Пока вокруг Генштаба бушевал бой, а другие подразделения захватывали объекты по всей стране, небольшие отряды американских коммандос, которым достались особые поручения, пробирались по улицам Панама-сити. Один отряд обнаружил и уничтожил личный самолет Норьеги. Другой напал на тюрьму и освободил американцев, арестованных за сотрудничество с ЦРУ.
Третий отряд коммандос получил задание найти Гильермо Эндару, который победил на президентских выборах того года, но так и не пришел к власти. Предполагалось доставить его в Зону Панамского канала вместе с двумя остальными кандидатами в президенты и привести их к присяге в качестве нового правительства. Однако американские командиры решили поступить менее рискованно. Девятнадцатого декабря они попросту пригласили всех троих на ужин на авиабазу «Говард». Американский дипломат сообщил прибывшим гостям, что вторжение неизбежно и что Штаты желают передать управление страной в их руки. Все трое были ошеломлены.
«Меня как обухом по голове ударило», – говорил позже Эндара.
Через несколько часов их перевезли на другую базу в Зоне Панамского канала – Форт-Клейтон. Около двух часов ночи, когда столица Панамы уже пылала, они принесли присягу. Форт-Клейтон оставался штабом нового правительства в течение последующих тридцати часов. Лишь одержав победу, американцы позволили новым лидерам страны вернуться на панамскую территорию.
В семь утра президент Буш выступил в Вашингтоне с обращением к народу. Он сообщил, что приказал вторгнуться в Панаму «только после того, как пришел к выводу, что иные варианты исчерпаны, а жизни американских граждан подвергались смертельной опасности». К моменту речи президента американские войска уже закрепились на всех важных объектах. Однако был один неудобный факт, который не позволил президенту заявить о победе: Норьега скрылся.
Несколько отрядов коммандос получили задание его схватить, но никто так и не смог раздобыть своевременную информацию о его местонахождении. Американцы предлагали награду в миллион долларов любому, кто выдаст Норьегу. Несмотря на это, многочисленные подруги и военные товарищи остались ему верны. Американцам не удавалось его обнаружить. Внимание всего мира сосредоточилось на этой партии в «кошки-мышки» с высокими ставками.
Норьега ухитрялся ускользать от преследователей на протяжении нескольких дней, но вскоре он осознал, что не сумеет прятаться бесконечно. Воскресным утром, как раз в канун Рождества, окопавшийся в маленькой квартире на окраине Панама-сити, мрачный Норьега решил позвонить монсеньору Хосе Себастьяну Лабоа, папскому нунцию в столице Панамы. Лабоа славился неприкрытой критикой Норьеги и военных сил, однако считался мудрым дипломатом, который желал, чтобы конфликт окончился без дальнейшего кровопролития. Священник согласился предоставить Норьеге убежище в нунциатуре, как называлось посольство Ватикана.
Вместо себя Лабоа отправил за сверженным диктатором отца Вильянуэву, ярого оппозиционера, который на каждой мессе молился за душу Уго Спадафоры. Вильянуэва прибыл в установленное место, на парковку ресторанчика сети «Dairy Queen», в четырехдверном «Ленд Крузере» с затемненными окнами. Никто не появился. Наконец, из припаркованного неподалеку фургона вышел Норьега в футболке, голубых шортах и с бейсболкой на голове. Когда он скользнул на заднее сиденье «Ленд Крузера», Вильянуэва обернулся и посмотрел на человека, против которого так громко и яростно выступал.
«Ты знаешь, кто я?» – спросил он.
«Да, к сожалению», – кратко ответил Норьега.
По дороге они оба молчали. Вскоре прибыв в нунциатуру, Норьега выразил желание попросить политическое убежище в Испании. Лабоа позвонил испанскому послу, но тот сообщил, что просьба нецелесообразна, ведь Испания заключила с США договор об экстрадиции. Норьега предложил Мексику, однако с мексиканским послом связаться не удалось.
Монсеньор Лабоа пообещал Норьеге никому его не выдавать. Теперь его задачей было убедить беглеца, что лучший выход – сдаться. Позже Лабоа говорил, что никогда не сомневался: рано или поздно Норьега согласится.
«Он из тех, кто без оружия в руках становится легкоуправляемым», – размышлял мудрый нунций.
Однако американцы не были столь терпеливо настроены. Как только они узнали, что Норьега в нунциатуре, они взяли ее в кольцо. Затем, в день Рождества, у ее ворот появился сам генерал Турман. Сорок минут он безуспешно пытался уговорить Лабоа выдать своего гостя. Через двадцать четыре часа бессмысленного ожидания наиболее расстроенные американские офицеры стали вспоминать кардинала Йожефа Миндсенти, который в 1956 году получил политическое убежище в посольстве США в Будапеште и оставался там на протяжении пятнадцати лет.
