…Так и на Руси XVII века сразу ясен был ранг того, кто шествует оглашать царскую волю, разворачивать свиток и «орать во всю Ивановскую».
Свитки хранили на полках, в хранилищах. Менее важные — без пеналов, но вообще-то старались прикрыть даже их. А уж важные документы — обязательно в пеналах, потому что во всех хранилищах непременно водились мыши. Клей, которым склеивались листы, делался из кости, вываривался из коровьих жил и для мышей, как видно, представлял немалую ценность. Мыши рукописи грызли, и от них свитки надо было спасать.
В пеналы с каким-то «делом» могли складывать все доносы, доклады и «пыточные речи» по этому делу. Складывали как есть, с бурыми пятнами крови и с записями типа: «А после встряски бормотнул невнятно, костями хрустел да затих», или «под кнутом орала „ох деточки мои“, потом задергалась и стихла». XVII век, простота нравов; жестокость, которую никто и не думает прятать.
Это совершенно подлинная история, когда студентка, проходящая практику в архиве, с диким криком отбросила свиток, а сама упала в обморок: из развернутого ею свитка вывалился коричневый, скрюченный, сухой и страшный человеческий палец. Это оказалось дело двух подравшихся на посту стрельцов. Подрались они, и первый второму откусил нос. Нет, это я не шучу! Я вполне серьезно рассказываю историю, тоже ведь характеризующую нравы. Итак, один другому откусил нос. А другой первому тогда оторвал палец, причем большой палец на правой руке.
Следователи «ругмя ругали» обоих, напирая на то, что дураки-стрельцы теперь «в службу стали негожи» и нанесли тем самым ущерб казне и царю. Но как ни ругай, а пальцы и носы от ругани приказных как-то не отрастают, и стрельцов отправили на окраины страны, в дальние гарнизоны — пусть дослуживают как есть, без носа и без пальца. А в свиток с делом аккуратно вложили «вещественные доказательства» — откушенный нос и оторванный палец.
Я так подробно рассказал о языке и письме, так сказать, о средствах коммуникации, потому что на этом примере особенно видно — на Руси XVII века мы оказались бы иноземцами… а то и инопланетянами.
ОДЕЖДА
Но так же непривычны и все остальные стороны московитского быта. Вроде бы уж одежда понятна — она почти такая же, как у нас сейчас. Но только «вроде бы». Рубашка? Но это слово употребляется в основном для обозначения мужской рубашки, у которой есть застежки — завязки или пуговицы. Длинная, до бедер, рубашка, которую надевают через голову, — это «сорочка», как и женская рубашка до пят. Сорочки красивые, украшены вышивкой, разноцветные.
Куртка? Но человек XVII века скажет, что это зипун, а слово «куртка» ему как-то и не очень понятно… Да и надевается зипун в основном под кафтан, и сравнить его можно скорее с жилетом, нежели с пиджаком.
Кофта?! Но это слово пришло из тюркского мира и означало исключительно мужское одеяние. Женская кофта — плотно облегающая тело, без рукавов или с короткими рукавами — это душегрея.
Точно так же и шаровары — это чисто мужская одежда, и пройдет очень много времени, пока дамы на Руси, выходя в лес или в поле, станут надевать ее под юбки — для тепла и для защиты от комаров и от веток.
Штаны? Это слово обозначает верхнюю нарядную одежду, очень часто красиво расшитую мехом, утепленную. А не вообще всякие «штаны», как сегодня.
Из глубин памяти всплывает уж точно древнерусское слово «порты»… но прошли времена, когда это слово обозначало вообще всякую одежду. Теперь это — нижнее белье, причем исключительно мужское. Женщины не носят ничего подобного.
Сарафан?! (Еще одно спасительное слово). Но и тут неувязка… До XVII века сарафаном называлась вовсе не женская, а мужская распашная одежда, которая застегивалась спереди. Только в XVII столетии сарафан становится исключительно женской одеждой.
Дома женщины ходят в одеяниях, которые нам показались бы очень знакомыми — мы теперь их называем халатами. Но тюркское, татарское слово «халат» и тогда, и вплоть до XIX века относилось только к мужскому халату, который не застегивается спереди на пуговицы, а запахивается и завязывается пояском. Женская одежда — это летник. Много позже на Русь придет французское слово «капот», а его, ныне полузабытое, вытеснит «халат». Но произойдет это, когда на женскую одежду перенесут это тюркское слово. Ведь если мужчины ходят дома в халате (или накидывают его поверх рубашки и штанов), то почему его нельзя применить к женской одежде, в которой тоже ходят дома?
