а не как правовые обозначения.
Что собою представляют пресс-центры и родственные им службы, если не учреждаемые внутренними положениями органов, организаций, ведомств и предприятий бюро и отделы для воспрепятствования выходу отсюда сведений, в значительной части не подлежащих утаиванию?
Тут и финансирование имеет место в чистейшем виде, и оно нередко предусмотрено уже в самих положениях или в других соответствующих внутренних документах.
В немалой части работающие в пресс-службах имеют статус госслужащих. К ним предъявляются особые требования, о чём сказано, в частности, в указе президента РФ «Об утверждении общих принципов служебного поведения государственных служащих» от 12.08.2002 г. № 885.
Вот фрагмент из него:
2. Государственные служащие, сознавая ответственность перед государством, обществом и гражданами, призваны:
р) соблюдать установленные в государственном органе правила публичных выступлений и предоставления служебной информации.
(В редакции указов президента РФ от 20.03.2007 г. № 372 от 16.07.2009 г. № 814 и от 25.08.2021 г. № 493).
Уже само слово «поведение», как представляется, должно каждого госслужащего наводить на грустные мысли о том, как бы оно, его персональное поведение, не оказалось «плохим» в оценке органа, в котором он служит. Соответственно — ему, видимо, не обойтись без оглядки по меньшей мере не раз и не два за день на «правила», установленные органом для себя.
Что за этим должно следовать?
Делегирование госорганам права самим сочинять правила в отношении запретов есть «невинный» факт прямого возврата к цензуре в том виде, в каком её многие в России и в республиках бывшего СССР сумели запомнить, поскольку речь тогда шла, безусловно, о предварительном «просеивании» или выверке сведений перед их оглашением или предоставлением кому-либо, таких действиях, для которых не ставилось никаких вех. В новой России чиновники из сословной осторожности или даже боязни вольны́ предоставлять информацию участникам брифингов и пресс-конференций уже «выжатой», а простым посетителям офисов или по запросу — вообще отказывать, просто так, «на всякий случай».
Понятно, с их стороны это становилось лишь актом служебного исполнения правовой нормы, «добросовестным», «похвальным» актом.
Если же говорить об информации, нужной средствам массовой информации и населению (не только России, а и любой страны в мире), часть которой удерживают чиновники, то без неё неполным или даже неверным может оказаться публичное освещение той или иной важной темы или события.
Скверной (по духу) иллюстрацией этого нашего комментария является эпизод с отстранением от должностей Владимира Волкова, главы республики Мордовии, и председателя правительства этого же региона Владимира Сушкова — сразу при назначении врио главы республики Мордовии Артёма Здунова в 1921 году.
С момента, когда оба чиновника лишились занимаемых постов, ни региональные, ни общероссийские пресс-центры госорганов, равно как и тамошние средства массовой информации не обронили, что называется, ни одной буквы об этом важном факте.
Что с отставниками, где они сейчас и по какой причине отстранены, жители Мордовии, да, кажется, и всей России и всего мира в полнейшем неведении; это, без сомнения, должно служить показателем слаженной грубой закулисной возни вокруг перемещений в чиновничьей среде, а также — возможного давления на местные СМИ и на тех должностных лиц, которые попросту были обязаны не обходить состоявшееся важное событие пошлыми умолчаниями.
Кто скажет, что пресс-центры и другие службы с аналогичными полномочиями во властных структурах мордовского региона и России выполняли в данном случае свои функции добросовестно? А ведь подобное, хотя и в разных вариациях, вовсе не редкость, причём то же самое необходимо сказать и о пресс-службах при экономических, промышленных, сельских и других предприятиях и учреждениях, а также — общественных объединениях и их многочисленных филиалах и пунктах.
Так что, если в полноте представить, какому потоку информации и мнений пресс-центры и родственные им спецслужбы в настоящее время сообща ставят заслоны перед СМИ, а также перед населением, то, думается, вряд ли бо́льшими были информативные ограничения в период всевластия коммунистических режимов — как в Советском Союзе, так и в других странах, где цензура существовала и её оберегали в правовом порядке.
И давайте поудивляемся: странная у теперешних СМИ и у правозащитников привязанность к отвлечённой свободе слова и к плюрализму, если имея перед собою столь мощную махину из пресс-образований для проведения хотя бы и «неофициальной», ниоткуда и ни в чём не испытывающей ограничений цензуры, они считают невозможным не то что хотя бы изредка рассказывать о ней, а даже — не замечают её.
Также странно и то, что с этим уклонением от реального положения вещей, похоже, целиком согласна и так называемая широкая общественность. Как будто никому не дано увидеть в упор очевидного.
Нигде ни слова, ни изображения, ни звука!
Здесь уместно ответить на возражение: дескать, через пресс-образования проходит или не проходит информация, в то время как они не ответственны за массовую информацию, по отношению к которой и вводится правовая норма о запрете цензуры.
Эта лукавая позиция легко уязвима.
Ведь цензура, когда она инициировалась государствами для «очищения» массовой информации, проводилась в основном ещё на «замкнутом» или производственном, а то и допроизводственном этапах работы СМИ, когда массовой информации ещё не могло быть в наличии, поскольку её сход с конвейера только ожидался; в этом случае запрет мог устанавливаться именно на информацию, на «обычную» информацию.
Так, в частности, было в достопамятном Телеграфном агентстве Советского Союза при Совете министров СССР (ТАСС) — одном из крупнейших информационных учреждений в мире и притом ещё с репутацией наиболее правдивого и объективного; ныне — ИТАР-ТАСС (хотя по принятой условности агентство по-прежнему подписывает свои сообщения как и при советской власти: ТАСС).
Из-за боязни выставиться хотя бы в чём неприлично за рубежом (да и в своей империи тоже) оно проводило сплошную очистку информации ещё даже не собираемой — посредством служебного истребования заявок на события и факты (темы) от своих корреспондентов и сотрудников с последующим утверждением перечня годных к разработке и выпуску материалов главными подразделениями рабочего конвейера, а также, само собой, и — цензорами.
Творческий персонал ставился тем самым в очень тяжёлое и унизительное положение. Чтобы заявить материал, служащим нужно было, во-первых, в предварительном порядке более-менее основательно уяснить и проработать его «для себя». Во-вторых, в случае непринятия и незачёта предложенной темы не возвращаться к «запретному» никогда.
То есть в обоих случаях речь шла о резком сужении поиска на информационном поле и, кроме того, к бездумной растрате профессиональных сил.
Этот бусурманский стиль «очищения» успел «затвердеть» как на деле, так и в словах: отказ на предоставляемую заявку был выражаем одной чеканной и грозной фразой: «ТАСС об этом — не пишет», — она становилась крылатой.
Из числа работников
