Матти Фридман завершает свою статью выводом, что «Израиль – это не идея, не символ, не олицетворение добра или зла, не лакмусовая бумажка на уровень либеральности. Многие на Западе предпочитают старую удобную позицию, состоящую в том, чтобы ругать евреев, потому что это дает чувство превосходства и избавляет от необходимости сталкиваться с неприятной, запутанной реальностью. Это же так просто – убедить себя в том, что все перечисленные проблемы касаются только Израиля и порождены только им. Журналисты же пользуются своим профессиональным положением и готовностью Запада обманываться и создают версию событий, отвечающую ожиданиям читателей. Вот и получается по Оруэллу: мир создает иллюзии, толкающие его к погибели».
Я благодарен моим израильским друзьям за то, что они прислали мне этот внимательный анализ антисемитских предрассудков мировой прессы, тем более, что автор статьи абсолютно прав. В ответ, из склонности к спору и провокации, я посоветовал им вместо слов «Израиль» и «евреи» поставить «Россия» и «русские». Или, пуще того, «Иран».
С этой точки зрения можно проанализировать вообще все, что пишется в западной прессе: любые ситуации, любые события представляются в упрощенном, подчас карикатурном виде; мир делится на «хороших» (Запад) и «плохих» («других», к которыми могут относиться сербы, евреи, русские, арабы, мусульмане). «Другие», независимо от того, виноваты они в чем-то или нет, хороши ли они с объективной точки зрения или нет, всегда будут оцениваться критически, и что бы хорошее они ни сделали, ни объективной оценки, ни похвалы они никогда не дождутся.
По отношению к России «когнитивный остракизм», описанный Фридманом, совершенно тот же, что и по отношению к Израилю, только в десять раз сильнее, поскольку риторика, разработанная западной прессой и академическими кругами для России, формировалась не одно десятилетие. Она тем более враждебна, что у России, в отличие от Израиля, нет в Вашингтоне надежной поддержки в виде симпатизирующих ей периодических изданий. И Путина не зовут с выступлениями в Конгресс, как зовут Беньямина Нетаньяху.
Как же происходит эта когнитивная манипуляция, точнее, когнитивная деформация? Термин «манипуляция» не вполне тут подходит, поскольку он предполагает постоянно, планомерно претворяемый на практике злой умысел, что-то вроде журналистского заговора – тогда как в действительности журналисты просто механически воспроизводят уже существующие клише и стереотипы. Порой они этого даже не сознают – равно как не сознают этого и активисты НПО, уверенные, что борются «за свободу и демократию», в поддержку «этнических меньшинств и российского народа, притесняемых властями».
Выбор лексики и семантические деформации
Анализ риторики испокон веков являлся академической наукой, и существуют многочисленные исследования языка прессы в отношении России. Здесь мы не будем пристально изучать этот вопрос. Наша цель – показать на некоторых примерах, как строится антирусская риторика – в прессе и в академических исследованиях. В академических текстах она в высшей степени туманна и запутанна и представляет собой особый смыслозатемняющий жаргон[346].
Самый простой способ дискредитировать Россию – через тщательно отобранную лексику. Освещая украинский конфликт, можно писать о «воинствующих сепаратистах Донбасса», а можно – об «антиукраинских сопротивленцах». Можно говорить об «аннексии Россией Крыма» – а можно о «возвращении Крыма в лоно России-матушки». А ведь речь идет об одних и тех же людях и событиях. Пресса пишет о «самопровозглашенной Донецкой республике» – и о «легитимном киевском правительстве», о «террористах, вооруженных Россией» – и о «солдатах регулярной украинской армии». То же самое касается «президента Порошенко» и «автократа Путина». Не говоря уже о том, что «жертвы» в прессе всегда украинские, а «агрессоры» всегда российские (ну в крайнем случае пророссийские). Создается впечатление, что все снаряды летят из России и падают на несчастных украинцев.
Итак, выбор лексики является основополагающим, ведь именно он создает ощущение принадлежности к одному и тому же лагерю или, наоборот, порождает недоверие и враждебность. Wording, Sprachregelung, usage contrôlé des mots, тщательный отбор лексики – это первый этап в деформации медийного языка. Занимаются этим профессионалы от коммуникации, это они придумывают формулировки и клише, которые удобно повторять и которые потом прочно войдут в обиход и замелькают на первых страницах периодических изданий. Именно так все и было, когда разразился украинский кризис.
