3 августа. Суббота.… На ст. Фаустово сел в поезд д. Сергей, был очень рад увидеть его! После завтрака в час дня приехал в Москву — давно не видал такого большого города и притом столицу.
На ст<анции> встретили: почетный караул от № 1 Донского полка, депутация Московского дворянства и все налич<ное> начальство. Поехал с генерал-губ<ернатором> к Иверской, затем в Успенский собор и через Чудов монастырь в Николаевский дворец. Москвичи встретили со свойственным им радушием. Выпив чаю, отправился в Троице-Сергиевскую Лавру по Ярославской жел<езной> дороге. Приложившись к мощам св. Сергия Радонежского и закусив у настоятеля на балконе, вернулся к 7 ч. в Москву. Переехал на Николаевский вокзал в прежний Варшав<ский> поезд и тронулся окончательно в путь к дому.
(ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1.Д. 226. Л. 145–146.)
Вел. кн. Елисавета Феодоровна — цесаревичу Николаю Александровичу
3 августа. Красное Село — Тверь
Благослови тебя Бог. Так рада увидеться завтра. Спасибо за дорогую телеграмму. Целую вас с Сергеем от всего сердца.
Элла.
(ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1400. Л. 88. — на англ. яз.)
Наконец, 4 августа Николай прибыл в Петербург. Через 2 дня он был уже на полковом празднике Преображенского полка.
Дневник цесаревича Николая Александровича
6 августа[575]. Выспался чудесно и встал в 9 час. с холодным днем. Пили кофе все вместе у Папа. Мне кажется, что этот год прошел замечательно скоро, так недавно праздновали этот день в Нарве перед началом больших маневров! В 12 час<ов> поехал с Папа в Преображенский полк; как всегда он был выстроен против своих палаток, также и гвардейская артиллерия в полном составе. После молебна войска два раза прошли церемониальным маршем, по-моему весьма хорошо; затем все произведенные вчера офицеры представлялись тут же; их было человек 600. В столовой каждого из батальонов Папа пил здоровье полка, а в лагере 1-й бригады была собрана вся артиллерия, отсюда уехали в Красное в палатку, завтрак был с офицерами; все мы были по обыкновению в австрийских лентах. Удалось отбояриться от ужина Преображенцев по случаю недавнего приезда, и отъезда в Петергоф. Ужасно счастлив был приехать в это милое уютное место и увидеть море, в первый раз после Тихого океана. На станции была даже встреча, от города хлеб-соль… Обедали: т. Элла, Сергей[576], Алексей[577] и Юрий[578] (деж.) Играли в разные игры и пили чай у Мама до 12 ч.
(ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 226. Л. 151–152.)
Воспоминания В. Ф. Джунковского
6 августа, как обычно, был полковой праздник, накануне всенощная, Великая Княгиня Елизавета Маврикиевна была хозяйкой, принимала дам. Странно было очень, мы так привыкли к Вел<икой> Княгине Елизавете Федоровне, контраст был колоссальный. Елизавета Маврикиевна была совершенно другого характера. В ней не было женственности, которой было проникнуто все существо Елизаветы Федоровны, не было шарма…
Утром 6-го был парад, вечером ужин в офицерском собрании. Тоже контраст был большой. Мало авторитета чувствовалось в Константине Константиновиче, мало уверенности после Сергея Александровича. Но в тоже время он был гораздо более ласков, если так можно выразится, но за этой лаской, с которой он обращался, не чувствовалось искренности, был какой-то диссонанс.
(ГА РФ. Ф. 826. Оп. 1. Д. 41. Л. 184–185.)
Сергей Александрович и Елисавета Феодоровна возвращаются в Ильинское, где живут Павел Александрович с женой. Александра Георгиевна на 7-м месяце беременности…
Безмятежную жизнь «квартета» обрывает несчастный случай — Александра Георгиевна неаккуратно прыгает в лодку, пришвартованную у берега[579]. На следующий день у нее начались сильные боли и схватки, закончившиеся преждевременными родами сына Дмитрия[580]… Через 6 дней она умерла, причастившись Святых Таин.