Еще одно нововведение XVII века — юбка. Вот она точно такая же, как в наше время. Но носят юбку по большей части в городах, и шьют ее из парадных торжественных тканей: ведь юбка — одежда преимущественно «для выхода».
Вот еще знакомое слово — «кафтан». Его человек XVII века понял бы сразу, но наверняка попросил бы уточнить, какой именно кафтан вы имели в виду: русский? Турский (то есть турецкий)? Венгерский? Польский?
Турский кафтан шился свободным, с длинными рукавами, застегивался только у шеи.
Русский кафтан кроился «в талию», и сзади образовывались фалды, почти как у фрака.
Венгерский и польский различались покроем рукавов, нашивками и украшениями.
В прохладную погоду и мужчины, и женщины надевали однорядку — шилась она без подкладки, «в один ряд», откуда и название. Широкая распашная одежда с откидными рукавами и с проймами для рук имела специальные отверстия для рук у пройм. Получалось, что носить однорядку можно и с рукавами, и без рукавов — удобно, особенно в континентальном климате, где погода очень часто неустойчива.
Если однорядка шилась с широким отложным воротником — это уже охабень — чисто мужская одежда.
Зимой носили шубы, но если у простолюдинов шубы были чаще всего овчинные, то люди побогаче старались сделать себе шубу лисью или волчью, а бояре «строили» себе и домочадцам такие шубы из соболей или куниц, что стоили они «великие тыщи рублей». Эти шубы, стоившие целое состояние, обязательно упоминались в приданом богатой невесты и переходили от мамы к дочке и от бабушки к внучке.
Вот ферязь — длинную, расширяющуюся книзу, украшенную дорогим мехом, вышивкой, драгоценными камнями ферязь носила только знать.
К тому же все ткани XVII столетия просто исключительно грубы: просто потому, что такова выработка, таков инструмент. «Кадашевское полотно», превосходившее голландское, ничем не лучше современной льняной ткани. Любят такую ткань не все — для них эти ткани «кусаются». А то полотно — домашней «кустарной» выработки, из которого шили сорочки, портки, сарафаны и летники, нам бы показалось ненамного лучше мешковины. Хотя дело, конечно, еще и в привычке…
На голову надевали шапку, причем в каждой волости шапки были разных форм, разного покроя и цвета. Опытный человек по одному только виду шапки сразу определял, откуда родом крестьянин или посадский человек. Шапки носили и летом, и зимой. Меховую шапку называли малахаем (слово татарское) или треухом; их покрой ничем не отличается от современного.
Зажиточные люди носили чаще всего колпаки, а в прохладную погоду — мурманки (или мормолки, мурмонки) — высокие шапки на меху, с расширяющейся книзу тульей.
Знать щеголяла в горлатных шапках — высокие, сделанные из меха, они расширялись кверху и выглядели необычно и торжественно.
На ногах крестьянина, как правило, были лапти, у горожанина — такие же знакомые нам сапоги… Непривычно то, что сапоги эти делали разноцветными — желтыми, красными, зелеными, вовсе не считая их чисто рабочей, скучной обувью. Такой обувью были бахилы — сапоги без каблука, которые крестьянин обувал осенью и весной, когда в распутицу надо было вести полевые работы. Носков не было — их заменяли портянки, обмотки.
Вот что было бы нам хорошо знакомо, хотя и показалось бы однообразным — это прически. Косы у женщин; одна коса — девичья. Наутро после брачной ночи заплетали две «бабьи» косы. У мужчин — короткая стрижка «в скобку», «в кружок». И здесь XVII век принес свои новшества — раньше волосы на Руси носили длинные, подстригая чуть выше плеч.
Но в целом облик московита, его одежда не произвели бы на нас впечатление чего-то родного и знакомого. Даже детали туалета, о которых мы вроде «что-то слышали», — это знакомые незнакомцы. И в целом совершенно другая страна. Народ, одетый непривычно и странно.
ДРУГИЕ СТОРОНЫ БЫТА
И в доме почти все показалось бы нам незнакомым. Крестьянская изба, не разделенная на разные комнаты, в которой основное место занимает русская печь, нам бы уж точно не показалась ни особо знакомой, ни так уж сильно привлекательной. Глядя на это, в общем-то, небольшое пространство (даже богатой северной избы), всегда удивляешься — да как же они все тут помещались?! Несколько супружеских пар, принадлежащих к разным поколениям, куча ребятишек и подростков обоего пола, старики… И все эти десятки людей — на сорока, от силы 50–60 квадратных метрах?! А ведь помещались, помещались…
