Я не знаю, как на все это отреагировал Лужков сразу после оглашения результатов выборов. Кому он выкатил выговор, кого он снял за халатность с работы – не ведаю. Но один факт был и остается фактом: с избранием меня поздравили многие известные люди России, даже Ельцин прислал письмо с собственноручной подписью. От Лужкова я поздравлений не получил.
Тянулись месяцы. Никакой связи с Лужковым не было, а я понимал, что Юрий Михайлович совсем неформально управлял Москвой и решать без него какие-то проблемы в городе, даже в моем округе, было невозможно. А вопросов было много. Как депутат Госдумы от центра Москвы, я должен был организовать общественную приемную. Конечно, логично было ее разместить прямо в здании мэрии, которое также находилось в моем округе. Мне нужна была трибуна для отчета перед избирателями, а московский телевизионный канал, который просто обязан был это предоставить, напрочь отказал мне в эфире и послал меня заранее согласовывать темы моих выступлений в мэрию.
Наконец, по возвращении на меня обрушилась гора социальных проблем. Мне негде было жить. В моей квартире проживали мама моего сына Филиппа с новым мужем и мой сын. Маленькая квартирка Елены была сдана тещей внаем. Поэтому нам с женой некуда было приткнуться.
Служебную квартиру, которую получали иногородние депутаты, мне выдать не могли, так как формально у меня в паспорте стояла московская прописка, значит, я был вычеркнут из списка на предоставление жилья иногородним.
Даже в номере в гостинице «Москва», где разместили некоторых депутатов, мне вначале тоже было отказано, пока не договорились о доплате из моего кармана. Та же история произошла с транспортом. В Думе машина полагалась только руководителям партийных фракций и комитетов, простые депутаты машин не имели.
– Вам должны выделить машину в вашем округе! – заявили мне в Думе. – Идите к Лужкову!
Ага, разбежались! Так я и пошел к Лужкову выпрашивать себе «Волгу», когда он меня в упор не видит!
Действительно, мы однажды столкнулись с ним – лицом к лицу в Кремле на церемонии оглашения ежегодного послания президента России Ельцина. Я поздоровался с Юрием Михайловичем, а он холодно и подчеркнуто вежливо ответил мне на приветствие и сразу же отошел в сторону, давая понять, что разговора не будет.
Очень долго это не могло продолжаться! Я на самом деле тяготился своим положением и, главное, тем, что чувствовал: я совершенно ни в чем перед Лужковым не виноват. Конечно, я знал всегда, что Юрий Михайлович – человек крутой, резкий, но справедливый. И я решил добиться этой справедливости.
Я пошел на прием к его заместителю Владимиру Ресину, с которым меня связывала в прошлом если не дружба, то нормальные и добрые отношения. Ресин вместе с Лужковым приезжал ко мне в Англию в конце 1991 года, я от всей души принимал гостей, и мы неплохо отпраздновали Рождество.
Теперь Ресин, как правая рука Лужкова, был очень влиятельным в Москве человеком, руководил строительством города и всей городской землей. Он принял меня в кабинете, и войдя к нему, я уже с порога задал прямой вопрос:
– В чем дело, Владимир Иосифович, почему так со мной поступил Лужков?
– Ну, – говорит Ресин, – ты сам виноват!
– ???
– Зачем ты финансировал книгу Краснова «Московские бандиты», направленную против Юрия Михайловича?
– Какую книгу?! Я даже не знаю о существовании такой книги!
Александр Краснов, бывший председатель исполкома Красной Пресни, действительно приезжал в Лондон около двух лет назад. Я с ним встречался, но я не знал, что он пишет такие книги! Мы прогулялись по Лондону, посидели в пабе. Он сказал мне, что увлекается альпинизмом, и попросил отвести его в специализированный магазин. Там я подарил ему в качестве сувенира ледоруб, и на этом мы расстались!
– Кто вам сказал об этом? – спросил я Ресина. – Сам Краснов?
– Нет, мы с этим подонком даже не разговаривали. Мы к такому выводу сами пришли. Сидели как-то, думали, кто бы мог финансировать издание его книги…
И тут я все понял. Не забыл Гусь унижений, которым подвергался со стороны Лужкова в Лондоне. Не забыл он и то, что вместо посещений намеченных им мест Лужков уезжал со мной в театры и на разные мероприятия, оставляя Гусинского с носом! Двигало им чувство зависти, а может, и ревности к дружескому расположению Лужкова ко мне, которое Гусинский перенести не мог! Хорошо, что еще не заказал меня киллерам, но этого надо было теперь серьезно опасаться.
