сих пор не воспроизведенный в мире вывод на орбиту крупнотоннажного непилотируемого возвращаемого орбитального комплекса «Буран» с его успешным возвращением на Землю. Другой поразительной иллюстрацией этих достижений является недавняя публикация одного из крупнейших американских журналов Nature, где выделялись семь наиболее перспективных энергетических технологий на ближайшие 15 лет в сфере ядерной энергетики. Пять из них к 1991 году уже существовали в Советском Союзе либо в виде опытных образцов, либо доведены до стадии инженерных расчетов и стендовых испытаний.
В постсоветской, так называемой «демократической, рыночной России» о фильме «Русское чудо» никто не вспоминал. На глобальном уровне стояли другие задачи: признать советскую действительность преступной, забыть о ней и никогда к ней не возвращаться. Эти цели во многом были реализованы. А главное — в общественное сознание была вбита устойчивая установка на то, что никакого нового русского чуда уже быть не может, что новая Россия должна быть просто встроена в общемировой процесс и пользоваться благами западной цивилизации, не претендуя ни на какое первенство и тем более чудеса в развитии.
8.2. На пороге. Третьей производственной революции
Тем не менее, случилось то, что случилось. После краха СССР в мире окончательно восторжествовала мутация капитализма — потребительский финансизм. В 90-е — нулевые годы показалось, что научно-технический прогресс остановлен навсегда и все разработки сводятся к выпуску новой модели iPad или других гаджетов.
Возможно, так бы и продолжалось, если бы не глобальный финансово-экономический кризис, начавшийся в 2008 году. Под угрозой тотальной крупномасштабной катастрофы на Западе и на Востоке пришли в действие ослабленные и подавленные крахом СССР научно-технологические силы, которые соединились с государственными, венчурными и рисковыми капиталами, вставшими на ноги в ходе интернет-революции и накопившими огромные ресурсы всех типов информационными гигантами, и определенными политическими силами, заинтересованными в выживании глобальной мировой системы.
Параллельно с проведением частично целенаправленных, а частично — стихийных мер по ограничению всевластия спекулятивно-финансового и банковского капитала, произошло усиление корпоративных, государственных и социальных сил, делающих ставку на высокие технологии, как гарантию выживания современного социума и обеспечение его развития.
Любопытно, что даже сейчас, когда страна вырвалась из хаоса 90-х годов, идеологическая машина и левых, и правых в основном говорит о тяжелых перспективах экономического, финансового развития, стращает тяжелыми социальными последствиями. При этом в современном российском обществе практически не обсуждаются проблемы, связанные с технологическим прогрессом XXI века, которые активнейшим образом обсуждаются на Западе и на Востоке, и не в среде профессоров и исследователей, а политическими, технологическими и экономическими элитами, субъектами действия и других групп и слоев населения.
Доступная информация свидетельствует о том, что при всех несомненных острых проблемах, противоречиях и трудностях, которые имеются в США, Западной Европе и Японии, буквально на наших глазах разворачивается и набирает темпы Третья производственная, или промышленная революция.
Своим названием она обязана международному бестселлеру Джереми Рифкина «The Third Industrial Revolution: How Lateral Power Is Transforming Energy, the Economy, and the World», которая стала настольной книгой многих политиков и Востока, и Запада. Ее автор признан одним из наиболее влиятельных экономистов современности. Он является советником Еврокомиссии. Среди его поклонников — Барак Обама, Политбюро Коммунистической партии Китая, правительство Бразилии, а на постсоветском пространстве — руководство Казахстана. На основе идей Рифкина разработан план дальнейшего экономического развития Евросоюза, который уже принят Европарламентом.
Наряду с книгой Дж. Рифкина о Третьей производственной революции возвестили еще две работы. Они стали настольными книгами не только в высоких государственных кабинетах, но и, прежде всего, в бизнесе, среди новой генерации научно-технического и программистского сословий. В их число входят книги Питера Марша «Новая индустриальная революция: потребители, глобализация и конец массового производства» (The New Industrial Revolution: Consumers, Globalization and the End of Mass Production), редактора одного из наиболее авторитетных в мире журналов Economist, постоянного автора Financial Times, и бестселлер Криса Андерсона «Производители: Новая промышленная революция» (Makers: The New Industrial Revolution), редактора знаменитого журнала и интернет-портала Wired. К сожалению, ни одна из этих трех обсуждаемых, а сегодня уже и реализуемых во многих странах мира работ не переведена на русский язык.
8.3. Кластеры и технологические пакеты. Третьей производственной революции
При всем различии позиций авторы упомянутых выше книг едины в том, что производственная революция означает глубокие, быстрые в исторической перспективе, скачкообразные (фазовые) изменения в самих основах техники и технологий, используемых в ключевых отраслях хозяйства. Эти изменения ведут к необратимым и качественным сдвигам в организации труда и производства, системах логистики, маркетинга и продаж. Производственная революция изменяет базовые структуры экономической жизни. Полностью перестраивает социум и привычные способы его регулирования. Преобразует политические институты. Любая производственная революция имеет неоспоримые положительные эффекты и неизбежно связана с целым рядом негативных социальных последствий и проблем для широких масс населения.
Третья производственная революция по своим масштабам, последствиям и сдвигам стоит не только наравне, а возможно и превосходит Первую и Вторую производственные революции. Первая производственная революция конца XVIII — начала XIX века была связана с текстильной отраслью, энергией пара, углем, железными дорогами и т. п. Вторая производственная революция конца XIX — первой половины XX века стала детищем электричества, двигателей внутреннего сгорания, триумфом машиностроения и конвейера, как метода организации производства.
Уже на начальных стадиях Третьей производственной революции можно выделить несколько определяющих ее черт:
