Кравчук казался этим людям меньшим злом. Националисты подозревали, что он способен поддаться давлению Москвы. Пророссийским демократам вроде Гринева не нравилась его дружба с националистами. И те, и другие с трудом могли простить ему высокий пост в компартии. И все же те, кто не рассчитывал на победу Черновола либо Гринева, были готовы переступить через себя и проголосовать за Кравчука. Лариса Скорик (тогда – депутат Верховной Рады от национал-демократов) уверяла корреспондента “Юкрейниан уикли”, что Кравчук был идеальным кандидатом. Никто из сторонников независимости не сумел бы договориться с номенклатурой, а он сумел – и доказал это в Раде 24 августа. По словам Скорик, у Кравчука не было пути назад: “Голова у него работает превосходно. Сказать, что это человек высоконравственный, я не могу… Но, с другой стороны, требуется ли в настоящий момент героизм – или прежде всего нам сейчас нужен прирожденный дипломат?”7
Кравчук пишет в мемуарах: победа на президентских выборах не имела бы смысла, если бы Украина не высказалась за свободу. Его нисколько не привлекал пост подчиненного Кремлю генерал-губернатора. В самом начале гонки, уже зная о своем бесспорном первом месте, Кравчук решил, что ему выгоднее агитировать не за себя, а за “да” на референдуме. Избирателю это пришлось по душе. Число сторонников независимости неуклонно росло: в конце сентября – 65 % опрошенных, в начале ноября – около 70 % (и около 80 % из тех, кто уверял, что пойдет голосовать). Крайне важным считалось преодоление порога в 70 %, ведь именно таким на Украине оказался результат мартовского референдума о сохранении СССР по модели Горбачева. Последний не уставал напоминать об этом своем недавнем успехе.
Перед Кравчуком стояла крайне трудная задача. Следовало не только преодолеть планку в 70 %, но и набрать не менее 50 % голосов “за” в каждом регионе Украины. Иначе утверждение независимости на референдуме выглядело бы сомнительно в глазах и собственных граждан, и Москвы, не говоря о Западе. Обстановка требовала предельной собранности. Команда Кравчука не один день подбирала верные слова для вопроса, на который украинцам предстояло ответить 1 декабря. Социологи открыли небольшой секрет: если интересоваться отношением украинцев не просто к независимости, а к Акту провозглашения независимости 24 августа 1991 года, скептиков оказывалось меньше. Борцов за самостоятельную Украину долгие годы поливала грязью советская пропаганда, и это отразилось на умонастроениях жителей Юго-Востока. Постановление парламента придавало идее суверенитета солидность, смягчало консервативного избирателя. Президиум Верховной Рады обратился накануне референдума к населению с последним аргументом: голосование против независимости означает поддержку зависимости. А на Украине уже мало кто хотел выполнять приказы Москвы.
Серьезным препятствием для всех кандидатов, выступавших против СССР – от Гринева и Кравчука до Черновола и Лукьяненко, – стала региональная и этническая неоднородность страны. Бить в эту точку предлагал Горбачеву Георгий Шахназаров, и об этом же сам Горбачев не уставал говорить всем, кто его еще слушал. Опросы показывали поддержку независимости по всей стране, но результаты сильно колебались от области к области. Тверже всего за нее стояли в Галиции (бывшей провинции Австро-Венгрии, а затем Польши): так, в Тернопольской области доля сторонников суверенитета превышала 92 %. А Волынь (родина Кравчука; в межвоенный период часть Польши, до 1918 года принадлежавшая Российской империи) готовилась подать за независимость около 88 % голосов. Киев и Центральная Украина примкнули к Западной. В юго-восточных областях голоса делились почти поровну, с небольшим отрывом в пользу независимости. Колонизация этих регионов, которой руководил имперский центр, завершилась только в XIX веке, а в советское время туда переехало немало этнических русских. Кравчук опережал там Черновола, своего главного соперника. В голосовании за Кравчука многие видели золотую середину: они желали независимости – но не радикального национализма8.
