А помните, как гонялись во времена СССР за хлопчатобумажными носками и рубашками, в то время как прилавки были завалены нейлоном? Виноват в этом был план, поскольку себестоимость х/б рубашки в производстве 6 рублей, а нейлоновой — 15 рублей. Директор ленинградского швейного объединения «Рассвет» признавался, что если его фабрика перейдет на выпуск рубашек, пользующих спросом у населения, она недовыполнит годовой план на 16 миллионов рублей. А за это по головке не погладят.
Ефимов нашел очень точную аналогию всему происходящему — спорт. В спорте и в экономике может быть только один критерий качества — результат: выиграла твоя футбольная команда или проиграла в конкурентной борьбе с другой командой. А в СССР между предприятиями конкуренции не было и быть не могло по определению. В таких условиях приходится определять успехи команд по косвенным показателям — быстроте бега спортсменов, длительности и регулярности тренировок, точности передачи пасов… А результата нет.
Его просто не могло быть у советской экономики, не «заточенной» на результат.
Теперь два слова о колхозах. Вспомним слова незабвенного Никиты Хрущева, которые он произнес на одном из Пленумов ЦК КПСС: «Товарищи, посмотрите на карту. Наша страна занимает одну шестую часть суши земного шара. И нам негде, оказывается, зерновых, картошки и кормовых культур посеять с таким расчетом, чтобы обеспечить потребности народа. На карте мира Голландию пальцем всю закроете, а мы у нее вынуждены закупать мясо и сливочное масло». Партии пришлось даже принимать специальную «Продовольственную программу», а также выдумывать разные фантастические проекты типа кукурузы и целины, чтобы попытаться (правда, безуспешно) накормить население.
Хрущев был тогда гневен. Но точно так же он гневался, когда ругал писателя Федора Абрамова, опубликовавшего в «Неве» документальную повесть, отвечавшую на хрущевский вопрос. И, видно, не сильно понравился Хрущеву ответ, раз он уволил главного редактора «Невы», а писатель Абрамов подвергся травле.
Что же в ней было такого, в этой повести? А был рассказ о том, как партия рулит сельским хозяйством.
В бюрократической стране (а правящий класс в СССР есть бюрократия в самом чистом, рафинированном виде) любая деятельность производится не для людей, а ради отчета. Поэтому утром в колхоз звонят из райкома партии и велят заготавливать силос. Председатель отвечает, что сейчас по сухой погоде важнее сена накосить. В ответ ему читают лекцию о важности сочных кормов в сельском хозяйстве. Потом следует второй звонок. Председатель держится. Третий звонок из райкома уже с угрозами: «Как прикажешь расценивать твое упрямство? Саботаж? Или головотяпское непонимание основной хозяйственной задачи?»
В результате председатель получаёт выволочку по партийной линии: «За политическую недооценку силоса как основы кормовой базы колхозного животноводства председателю колхоза «Новая жизнь» коммунисту т. Мысовскому А. Е. объявить строгий выговор…»
Он скрипит зубами и сдается — перебрасывает людей на силос. А когда силос заготовлен, начинаются дожди и председатель мечется по избам, упрашивая колхозников спасти гибнущее сено. Люди вяло отбрехиваются: они устали от вечной начальственной тупости. Итог: сено погибло, но райком отчитался за перевыполнение сроков по заготовкам силоса.
Один литературный критик, писавший об этой повести, вспоминал: «Не случайно на Кавказе один из армейских офицеров соглашался стать председателем колхоза, как он заявил, только при одном условии: чтоб райком партии три года мне не помогал…» Но добиться этого практически невозможно: тонкие нити красной руководящей плесени везде.
Правда, иногда, в редчайших случаях, вдруг случается невероятное — поток руководящих указаний партийных органов, управляющих ростом пшеницы, затихает, разбиваясь о широкую спину орденоносного председателя. И тогда случается чудо. Это очень опасное чудо! Потому что оно слишком уж наглядно демонстрирует порочность планового социалистического хозяйства.
Вот как это происходит. Обычно в полном соответствии с бюрократически-начетническим принципом ведения хозяйства работа сельских механизаторов оплачивается поэтапно — в зависимости от количества вспаханных гектаров. Качество вспашки — дело тонкое, проще оценить количество. Вспахал много — передовик. Поэтому урожай при социализме убогий, а показатели хорошие. Но иногда, когда нужен рекорд именно урожайности, власти идут на смелый эксперимент — оценивают работу механизаторов не по промежуточным этапам, а по конечному результату. Не по скорости бега футболистов, а по выигранному матчу.