Сергей Александрович закрывает комнату, в которой скончалась его невестка.
Дневник цесаревича Николая Александровича
6 сентября. <Фреденсборг>. За утренним кофе была получена телеграмма из Ильинского, страшно напугавшая нас; ночью у Аликс родился сын при сильных судорогах, положение ее очень опасное, и ее уже приобщили Св<ятых> Тайн. Эта весть поразила всех ужасно. Бедная т. Ольга[581] слегла в постель. Она и д. Вилли[582] решились завтра же отправиться к дорогой Аликс! У меня остывала кровь всякий раз, что приносили телеграмму. В подобном трепете прошел целый день. Завтрак был отвратительный, без разговоров, только слышен был стук вилок и ножей о тарелки. Мне редко случалось проводить такой пакостный день. За прогулкой тоже гуляли молча, потому что никакая другая мысль в голову не лезла. После семейного обеда, наконец, пришла телеграмма немного более утешительного свойства — мы вздохнули свободнее!
(ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 226. Л. 187–188.)
12 сентября. После 1-го марта 1881 г. не переживал подобного дня! Когда я пошел наверх здороваться с Папа и Мама — узнал о роковой вести, что дорогой незабвенной Аликс ночью уже не стало! Я не мог представить себе, чтобы это случилось наяву, все казалось каким-то зловещим сном! Боже! Что должны чувствовать и как страдать д. Вилли, т. Ольга и в особенности бедный д. Павел. Не мог также без слез смотреть на Джорджи[583], Ники[584] и Минни[585]. Да все кончено! Как грозно проявил нам Господь свой гнев? Впрочем, да будет святая воля Его!!! В 3 часа отслужили панихиду по ней. Целый день все мы бродили как тени по комнатам и по саду… Решено, что мы едем завтра же в Москву — греки также!..
16 сентября. В этот день пришлось воочию убедиться в смерти дорогой Аликс. Приехали в Москву в 10 час. утра, на станции увиделись с д. Вилли, т. Ольгой, бедным д. Павлом, д. Мишей[586], д. Сергеем и т. Эллой, Митей[587] и Алексеем Мих<айловичем>. Тело Аликс лежало в гробу в черном вагоне, в котором постоянно дежурило два офицера и унт<ер>-оф<ицера> конной гвардии. После краткой литии, совершенной самим митрополитом, этот вагон прицепили к нашему поезду, и мы поехали в Петербург. Как грустно было смотреть и разговаривать с д. Павлом, хотя свою печаль он переносит с глухим отчаянием. Кто бы думал, что мы встретимся в такую ужасную минуту; только месяц с небольшим тому назад мы простились с ней на Петергофской пристани! В Твери во время остановки епископом была отслужена лития при почетном карауле от 1-го Лейб<-гвардейского> Драгунского Московского Е<го> В <еличества> полка.
17 сентября. В 10 час<ов> приехали в Петербург; т. Михен, д. Владимир и д. Алексейи остальные встретили на Николаевск<ой> ст<анции> все в глубоком трауре; что за ужасное впечатление это производит! Мы вынесли гроб и поставили его на печальную колесницу; пошли пешком за ней; а дамы следовали в экипажах. Погода, к счастью, была теплая и под конец ясная. Из войск участвовали: л<ейб>-гв<ардии> Преображенский, Конный и Гусарский с пешею и конною батареями. Подвигались вперед довольно быстро, останавливаясь только у церквей для совершения литий. Достигнув собора в крепости, внесли гроб и поставили под балдахин; дежурство было многочисленное…
18 сентября. В 10 ½ началось отпевание, окончившееся похоронами, раздиравшими душу. Как ни было грустно, все же приятно, что так скоро покончили с этими печальными церемониями: ничто так не утомляет, как чересчур продолжающееся тягостное настроение по необходимости. После завтрака гулял с Папа по саду… За прогулкой решилась моя судьба, как я и мечтал на будущий год; я поступаю в артиллерию — в 1-ю конную Е<го> В <еличества> батарею. Эта новость меня развеселила от утренних тяжелых дум…