Двадцать третьего октября Кравчук вылетел в самый проблемный украинский регион – Крымскую АССР, – чтобы склонить на свою сторону республиканский Верховный Совет. Полуостров соединяет с Украиной полоса земли шириной семь километров и отделяют от России четыре с половиной километра Керченского пролива. Крым сначала входил в состав РСФСР, а в 1954 году (Хрущев еще только готовил почву для прихода к единоличной власти) полуостров из экономических соображений передали УССР. В состав Украины Крым входил как одна из двадцати пяти областей, а в феврале 1991 года его статус изменился вследствие проведенного месяцем ранее референдума. Полуострову тогда не только вернули автономию, но и предоставили право отдельной подписи под новым Союзным договором. В начале года правительство Горбачева любыми средствами повышало статус автономных республик, видя в них противовес республикам союзным, которые очень серьезно воспринимали свой суверенитет. Этот прием срабатывал не всегда. Так, в августе 1991 года Горбачев пригласил Николая Багрова, председателя крымского парламента, в Москву на церемонию подписания Союзного договора, но тот вежливо отказался – ни для кого уже не было тайной, что Украина останется в стороне.
Крымская АССР беспокоила Киев осенью 1991 года отнюдь не только из-за маневров Горбачева. Украинские власти в феврале пошли на возврат Крыму автономии еще и потому, что это был единственный регион, где этнические украинцы составляли лишь четверть населения. Свыше 67 % приходилось на русских, доминировавших в политической и культурной жизни полуострова. В Крыму не было ни одной украинской школы. На украинском языке в быту украинцы говорили редко, и лишь каждый второй считал его родным. Обостряли тревогу за полуостров офицеры и матросы Черноморского флота, а также пенсионеры силовых структур, весьма враждебно настроенные к независимой Украине. Кроме того, крымские татары, которых Сталин в 1944 году обвинил в сотрудничестве с немецкими оккупантами и выслал с полуострова, понемногу возвращались на родину9. Этническая обстановка складывалась очень сложная.
Кравчук приехал в тот день, когда Верховный Совет Крымской АССР должен был рассмотреть законопроект о местном референдуме, на который вынесли бы вопрос об отделении от Украины. Он смог уговорить депутатов отложить принятие закона и отменить референдум. Доводы его были просты: останься Крым автономией в составе Украины, местному парламенту хватит полномочий, чтобы управлять полуостровом без вмешательства Киева. Местные верхи, недавние коммунисты, которые после 1954 года привыкли иметь дело с украинской столицей, исключили законопроект из повестки. Их противникам, депутатам от Республиканского движения Крыма, которые активно выступали за референдум, просто не хватило голосов.
Лидер Республиканского движения Юрий Мешков, один из немногих оппонентов путча среди крымских депутатов, объявил в знак протеста голодовку. По его словам, разногласия в парламенте отражали борьбу коммунистов и демократов. Но в простые схемы крымская политика не укладывалась. Вскоре четыре журналистки – украинка, татарка и две русские – также начали голодовку, призывая остановить нагнетание ксенофобии на полуострове людьми Мешкова. В итоге верх одержал Кравчук: сепаратный референдум в Крымской АССР отменили. Одновременно с голосованием за кандидатуру президента избиратели отвечали лишь на один вопрос: одобряют ли они независимость Украины. Так Крым не стал украинской Чечней, а Кравчук – вторым Ельциным. Украинский президент удержал трудный регион в повиновении политическими средствами10.
Крыму, с его восстановленной в начале 1991 года автономией и особыми отношениями с Киевом, завидовали элиты Закарпатья. До Второй мировой войны этот регион принадлежал Чехословакии и теперь был не прочь повысить свой статус. Другими кандидатами на автономию могли стать Одесская область и Донбасс. Федерализм уже в период президентской кампании превратился в бранное слово, поэтому Черновол пообещал Одессе лишь свободную экономическую зону. Кравчук предложил другое: дать историческим землям – он насчитал их дюжину – широкие права в экономической сфере. Местным элитам пришлось удовлетвориться посулами Кравчука: ставить на Черновола они не собирались. Ходили слухи, что неудача первого на выборах могла бы обернуться попыткой отделения Юго-Востока.
Центробежные тенденции в некоторых регионах не были единственным подводным камнем, который Киев стремился миновать на пути к декабрьскому референдуму. Из-за них возникала угроза осложнения отношений с соседями по Советскому Союзу и бывшему “социалистическому лагерю”. В конце августа 1991 года заявление Павла Вощанова, пресс-секретаря Ельцина, показало: Россия ждет волеизъявления жителей Украины и, возможно, попытается завладеть Крымом, а то и некоторыми юго-восточными областями. Закарпатские венгры делали прозрачные намеки своим соплеменникам по ту сторону границы. Румынский национализм набирал силу в Северной Буковине, населенной преимущественно украинцами и в межвоенный период принадлежавшей Румынии. И если правительства Чехословакии и Венгрии не выдвигали Киеву территориальные претензии, то парламент Румынии изрядно потрепал нервы украинскому руководству.
