Затем я полетел на командный пункт 7-го корпуса чуть к западу от Лимбурга. Лимбургский аэродром принимал самолеты транспортной бригады, привозившие по полтонны бензина практически ежеминутно. Если бы не авиация, мы бы уже остались без горючего.
Прежде чем я уехал из штаба корпуса, я добился от Гэя согласия договориться по телефону о границах между 8, 20 и 12-го корпусами, так как мы собирались поместить 8-й корпус в середину. Мидлтона вариант разграничения устраивал. Однако ввиду предстоящего наступления на Веймарский четырехгранник и возможной немецкой контратаки из предместий Ганау, я велел ему отложить операцию, поскольку с той позиции, которую он занимал около Лимбурга, он самым наилучшим образом мог воспрепятствовать любым поползновениям противника нанести нам удар со стороны Ганау.
На пути домой мы с Кодменом пролетали над Рейном и сделали фотографии с воздуха в том месте, где 8-й корпус форсировал горловину реки.
В 18.30 позвонил Брэдли и сказал, что генерал Эйзенхауэр обеспокоен риском, с которым связана атака на Веймар, однако после обсуждения я получил разрешение продолжить операцию.
Я договорился о создании двух новых рот в составе 4-й бронетанковой дивизии взамен тех, которые, как мы теперь уже точно знали, попали в окружение и были захвачены. Командовавший ими капитан получил легкое ранение, когда роты форсировали Майн восточнее Франкфурта. Однако они продолжали продвижение и достигли предместий Гаммельбурга. Они столкнулись с подразделениями трех немецких дивизий, которые дрогнули перед их натиском.
Когда часть танков и мотопехоты на бронемашинах дала бой противнику, оставшаяся часть танков отправилась в лагерь военнопленных в десяти километрах к северу и освободила всех, кто там находился. Эти танки вместе с более чем тысячей пленных присоединились к своим товарищам у Гаммельбурга и двинулись в обратный путь по дороге, которую отбили у неприятеля. То, что произошло дальше, рассказал мне присутствовавший там (но не командовавший) мой адъютант майор Стиллер. Он предлагал капитану, взяв немного севернее, воспользоваться другой дорогой, а не той, по которой они пришли сюда. Командовавший отрядом офицер отклонил предложение. Позднее, когда он остановил машины для заправки, колонна с разных сторон подверглась нападению сразу трех немецких пехотных полков и была рассеяна. Когда стало ясно, что происходит, майор Стиллер, командир отряда, а с ними еще пятеро рядовых и сержантов продолжали сражаться до тех пор, пока не истратили все патроны. Техника также [238] была выведена из строя, и им не осталось ничего другого, как сдаться.
1 апреля, два года спустя после гибели Джексона{218}, мы продвигалась медленнее обычного, в основном из-за блокпостов на дорогах и мин. Но так или иначе 4-я бронетанковая дивизия находилась в шести километрах к западу от Эйзенаха, в то время как северная колонна 11-й бронетанковой дивизии того же 12-го корпуса была в Оберфильде. Из штаба 12-й группы армий мы получили предупреждение: если мы не достигнем Веймара к концу дня 1 апреля, нам следует остановиться и дождаться выдвижения Первой и Девятой армий. Нам же удалось убедить вышестоящее начальство разрешить нам не прекращать наступления хотя бы до 17.00 2 апреля.
2 апреля 8-й корпус в соответствии с нашими планами, начал занимать позицию между 20-м на севере и 12-м на юге, высвобождая 4-ю бронетанковую дивизию. 80-я дивизия 20-го корпуса возобновила наступление на Кассель, имея времени в обрез; однако мы знали, когда мы ставим перед 80-й задачу, она будет выполнена и необходимый эффект всегда достигнут.
В тот день пришло несколько сообщений о том, что немецкие солдаты, как позднее выяснилось, из состава 2-й горнострелковой дивизии, бежавшие с высот к северо-востоку от Франкфурта, появились в тылу 12-го корпуса. Там они напали на санитарный поезд, убили офицера и двух рядовых, а также захватили полевой склад боеприпасов. В первых поступивших ночью сообщениях живописались зверства немцев, включая убийство всего персонала госпиталя, изнасилование медсестер и уничтожение склада боеприпасов. Это, попросту говоря, еще одна иллюстрация того, что сообщения о событиях, которые имели место после заката солнца, не заслуживают слишком серьезного отношения. Ночью у страха глаза особенно велики.