Действуя согласно рекомендациям специалистов по ведению психологической войны, Турман скомандовал колонне бронемашин как можно теснее окружить нунциатуру, даже заехать на примыкающие тротуары и раз за разом запускать двигатели. Затем, ближе к вечеру, он приказал солдатам выжечь близлежащую рощицу и сделать площадку для посадки вертолета.
Наконец, Турман перешел к самой невероятной части операции «Правое дело»: вокруг нунциатуры установили огромные колонки, которые должны были без перерыва проигрывать рок-музыку на оглушительной громкости. Названия песен, которые выбрали советники, содержали послание для Норьеги, например, «Я боролся с законом, и закон победил», «Ты никчемный» и «Некуда бежать».
Американцы надеялись, что подобная тактика заставит Норьегу выскочить из нунциатуры с мольбами о пощаде. Однако это привело лишь к тому, что Лабоа объявил о приостановке переговоров до тех пор, пока шум не прекратится. Дело сдвинулось с мертвой точки через несколько дней, когда американцы перешли на более дипломатичные средства. Они отогнали бронемашины, отключили колонки и отозвали большинство солдат. Второго января в Панаму прибыл заместитель Госсекретаря Лоуренс Иглбергер. В тот же день Лабоа начал убеждать Норьегу подумать о том, чтобы сдаться. Лабоа отдернул штору, и Норьега увидел снаружи разъяренную толпу, скандирующую «Убийца!» и «Казнить!». В какой-то момент священник даже намекнул, что стоит вспомнить о судьбе итальянского диктатора Бенито Муссолини, которого в 1945-м поймали при попытке бегства, а затем казнили и повесили за ноги на всеобщее обозрение.
Третьего января, после одиннадцати дней пребывания в нунциатуре, Норьега наконец осознал, как пелось в одной из песен, что ему некуда бежать. Перед тем как сдаться, он попросил позволить ему поприсутствовать на католической мессе. Отец Вильянуэва был возмущен.
«Разве Господь любит этого человека?» – недоверчиво спросил он у Лабоа.
«Безусловно», – ответил тот.
Лабоа лично отслужил мессу тем вечером. После нее Норьега отправился в свою комнату и надел тщательно выглаженную форму, которую прислала одна из его любовниц. Почти в девять часов он подошел к двери нунциатуры. Не успел он ее распахнуть, как с ним заговорил Вильянуэва. Впервые с той встречи на парковке.
«Я буду за тебя молиться каждый день», – сказал он.
«Спасибо», – отозвался Норьега.
И побежденный диктатор покинул здание. Как только он сошел с земли посольства, на него набросились американские солдаты. Они скрутили ему руки за спиной и погрузили его в вертолет. К рассвету следующего дня Норьега уже сидел в камере регионального исправительного центра.
По их глазам будут ползать мухи: Афганистан
Двадцати афганским бойцам, которые днем двадцать первого октября 2001 года вернулись с территории Пакистана на родину, предстояло пройти бесчисленные мили по непреступным горам. Лишь девятнадцать сумели это сделать. Их командиру требовался джип или мул. Более десяти лет назад, во время партизанской вылазки, он наступил на советскую мину. Взрыв отбросил его на землю. Падая, он увидел, как мимо лица мелькнул некий предмет – его правая ступня. С того самого момента Абдул Хак продолжал сражаться уже инвалидом.
Небольшая группка мятежников под командованием Хака на вид вряд ли могла влиять на судьбы стран мира. Однако менее шести недель назад террористы, которыми руководили из Афганистана, нанесли серию ударов по США. Поэтому понятия о возможном и невозможном смешались. Штаты начали бомбить Афганистан в надежде уничтожить правящую партию – Талибан. Хак считал, что это неправильный способ построить новый, демократический Афганистан. Он возвращался домой, чтобы предложить соотечественникам иной путь.
После множества встреч с афганцами всех мастей в своем штабе в пакистанском приграничном городе Пешавар Хак решил, что сможет свергнуть Талибан, нанеся комбинацию военных и политических ударов. Он даже был уверен, что сумеет переманить важнейших командиров Талибана на свою сторону. Во время визита в Рим он получил благословение изгнанного афганского короля, Захир-шаха, который разделял его желание дать их многострадальному народу многонациональное гражданское правительство.