Если проанализировать язык прессы в начале конфликта и проследить за его развитием (это касается любых конфликтов вообще), то нетрудно засечь момент, когда агентства по коммуникации, ответственные за разработку риторики, формируют клише; затем их подхватывают западные СМИ, которые направляют общественное мнение в желаемое русло. В 2014-м, когда разразился украинский кризис, в распоряжение украинского правительства было послано несколько десятков американских специалистов по коммуникации, они-то и разработали антирусский «новояз».
Вплоть до референдума о самоопределении Крыма и до кровопролития в Одессе журналисты еще колебались, пробовали разные формулировки, не могли выбрать между двумя лагерями. Россию уже клеймили, референдум критиковали, но все же не решались полностью дискредитировать народное голосование. Точно так же обстояло дело с трагедией в Одессе: западная пресса подхватила пропаганду украинских националистов, но сбавила обороты, когда стало известно, что заживо сгорели сторонники России. Однако путем тщательной сортировки прилагательных неопределенность вскоре была преодолена и уступила место радикальному делению на «хороших украинцев» и «плохих русских и прорусских боевиков».
Как отмечает Алис Криг-Планк, специалист по формулировкам, «СМИ в этом вопросе принадлежит скорее роль глашатая, распространяющего новость, чем роль создателя клише и застрельщика»[347]. Так кто же застрельщик? Бюро по коммуникациям и пиар-агентства, финансируемые государством и крупными концернами:
«Как будто случайно оброненные фразы, выстроенные по определенной схеме аргументы, некоторые специфические элементы языка, умело составленные вопросы-ответы играют немаловажную роль в политическом дискурсе, именно они пускают странствовать по миру речевые обороты, превращающиеся в готовые клише»[348].
Либеральные философы любят говорить о «рынке идей»: так и видишь граждан-потребителей, отоваривающихся на этом рынке, как в супермаркете. Однако, подобно большинству капиталистических рынков, рынок идей не знает свободной конкуренции. В действительности он тщательно изучается и формируется маркетологами, стремящимися усилить позиции «ведущих фирм», утвердить их жесткие формулировки в ущерб менее серьезным конкурентам. Под лощеным фасадом медийной конкуренции и свободы слова скрывается манипуляция, усиливающая позиции хозяев рынка.
В качестве примера «языковых средств», разработанных специалистами по коммуникации на потребу прессы, можно привести «Israel Project 2009. Global Language Dictionary». Израиль, часто представляемый мировой прессой в неприглядном виде, умеет за себя постоять. Евреи составили каталог обвинений и ответов на них для любой ситуации. Какой бы вопрос ни задал иностранный журналист – касательно Палестины, бомбардировки сектора Газа, освоения занятых арабами территории, терактов, мирных переговоров, статуса Иерусалима, стены Плача, – на все в этой книге есть готовый ответ. Там написано даже, как следует обращаться к левым в университетском кампусе и какие выводы следует делать из речей президента Обамы… В целом 25 важнейших правил для ведения политических дебатов. Там даже дается совет, как убедить западную публику: надо выразить симпатию к обоим лагерям и четко разделить палестинский народ и Хамас (на сегодняшний день враг номер один).
Словарь рекомендует говорить, что «ошибки совершают все, и Израиль не исключение»; что Израиль «хочет построить счастливое будущее для всех, включая палестинцев». Рекомендуется никогда не говорить, что «Израиль позволяет или не позволяет палестинцам делать то-то и то-то». В главе IV даются рекомендации, как «изолировать Хамас, поддерживаемый Ираном, и представить его препятствием делу мира». В главе VI объясняется, как доказать, что «в секторе Газа Израиль стремился лишь отстоять свое право защищать собственные границы».
Точно так же нельзя давать собеседнику говорить о «праве палестинцев вернуться на свои земли»; надобно его поправить и объяснить, что в «1948-м арабские страны конфисковали у евреев их собственность и вынудили их покинуть свои жилища». Касательно израильских палестинцев, изгнанных из своих домов в 1948 году, надобно объяснить, что они «имеют право жить в своем государстве вместе со своим народом. Они имеют право иметь палестинское государство. <…> Идея заключается в том, чтобы было два государства: еврейское государство для евреев и палестинское государство для палестинцев. Но переселение многих тысяч палестинцев в Израиль, в еврейское государство, совершенно недопустимо».