Таким аккордным бригадам выделяется самая новая техника, количество поломок в которой будет минимальным, и их не контролируют по мелочам. И тогда люди вдруг начинают работать всерьез. Вот что пишет об этом «Литературная газета» (1977 год): «Нивы пятой («аккордной») бригады не спутаешь с другими: каждый квадратный метр обработан добросовестно и аккуратно. Никто не позволит себе погнать комбайн по жнивью, лишь бы как-нибудь убрать хлеб, никто не оставит и огреха при вспашке. Урожайность с гектара, затраты труда у Череповой и у соседей не сравнить!»
Сравнить, впрочем, можно — у бригадира Череповой урожай почти в два раза выше, чем на соседних полях. Черепова поэтому Герой социалистического труда. Почему бы Советской власти не применить такую систему во всем сельском хозяйстве? А потому что Черепова отсекает все райкомовские команды. И поскольку она Герой труда, специально, как Стаханов, выращенный в тепличных условиях для примера и газетных передовиц, ей такое нахальство прощается. А что будет, если все колхозы станут самостоятельными? Чем же будет заниматься «руководящая и направляющая»? Класс номенклатуры, который, как зараза, проник во все поры социального организма, чем будет заниматься? Кому он будет нужен, если народ станет управляться без него да еще выдавать вдвое большие урожаи?
Да и зарабатывают колхозники в аккордной бригаде Череповой слишком много. Непорядок, когда комбайнер получает больше секретаря райкома! И куда колхозникам деньги девать? Секретарь райкома получает продуктовый паек. А народ не получает. И у него могут возникнуть неправильные мысли: а зачем нам деньги, на которые нечего купить? И почему секретарь райкома, который ничего не делает, кушает сытно, а те, кто делает дело, вынуждены терпеть нужду? Если мы нацелим людей на работу не на показатели, а на результат, то есть на рынок, зачем тогда революцию делали? Это уже покушение на систему!.. Да и невозможно советское хозяйство нацелить на людей (на рынок), ведь промышленность советская работает большей частью не на товар для личного потребления, а на гаубицы, которые конечному потребителю не продашь. Такую индустриализацию товарищ Сталин построил, а другой у нас нет. Тут всю систему менять надо — половину промышленности вообще закрывать за ненадобностью. Нет, ну его, пусть все будет по-старому…
Кстати, о гаубицах… Виктор Черномырдин однажды рассказал, как на излете обанкротившейся советской власти он в составе комиссии приехал на завод союзного значения. Завод стоит. Зарплаты не платят. Квалифицированные рабочие разбегаются. Директор, встретивший черномырдинскую комиссию из Москвы, бьет себя кулаком в грудь:
— Дайте денег! И тогда я выплачу долги по зарплате, под свое директорское слово снова соберу старые кадры, которые еще далеко не успели убежать, и мы запустим завод! Люди вновь почувствуют себя нужными, а не торгашами-челночниками. Будем давать продукцию!
— Какую продукцию? — спросил Черномырдин.
— Нашу. Гаубицы.
— Да у тебя весь двор заставлен гаубицами! — воскликнул Черномырдин, обозрев из окна территорию завода, сплошь заставленную пушками.
— А это потому что армия не берет! — пожаловался директор.
Черномырдин обернулся к присутствовавшим в комиссии генералам:
— Почему не берете?
— А не нужно нам столько. У нас этих гаубиц — с войны еще немереные запасы. Куда их девать?..
Но мы отвлеклись. Вернемся к селу и руководящей роли коммунистов. Если вы думаете, что быть рекордсменкой товарищу Череповой приятно и безопасно, то сильно ошибаетесь. Поскольку даже не представляете, какую ненависть эти самостоятельные люди, игнорирующие «руководящие указания партии», вызывали у партократов. Им порой проще было избавиться от передовика, затолкать его в тюрьму, чем отвечать на вопросы, почему в одной бригаде урожайность выше, чем в другой, в два раза. А ведь порой урожайность была выше не в два, а в двадцать раз. Это не преувеличение. В 1972 году хлебороб Иван Худенко добился организации экспериментальной бригады на принципах аккорда — то есть получать они должны были по конечному результату. То есть по-капиталистически. И в первый же год его бригада собрала в Казахстане урожай, превышающий среднереспубликанский в двадцать раз. Ужасная неприятность!