В данном конкретном случае офицер и двое рядовых погибли во время первой стычки. Впоследствии немцы, прорвавшись к грузовикам и санитарным машинам, которые они намеревались использовать как средства передвижения, не причинили ни малейшего вреда ни врачам, ни медсестрам, ни прочему персоналу госпиталя. В дальнейшем они действительно натолкнулись на склад с боеприпасами, охраняемый темнокожими солдатами, которые немедленно задали деру. Немцы, однако, и не подумали поджигать или взрывать боеприпасы, а постарались уйти как можно дальше.
Наследующий день поисковая команда, состоявшая из 71-й пехотной дивизии, 10-го пехотного полка (полковник Р. П. Белл) 5-й пехотной дивизии и разведывательного батальона (подполковник [239] М. У. Фрейм) 13-й бронетанковой, окружила немцев. В плен взяли восемьсот человек, еще пятьсот лишись жизни в основном потому, что слухи о якобы творимых ими зверствах докатились до личного состава.
Общие потери всей армии за целый день составили 190 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести, что является самым наглядным доказательством того, сколь незначительным было оказываемое нам сопротивление.
Река Верра оказалась более серьезным препятствием, чем ожидалось, поскольку частично остановила 6-ю и 4-ю бронетанковые дивизии и замедлила продвижение 11-й бронетанковой. Кроме того, в тот же день при попытке пересечь реку 61-я бронетанковая дивизия подверглась яростной атаке с воздуха.
3 апреля мы переместили командный пункт в немецкие казармы в районе северного выезда из Франкфурта. Мы с Кодменом приехали туда из Оберштейна. Долина, по которой пролегает дорога на Майнц, сильно напоминает долину реки Коу в штате Канзас.
Дороги находились в превосходном состоянии, а все местное немецкое население отправилось на разборку завалов в разрушенных городах. Там было чем заняться. Майнц сильно пострадал. Вероятно, две трети города превратились в сплошные руины. Немцы взорвали множество мостов через Рейн, но в одном случае железнодорожный мост к северу от Оппенгейма, рухнув, перегородил реку, так что противник больше не мог, пуская нагруженные динамитом баржи по воде, взрывать наведенные нами переправы к северу от Оппенгейма.
На пути мы решили сделать остановку в Бад-Кройцнахе, чтобы проведать полковника Хайнса, однако его отправили из госпиталя за два часа до нашего приезда.
Мы видели довольно много освобожденных из плена солдат и офицеров, которые, учитывая тот факт, где они побывали, выглядели совсем неплохо. Еще водной группе находившихся на излечении раненых насчитывалось по меньшей мере шесть самострельщиков, включая одного офицера, с чем я столкнулся впервые. Я завел с ними свой обычный доверительный разговор:
– Кто тебя ранил? Надеюсь, поквитался с ним?
– Нет, сэр, это я сам.
– Да ты что?! Когда это случилось? Днем?
– Нет, сэр. Ночью.
– Больно было?
– Нет, сэр. Приятель сразу же перевязал меня.
– Знаешь, кто ты такой?
– Не могу знать, сэр.
Затем я сказал: «Давайте и вы, парни, все слушайте, что я скажу», а потом угостил его самыми «теплыми» эпитетами из своего лексикона. Я прямо заявил, что, ранив себя, он не только показал [240] собственную трусость, но и переложил свою долю солдатского труда и риска на плечи своих храбрых товарищей, которые не искали столь же малодушного пути выйти из боя.
Прибыв в новую штаб-квартиру, мы узнали, что 4-я бронетанковая дивизия достигла предместийГоты, а штурмовая бригада «Б» 11-й (командир – полковник У. У. Йейл) находилась в двенадцати километрах к юго-западу от Ордруфа. У нас также имелся четкий приказ высокого начальства, заключавшийся в том, что по достижении линии Мейнинген – Ордруф – Гота – Мюльхаузен мы должны остановить продвижение и ждать, когда подтянутся части Первой и Девятой армий.
4 апреля мы провели новое разграничение зон ответственности между нами, Первой и Седьмой армией, а также определили новую линию остановки, проложив ее через Мейнинген – Готу – Зуль – Лангерзальц – Мюльхаузен. После выхода наших частей на эти рубежи мы не могли продолжать продвижение более чем на несколько километров в день, пока не подойдут Первая и Девятая армии. Ожидание обещало затянуться, поскольку два из четырех корпусов Первой армии и один корпус Девятой все еще не закончили уничтожение и взятие в плен окруженных в Рурском котле немцев. Мы одолжили Ходжесу для быстрейшего завершения дела 5-ю пехотную дивизию и 13-ю бронетанковую.
Очень удачно, что, когда мы проводили линии разграничения, а также определялись с рубежами, на которых нам предстояло ждать соседей, на совещании присутствовал генерал Пэтч – командующий Седьмой армией.
