Первых лиц украинской общины пригласили в Белый дом утром 27 ноября, в среду – во вторник, как уже говорилось, президент оставил колебания по вопросу независимости Украины. Пятнадцать человек полчаса беседовали с Бушем, Скоукрофтом, Эдом Хьюэттом из Совета по национальной безопасности и другими помощниками президента. Возглавлял украинцев Тарас Шмагала, родом из Кливленда. Он много лет поддерживал Республиканскую партию, руководил Украинской национальной ассоциацией – издателем “Юкрейниан уикли”. В 1988 году Шмагала возглавлял комитет “Американские украинцы за Буша”, а в сентябре 1991 года ездил в Киев в составе делегации Джонатана Буша, чтобы почтить память убитых полстолетия назад в Бабьем Яру.
Теперь Шмагала заявил президенту, что что независимость Украины – дело решенное, а признание ее Соединенными Штатами – вопрос первостепенной важности для украинской диаспоры. Бушу напомнили, как он агитировал за национальное самоопределение Украины в 70-х и в начале 80-х годов. А вот о конфузе с “цыпленком по-киевски”, судя по репортажу в “Юкрейниан уикли”, никто не вспомнил. Лидеры диаспоры вручили Бушу послание со своей исторической родины – просьбу “Руха” облегчить Украине путь к самостоятельности и перестать содержать Кремль, который развязал против национал-демократов информационную войну. Руководство “Руха” опасалось, что Кремль готовит почву для настоящей войны: “На кого ляжет ответственность за возможную агрессию Горбачева против Украины?”16
Джордж Буш порадовал американских украинцев, к которым долго был несправедлив: он решил признать Украину. Затем он пустился в туманные объяснения по поводу своего киевского визита, но гости пропустили их мимо ушей. Они запомнили лишь то, что хотели услышать. Наконец-то эти люди смогли передать добрые вести друзьям и на Украине, и в диаспоре – всем тем, кто попрекал их верностью Республиканской партии даже в то время, когда президент-республиканец подносил патроны Горбачеву. Едва выйдя из Белого дома, лидеры украинской общины поделились с журналистами: Соединенные Штаты “будут приветствовать украинскую независимость” и вслед за этим “начнут движение” к установлению дипломатических отношений. “Ни о каком графике речь не шла”, – извещала читателей газета “Вашингтон пост”17.
Известие о том, что Буш готов признать Украину, вскоре подтвердил чиновник его аппарата, который, говоря неофициально, обронил, что такое решение утвердили на совещании днем раньше. По его словам, был выработан компромисс между двумя точками зрения, выразителями которых выступали Дик Чейни и Джеймс Бейкер. Последнего в очередной раз оставили в дураках, и теперь он винил прессу и американских украинцев в том, что те “не разобрались в деталях нашей позиции”. Президент в воспоминаниях сожалел об “утечке”, зато Роберт Гейтс, сначала разделявший нежелание Буша гнать лошадей, в собственных мемуарах описал эти дни откровенно: “Развитие событий и очевидная необходимость побудили нас переступить через принципы”.
Буша и его советников не должно было застать врасплох намерение самых влиятельных украинцев Америки побеседовать с журналистами, а от СМИ едва ли стоило ожидать кропотливого изучения точки зрения администрации в свете коренного поворота в ее политике. После того, как Республиканская партия упустила гарантированное ей, казалось бы, место в сенате от Пенсильвании, популярность Буша еще уменьшилась, и выходцы из Восточной Европы стали громко выражать недовольство президентом. Белый дом уже не мог позволить себе дальше тянуть на себе Горбачева – ведь и сам Скоукрофт отзывался о нем как о бледном подобии властителя. Перемена курса при таком ветре была неизбежной, пусть Бушу это и не слишком нравилось. Союзный центр катился в бездну, и американскому президенту следовало отойти от края как можно дальше – хотя бы из чувства самосохранения.
“Утечка”, которую в Белом доме не только мгновенно подтвердили, но и вписали в широкий контекст, оказалась удобным способом оповестить США и весь мир о повороте во внешней политике: о разрыве с Горбачевым и его проектом обновления СССР. В нарушение традиции, перед такой декларацией с Михаилом Сергеевичем не советовались и предупреждать его не стали. Впрочем, с формальной точки зрения, заявлений никто не делал – незачем было и беспокоиться18.