– Ведь это «предположение» высказал Гусинский, не так ли? – спросил я у Ресина.
И Ресин признался: «Да, он…»
– Владимир Иосифович! Мне срочно нужно встретиться с Лужковым. Моей вины нет никакой, и вы должны понять, как трудно мне жить в таком положении и работать в Москве! Вы можете такую встречу организовать?
– Конечно, смогу. Я уже ему сам говорил не раз, что так поступать нельзя, это не по-товарищески! Ты иди, а я договорюсь, и мы тебе перезвоним.
Вечером мне действительно позвонили и сообщили, что Лужков ждет меня у себя завтра утром в девять часов.
К тому времени я уже знал Лужкова лично пятнадцать лет! Мне было известно, что утром к Юрию Михайловичу лучше не заходить! Он в это время суровый, немногословный и вообще по своему типу ярко выраженная «сова», поэтому любит проводить встречи после двенадцати ночи. Назначенное время можно было расценивать так, что Лужков со мной на мировую не идет. А если это и случится, то добиться восстановления дружеских отношений мне будет крайне трудно.
Где-то после завтрака Лужков обычно приходит в себя, к середине дня постепенно добреет – и вечером с Лужковым можно решать любые вопросы…
А девять утра – это значит сразу после оперативки? Где он всем раздает указания и приказы, кого-то обязательно песочит так, что искры летят. Или это еще до оперативки, когда он только готовится к очередному разносу?
Но выбирать время мне не приходилось, и ровно в девять часов утра я сидел в его приемной. Ждать долго не пришлось, и меня пригласили войти.
Лужков читал газету, сидя за своим письменным столом.
Я прошел по кабинету, остановился метрах в пяти перед ним и поздоровался.
В ответ – молчание. Без признаков приветствия или какой-нибудь реакции в мою сторону. Он даже не прервал чтения.
Стало понятно, что надо было срочно что-то предпринять или повернуться и уйти.
Мне удалось растопить ледяное начало нашей встречи. Когда-то я работал у Лужкова в Опытно-конструкторском бюро автоматики, и все сотрудники нашего предприятия знали: в девять утра генеральный директор Лужков всегда пьет чай с ватрушками и миндальными пирожными.
Чтобы получать их свежими каждый день, по его приказу на территории закрытого предприятия была построена прекрасная пекарня, которая не только поставляла пирожные в буфет своей организации, но и снабжала продукцией соседние булочные района.
Мгновенно вспомнив эту историю, я сказал:
– Юрий Михайлович, я вас знаю пятнадцать лет! И мне прекрасно известно, что если Лужков не выпил чая с миндальными пирожными утром, к нему лучше не заходить!
Это подействовало. Лужков отложил в сторону газету, поднял на меня глаза и сказал:
– Пошли пить чай!
Мы прошли в маленькую комнату за кабинетом, где все было приготовлено к чаепитию: в вазе лежали свежие пирожные, конфеты, печенье и сухарики. На столе стояли стаканы в подстаканниках и маленький электрический самовар.
Я стал рассказывать Лужкову о своей жизни – о том, как меня преследовали, как мне было тяжело… Естественно, спросил:
– В чем причина? Какая черная кошка пробежала между нами?
– Я не хочу об этом вспоминать! – нахмурился Лужков.
Я говорю:
– Это из-за Краснова? Да, он – мой приятель, я этого никогда не скрывал! Но я его победил на выборах, иначе вы имели бы Краснова на моем месте. И потом, не финансировал я книгу Краснова, я даже ее не читал! Вам это сказал Гусинский, давайте вызывайте его, прямо сейчас. Поговорим лицом к лицу.
В тот момент Гусинский имел очень большое влияние на Москву и на мэра. Насколько я теперь понимаю, именно тогда Гусинский захватил многие финансовые рычаги московского правительства. Его «Мост-банк» стал главной банковской структурой, обслуживавшей городское хозяйство и бюджет Москвы. Незаметно к середине 1994 года влияние Гусинского выросло настолько, что он мог решать любые вопросы в городе, и Лужков просто так уже не мог его вызвать для разбора. Да и нужно ли было это разбирательство Лужкову?! Появились первые по-настоящему большие деньги, которые можно было выгодно инвестировать в столицу. Теперь Гусь уже не был простым еврейским мальчиком для битья. Он учредил и контролировал НТВ, самый популярный в стране телевизионный канал, и финансировал ряд газет.
Даже заместитель Гусинского Хаит входил к Лужкову без доклада. Он просто открывал дверь и говорил: «Здравствуйте, Юрий Михайлович, я пришел!»
