Три цвета – бледно-голубой, жемчужно-серый и жёлтая охра, окрашивающая человеческие лица и руки. Рентген показал, что Матисс сначала всё задумал иначе: люди были яркого цвета – один жёлтый, другой синий, третий красный; человек наверху не играл на скрипке, а курил трубку; перед дверью внизу картины стояла обувь, которую люди на Востоке всегда снимают, входя в дом, мечеть или кофейню. Матисс все детали, все яркие краски убрал. Почему? «Я стремился к совершенству, а совершенствоваться – значит упрощать, – вспоминал Матисс. – …Лавина цвета бессильна сама по себе. Цвет достигает полной выразительности, если он организован и соответствует интенсивности чувства художника».
Для меня, востоковеда, «Арабская кофейня» напоминает стиль, созвучный мусульманскому искусству: тонкий, причудливый, любующийся красотой мельчайших деталей (предметов, обстановки, нарядов), и, конечно, дорог дух внутренней безмятежности, спокойствия, созерцания. Ценится тихое счастье. Мудрец сказал: «Направь душу к её благородным силам, к кротости, великодушию, смелости, справедливости, щедрости». Мы видим, как художник превращает обычную бытовую сценку в философский иероглиф, простая житейская ситуация становится поводом для размышлений о вечности, о человеке.
Вспоминается исламский богослов IX века, мистик Абу Хамид аль-Газали. Его высказывания и сегодня помогают принимать верные решения: «Когда ты видишь человека, который подозревает плохое в людях, изыскивая в них недостатки, знай, что он сам в душе плохой. Он смотрит на людей сквозь призму своего состояния, он чувствует удовлетворение от грехов других». Ему принадлежит очень важное толкование понятия «джихад». По его мнению, в 95-м аяте суры Ан-Ниса («Женщины») речь не идёт о борьбе на поле боя, о преодолении своего низшего я, (нарс), о борьбе «с самим собою», со своими тёмными желаниями, мыслями, поступками.
Эта картина Матисса вызывает у других мысли о контекстах искусства XX века, его противоречиях, о диалоге Пикассо и Матисса. Пикассо следует жёсткой христианской логике – гимн страданию и угроза адских мук. Его манера преображать действительность – суровая, мрачная, скорбная. Матисс же, меняя окружающий мир, рассказывает о наслаждении, о радостях жизни, прелестях рая на земле и на небе. Мне близок такой взгляд. На Востоке говорят: «Если ты не чувствуешь красоты цветов, если ты не ценишь дружбы и если тебя не радует музыка, ты болен, тебя надо лечить». Матисс вдохновлялся искусством и мудростью Востока. Он был очарован иранской миниатюрой: «Восток всегда был для меня откровением. Персидские миниатюры, например, открыли мне пути для реализации моих ощущений. Со своими деталями это искусство требует более обширного, по-настоящему пластического пространства. Оно помогло мне выйти за пределы интимной живописи».
В Эрмитаже хранится его чудесный «Семейный портрет» – лёгкая, безмятежная картина семейного счастья, умиротворения и благополучия. Искусство должно доставлять человеку радость, или напоминать о радости или мечте. «Пиршество на лоне природы» великого персидского каллиграфа и художника Риза-йи-Аббаси (Резы-и Аббаси), созданная в 1612 году, напоминает мне Матисса, и мне нравится рассматривать её – какие удивительные сближения случаются в искусстве.
Риза-йи Аббаси назвал себя в честь шаха Аббаса, своего повелителя и заказчика. Шах Аббас – знаменитый правитель из династии Сефевидов. Его сорокалетнее правление считается «золотым веком» иранской истории: благополучие и украшение городов, спокойствие, мир, расцвет экономики, открытость для многих влияний – в Иран стали приезжать европейцы, Иран узнал европейскую живопись, гравюру, музыку. Шах искал в Европе новые идеи, союзников, партнёров, мечтал о союзе с Европой. В столице – Исфахане – основал целый квартал Новая Джульфа, в котором построил 20 церквей, украшенных фресками, живописью по холсту, дереву. Европейский образ жизни и восприятие мира повлияли на жизнь и культуру иранцев.