Тридцатого ноября – спустя три дня после “утечки” и за день до украинского референдума – Буш позвонил Горбачеву, чтобы рассказать ему о положении дел, но тот уже и сам все знал. Беседа была в тягость обоим. Когда помощник президента СССР Анатолий Черняев сообщил шефу, что Белый дом запросил телефонный разговор, Горбачев разозлился: “Да зачем это? Меня не будет”. После некоторых колебаний он все же дал добро. Михаил Сергеевич не мог простить американскому коллеге того, что в его глазах было предательством. Из-за утечки в Вашингтоне рушились его мечты удержать Украину в составе СССР – а ведь Горбачев то и дело хвалился безоговорочным одобрением своей кампании Бушем и другими западными лидерами. Поддержка Запада оказалась блефом19.
Переводчик Горбачева Павел Палажченко, узнавший новость первым из новостей Си-эн-эн, признался Черняеву: “Независимо от деталей решения Буша, это сообщение, безусловно, – удар для нас”. Черняев согласился. Он составил черновик ответного выступления президента, в котором говорилось, что вести из Америки “вызывают недоумение”. Эти слова никого не переубедили даже в Москве. Горбачева уже ругали на первой полосе обычно почтительных “Известий”. Автор статьи доказывал, что хотя утечка в Вашингтоне и вправду походила на вмешательство во внутренние дела Союза накануне украинского референдума, жалобы Горбачева на Белый дом не имели смысла, когда социологические опросы предсказывали победу сторонников самоопределения с результатом выше 80 %. Тут же, в “Известиях”, поместили материал “Украина: за день до выстраданной воли”. Если кто и утратил связь с реальностью, то как раз Горбачев. Однако Черняев гордился своей работой и подозревал, что, не выступи президент с таким коммюнике, Буш мог бы вообще не позвонить 30 ноября20.
Когда глав государств соединили, американец заявил, что обеспокоен позицией по Украине, озвученной на днях союзным руководством. Это был прозрачный намек на подготовленный Черняевым документ. “Вы знаете наши обычаи, обычаи демократического государства. Мы обязаны поддержать украинский народ… Но у нас сложилось впечатление, что признание Украины вполне может вернуть их к процессу выработки Союзного договора”, – заявил Буш. Горбачев перешел в контратаку: “Не скрою, что утечка из Белого дома, из которой следует, что Соединенные Штаты всерьез обдумывают вопрос о признании независимости Украины – и в первую очередь потому, что такая утечка произошла перед самым референдумом, – воспринимается негативно. Складывается впечатление, что Соединенные Штаты не то что хотят повлиять на наши события, а просто даже вмешиваются в них”.
Горбачев огорошил собеседника: голосование жителей Украины за независимость не будет означать поддержку ими выхода республики из состава СССР. Он провел параллель с войной в Югославии. “Если кто-то на Украине говорит, что страна выходит из Союза, и кто-то утверждает, что поможет им, – упрекнул Горбачев Буша за разворот в сторону Киева, – то это будет означать, что двенадцать миллионов русских, а также представители других народов станут гражданами иностранного государства”. Он подчеркнул, что претензии Ельцина на украинские территории, прилегающие к России, и озабоченность положением русского меньшинства в Крыму, Донецкой и Луганской областях при наихудшем развитии событий могут вылиться в конфликт. Президент СССР последовал совету, как играть на проблеме этнических меньшинств, данному ему месяцем раньше Георгием Шахназаровым.
Черняев, который слышал разговор, резюмировал в дневнике доводы своего начальника так: “Независимость не есть отделение, а отделение – это Югославия в квадрате, в десятой степени!” Горбачев попросил Буша не предпринимать шаги, которые ободрили бы сепаратистов. “Каждый штат в составе США обладает суверенитетом, но мы относимся к Соединенным Штатам как к цельному государству”, – прибавил Горбачев.
“Совершенно верно”, – ответил американец. Но идти на попятный он и не думал: “Положительная реакция на стремление украинцев к самостоятельности даст вам возможность разрешить противоречия, ставшие преградой на пути к осуществлению политических и экономических реформ”. Буш убеждал Горбачева, что в его намерения не входило строить козни за спиной советского коллеги. “На мою администрацию оказывают определенное давление, – признался он, имея в виду проблемы, которые создали ему собственные украинцы. – Я не могу представить, через что вам довелось пройти, но здесь давят на меня, поэтому я ваше положение в какой-то мере понимаю”.
