Эрланген – университетский город, построенный во времена гонений на гугенотов. Я с удивлением узнал, что мансардные крыши относятся именно к этому времени, поскольку по некоторым причинам относил их постройку к 1870 г.
11-я бронетанковая дивизия, 71-я и 65-я дивизии справлялись с поставленным задачами вполне успешно. Я договорился с генералом Брэдли, чтобы 70-я дивизия дислоцировалась около Франкфурта и находилась в состоянии боевой готовности, а также чтобы [259] численность ее личного состава была увеличена за счет пополнений, в которых мы в последнее время практически не нуждались из-за невысоких потерь. Фактически эта дивизия на протяжении какого-то времени представляла собой не одну, а полторы дивизии.
23 апреля я поехал в штаб-квартиры 12-го и 20-го корпусов. Автобан на участке от Эрланген до Байройта, где располагалась штаб-квартира 12-го корпуса, позволял машине двигаться с высокой скоростью, как и на участке от Байройта до Бамберга, хотя с военной точки зрения последний отрезок пути был слишком извилистым и сложным.
Когда я вернулся в свой штаб, позвонил генерал Пэтч с предложением поменять 14-ю бронетанковую на 20-ю бронетанковую. 14-я бронетанковая еще вела бои в окрестностях Мюнхена и в зоне ответственности 3-го корпуса, в то время как 20-я бронетанковая находилась поблизости от Вюрцбурга, и ее было бы проще перевести в зону Седьмой армии. Я сразу же согласился.
24 апреля я, как и обещал Милликину, побывал в его 13-й бронетанковой дивизии и пообщался с личным составом.
3-й кавалерийский полк вышел к Дунаю в районе Регенсбурга в 04.00 утром 24-го. Под мудрым командованием Ван Флита 3-й корпус быстро стартовал с исходных позиций. Я с удивлением узнал, что 14-я бронетанковая дивизия, которая до прибытия Ван Флита безуспешно «бодалась» с 17-й моторизованной дивизией СС (оберфюрер СС Бохман{235}), теперь неожиданно легко «сковырнула» их с фронта.
25 апреля стал крайне интересным днем. Нам доложили, что пять тысяч немецких солдат, которые вошли в контакт с частями 26-й дивизии во второй половине дня 24-го и заявили о своем намерении сдаться в плен, оказались русскими, воевавшими на стороне Германии против России. Возник тут же вопрос, кто они, военнопленные или союзники? В конечном итоге мы решили, что они пленные – они ими были и остаются по сей день. По-моему, выбора у них нет – если их выдадут русским, эти ребята, несомненно, будут уничтожены.
Пилоты 19-й тактической воздушной бригады доложили о передвижениях по обоим берегам вверх по течению Дуная большого количества неопознанных воинских подразделений, при них была замечена бронетехника, а также большое количество фур и орудий на гужевой тяге. Сказать с уверенность, кто они, русские или бегущие от русских немцы, мы не могли, но пришли к выводу, что быстрое наступление поможет нам скорее разобраться в данном вопросе.
В полдень позвонил Брэдли и сказал, что, поскольку ситуация на севере прояснилась, части Первой армии корпус за корпусом намерены [260] выдвинуться к югу и занять позиции вдоль границы с Чехословакией почти до той точки, где эта граница встречается с границей Австрии. Нас это более чем устраивало, поскольку с этой стороны на нашем фланге оставался открытым довольно большой участок.
14-я бронетанковая достигла берегов реки Альтмуль примерно в центре сектора действий 3-го корпуса, в то время как передовой полк 86-й дивизии того же корпуса вышел на ту же реку на правом крае в Эйхштетте. Ван Флит уверил меня, что перейдет Альтмуль и к вечеру выйдет к Дунаю. Он был настоящим трудягой и великолепным солдатом.
Поскольку аэроразведка постоянно повторяла сведения о продвижении в долине Дуная вверх по обеим сторонам реки неизвестных подразделений, мы прикинули, и получилось, что 11-я бронетанковая дивизия, форсировавшая реку Нааде и продвинувшаяся на восемь километров в юго-восточном направлении, по всей видимости, первая столкнется с теми частями. Штурмовая бригада «А» под началом бригадного генерала У. А. Холбрука-младшего и штурмовая бригада «Б» полковника У. У. Йейла находились в тот момент в десяти километрах к югу от Регенсбурга, где они дали небольшое сражение, но, переломив ситуацию, далее продвигались легко, точно на прогулке.
Боевые потери Третьей армии за два предшествовавших дня составили не более двухсот человек, небоевые потери также были невысоки.