«Пиршество» – традиционная для мусульманского времени сцена весёлой пирушки на природе: прекрасный знатный юноша наслаждается с друзьями весельем, пиршеством, утончённой красотой, изнеженностью. Дивные цветы, яркие наряды красивых людей, изысканные яства. «И небо, точно бирюза, невиданные ни во сне, ни наяву туберозы». Ака-Риза, чрезвычайно преуспев в искусстве живописи, изображении отдельных персон и рисовании портретов, стал настоящим чудом своего времени. Два великолепных листа «Пиршества» датированы 1612 годом, и на них надписи: «Бог! Закончено в понедельник. Работа смиренного Ризы-йи-Аббаси». С одной стороны, картины рассказывают реальную историю, вспоминают вполне житейскую ситуацию, а с другой стороны – в картинах много метафор: напоминание о рае, в котором праведники будут наслаждаться изысканными яствами, плодами и пить вино, которое не пьянит, и вино, которое веселит. Разруби тайну печали весельем, наслаждайся вином, которое пробуждает духовный восторг, прими жизнь во всём её изобилии, мистике. Объяснение напоминает о духовном экстазе:
Предвечный кравчий мне налил,
и я пригубил хмель иной…
Боборахим Машраб
Что мы знаем об этом художнике? Несколько очень характерных черт, о которых вспоминали его современники и о которых упоминали историки искусства, помогают нам составить впечатление. Он – бесспорный авторитет. Несмотря на тонкость кисти, он постоянно занимался атлетическими упражнениями и мерился силой в борьбе и получал от этого удовлетворение. Он водил дружбу с простыми людьми. Он раздражителен, неуживчив, необщителен. Воистину, в его природе живёт независимость. На службе у шаха он сделался предметом милостей и добился полного уважения и внимания. Однако он не был приближен из-за своих дурных привычек и постоянно был беден и неустроен. Риза служил в китабхане (придворной библиотеке-мастерской), и основным его занятием было создание иллюстраций для книг. Он изучал работы европейских и китайских мастеров, но не копировал их, а превращал в новое изумительное искусство – его называли мастером «порхающей кисти». Ему нравилось изображать обнажённых женщин, изнеженных влюблённых в объятиях, мудрых стариков, таинственных суриев, дервишей. «Правильно, что время гордится его существованием. Он довёл до такого мастерства изящество кисти, живописность и сходство, что в настоящую эпоху он не имеет соперника. Искусные живописцы, которые живут в наше время, признают его безукоризненным. Он похитил у предшественников миг первенства и всё ещё имеет дни для совершенствования: надо надеяться, что он преуспеет».
«Пиотровский сошел с ума: он выставляет дохлых кроликов», – многие возмущались выставкой в Эрмитаже бельгийского художника Яна Фабра, проведённой осенью 2016 года. Люди считают, что если им что-то не нравится или что-то раздражает их, то этого вообще быть не должно. Приходили гневные письма – осуждали. Но, как показали наши исследования и социологические опросы, все, кто писал гневные письма, на выставке Фабра не были. Классика жанра: не видел, не читал, не слышал, но – осуждаю. Типичный приём формирования общественного мнения, но этот приём нам всем ещё сильно аукнется, отзовётся – повлияет на нравственный климат общества. Я убеждён: нужно людей просвещать, а не поощрять их дурные наклонности. Это серьёзная опасность – повышенная общественная активность.
Почему выставка Фабра вызвала такой гневный ажиотаж? Фабр – внук знаменитого учёного-энтомолога Жана Анри Фабра. Ян Фабр – художник, конечно, дерзкий. В своих инсталляциях он часто использует предметы шокирующие, например чучела животных, насекомых, головы сов. Его работы «Карнавал мёртвых дворняг» и «Протест мёртвых бездомных котов» вызвали особенно сильное негодование: как посмели рядом с величайшими шедеврами голландской и фламандской живописи, с прекрасными натюрмортами и пейзажами поместить уродливые и страшные фантазии?! В благопристойном семействе случился скандал… Я спокойно отношусь к публичным неурядицам, меня заботит другое – как сделать, чтобы от инцидента была польза.
Да, инсталляции Фабра шокируют. Надо не возмущаться, а задуматься – о чём говорит художник, что он хочет сказать нам? Фабр о многом говорит жёстко: о бесчеловечном отношении к природе, к животным, к людям. Фабр «кричит» о том, что происходит в мире, о том, что происходит с нами. Неуютно? Да. Но вспоминайте почаще, что же происходит, что творится. Искусство не всегда