Принимая во внимание тот факт, что Третья армия состояла из четырнадцати дивизий, непосредственно участвовавших в операции и соответствующего количества армейских и корпусных частей, легко понять, сколь малой кровью велась на данном этапе кампания. Если грубо оценить численность дивизии в тридцать тысяч человек и умножить на число дивизий, то получится приблизительно то самое количество людей, которое входило в мою армию, включая дивизионные, корпусные и армейские части.
26 апреля в Швабахе я наградил Ван Флита медалью «За отличную службу», а также нанес визит в 99-ю дивизию и в 14-ю бронетанковую. Ни я, ни Ван Флит не приходили в восторг от работы штабов обоих этих соединений.
86-я дивизия 3-го корпуса достигла Ингольштадта и вела бой в предместьях города.
Вернувшись в штаб-квартиру, я узнал, что как 65-я, так и 71-я дивизия 20-го корпуса форсировали Дунай, одна к востоку, а вторая к западу от Регенсбурга. Они встретили весьма незначительный отпор – противостоявшие им части не располагали артиллерией и вели огонь лишь из стрелкового оружия – и продвигались очень успешно.
На участке 12-го корпуса 11-я бронетанковая дивизия находилась в десяти километрах от границы с Австрией. Один батальон 90-й дивизии приближался к Хаму с намерением закрыть ведущий [261] к городу перевал в тылу 11-й бронетанковой дивизии, поскольку постоянно циркулировали слухи о намерениях 11-й бронетанковой дивизии немцев ударить в тыл нашим танкистам.
Один немецкий офицер явился к командиру 26-й дивизии и сообщил генералу Полу, что на Дунае стоят на якоре пять барж и что, если в них попадут наши бомбы или снаряды, все живое в радиусе тридцати километров будет уничтожено. Пол велел офицеру отправиться обратно, выставить у барж охрану и дожидаться прибытия наших солдат, что и было исполнено. Пол также предупредил командование авиачастей, дабы исключить случайные бомбардировки барж на реке. Как позже выяснилось, на баржах находились емкости с отравляющим газом.
Это напомнило мне историю, рассказанную одним пленным немцем. По его словам, две сотни бойцов войск СС, все до одного воспитанники «Гитлерюгенда»{236}, прошедшие особую подготовку как подрывники и моряки, получили особое задание. Им предстояло взорвать новую бомбу из свинцовой пыли – таково было кодовое название атомной бомбы – с целью уничтожить все живое в Германии. Узнав о выпавшей им чести, восемьдесят из тех двух сотен молодых людей отказались выполнять задание и были уничтожены, или же остальным членам группы так сказали. Сто двадцать парней получили возможность принять участие в операции.
Пролетевший низко над землей самолет сбросил бомбу. Затем парням завязали глаза и в течение часа везли куда-то на грузовиках, потом повязки сняли и велели осмотреть место взрыва. Везде лежал снег, но в ареале, где проходил эксперимент, он растаял, более того, мелкие камни были стерты в порошок, крупные расколоты, а все деревья вырваны с корнем и испепелены. Они заметили, что преградой в зоне поражения стала большая гора – по другую ее сторону следы взрыва не отмечались. Тот же военнопленный уверял, что в окрестностях Зальцбурга находился подземный ангар, где содержалось сто восемьдесят самолетов, каждый из которых был снаряжен такой бомбой.
Во всем этом, безусловно, интересном рассказе сомнительными казались две вещи. Во-первых, генерал Дуллитл заметил, что самолет не мог сбросить такую штуковину с малой высоты, а во-вторых, вызывала подозрения чересчур хорошая осведомленность пленника. Позднее, когда мы вошли в Зальцбург, мы не нашли следов чудесного ангара и ни одного из ста восьмидесяти смертоносных самолетов.
В тот день я впервые посетил центр Нюрнберга, это было тяжкое зрелище. Старинный город со средневековыми стенами лежал [262] в руинах – пожалуй, такого кошмара мы еще не видели, хотя миновали множество разрушенных городов. Наша авиация была тут ни при чем, поскольку наступавшему на данном направлении 15-му корпусу Седьмой армии хватило артиллерии, чтобы заставить немцев бежать из Нюрнберга.
27 апреля мы с Кодменом полетели в штаб-квартиру 20-го корпуса в Питтерсберге, где я в торжественной обстановке вручил генералу Уокеру трехзвездную инсигнию. Он не хотел надевать звезды до тех пор, пока не получит подтверждение сената о своем повышении. Я решил поддразнить его, сказав, что он, наверное, в чем-то грешен и боится наказания свыше. Лично я никогда не ждал никаких подтверждений и надевал новые знаки различия, как только узнавал, что бумаги на представление поступили к президенту.
