106
100. Фляйшхауэр И. Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938–1939: пер. с нем. М., 1990. С. 297.
101. Семиряга М. И. Советско-германские договоренности… С. 97.
102. Фляйшхауэр И. Пакт. С. 297.
103. Названная статья гласила следующее: «Обязательства, изложенные в предшествующих статьях, не могут никаким образом ограничить или изменить права и обязанности, вытекающие для каждой из высоких договаривающихся сторон из соглашений, заключенных ею ранее вступления в силу настоящего договора, причем каждая из сторон заявляет настоящей статьей, что она не связана никаким соглашением, налагающим на нее обязательство участвовать в нападении, предпринятом третьим государством».
104. Текст протокола от 5 мая 1934 г. о продлении срока действия договора о ненападении между СССР и Польшей см.: Внешняя политика СССР. Т. III. С. 714–715. Действие этого пакта было еще раз подтверждено сторонами 26 ноября 1938 г. (см.: Известия. 1938. 27 нояб.).
105. Текст договора см. там же. 1941. 6 апр.
106. Так, ч. 1 ст. 2 договора о ненападении между СССР и Польшей от 25 июля 1932 г., имея условием своего применения ту же ситуацию, что и ст. 2 советско-югославского договора от 1941 г., т. е. случай, если одна из договаривающихся сторон подвергнется нападению со стороны третьего государства, накладывала на другую договаривающуюся сторону обязательство не оказывать ни прямо, ни косвенно помощи и поддержки нападающему государству в продолжение всего конфликта. 301
107. Для сравнения приведем статью II договора о взаимопомощи между СССР и Литвой от 10 октября 1939 г., говорившую о том, что в случае нападения на одну из договаривающихся сторон любой европейской державы Советский Союз и Литва обязуются оказывать друг другу всяческую помощь, в том числе и военную /Известия. 1939. 11 окт.
108. Ратификация советско-германского договора о ненападении была осуществлена 31 августа 1939 г. Верховным Советом СССР, а не его Президиумом. Это являлось отступлением от установленного Законом СССР от 20 августа 1938 г. «О порядке ратификации и денонсации международных договоров СССР» правила (в качестве примера следования данному правилу приведем ратификацию Президиумом ВС СССР 29 сентября 1939 г. советско-эстонского пакта о взаимопомощи от 28 сентября 1939 г. (см.: Сообщение ТАСС о ратификации советско-эстонского пакта о взаимопомощи Президиумом Верховного Совета СССР // Известия. 1939. 30 сент.), ибо ст. 1 названного закона гласила: «В соответствии с пунктом «м» статьи 49 Конституции СССР ратификация международных договоров производится Президиумом Верховного Совета СССР» (Текст закона см.: Образование и развитие Союза Советских Социалистических Республик. М., 1973. С. 490).
Однако выводить из этого недействительность постановления Верховного Совета и ратификации советско-германского договора о ненападении не следует, так как в регламентировавшей компетенцию Верховного Совета СССР ст. 31 Конституции СССР 1936 г. говорилось, что «Верховный Совет СССР осуществляет все права, присвоенные Союзу ССР согласно статье 14 Конституции (пункт «а» статьи 14 Конституции относил ратификацию договоров с другими государствами к ведению СССР. —А.П.), поскольку они не входят, в силу Конституции, в компетенцию подотчетных Верховному Совету СССР органов СССР: Президиума гВерховного совета СССР, Совета Народных Комиссаров СССР и Народных Комиссариатов СССР» (Конституция СССР 1936 г. // Там же. С. 455, 457, 459).
Такая формулировка ст. 31 призвана была не подчеркнуть отсутствие у Верховного Совета каких-либо правомочий, а, не перечисляя их конкретно, определить круг его полномочий в целом. Иначе в тексте статьи употреблялся бы оборот: «…за исключением тех правомочий, которые, в силу Конституции, входят в компетенцию подотчетных Верховному Совету органов СССР: Президиума Верховного Совета СССР..». В тексте же ст. 31 Конституции употреблялся пояснительный, а не противительный союз «поскольку». Очевидно, что вынесение вопроса о ратификации советско-германского договора о ненападении на рассмотрение Верховного Совета СССР, а не его Президиума, потребовалось Сталину для придания этому процессу демонстрационного характера. На это указывает и сопровождавший вынесение договора на ратификацию доклад В. М. Молотова о советской внешней политике, призванный привлечь внимание мировой общественности. Советское руководство сочло необходимым на весь мир заявить о своем желании остаться в стороне от грядущей войны в Европе, неизбежность которой после подписания советско-германских соглашений Сталин отчетливо сознавал.
109. Версальский мирный договор: Перев. с франц. М., 1925. С. 112.
110. Известия. 1989. 25 дек.
111. Правда. 1989. 28 дек.
112. Там же.
113. Бывший руководитель аппарата экс-президента СССР Валерий Болдин рассказывает: «То, что Горбачев большой мистификатор, секрета не представляет. Во всяком случае, в 1987 г. секретные протоколы и карты были положены ему на стол. Он расстелил карту и долго изучал ее. Это была крупномасштабная карта с обозначением населенных пунктов, рек и прочего на немецком языке. Он изучал линию границы, которая была согласована. Насколько помню, там стояли две подписи: Сталина и Риббентропа. Потом Горбачев посмотрел и сам протокол — небольшой документ, по-моему, всего два листочка, и обратил внимание на то, что подпись Молотова была сделана латинскими буквами. Та главная загадка, которая всех сбивала с толку и была необъяснима. Горбачев изучал документы долго, потом сказал: «Убери, и подальше!» Шло время, и вдруг эти протоколы стали вызывать повышенный интерес. Их запрашивали и Фалин, и Яковлев. Я доложил об этом Горбачеву. Он сказал: «Никому ничего давать не надо. Кому нужно — скажу сам».
А на первом Съезде народных депутатов он заявляет, что «все попытки найти этот подлинник секретного договора не увенчались успехом»… Вскоре после этого он пригласил меня к себе и спросил как бы между прочим, уничтожил ли я эти документы. Я ответил, что сделать этого не могу, на это нужно специальное решение. Он: «Ты понимаешь, что представляет сейчас этот документ?» Ну, после того как он на весь мир заявил, что документов этих не видел, я представлял, насколько для него это неуютная тема, он хотел бы поскорее уйти от нее и забыть, но сделать это было не так-то просто. Он еще дважды спрашивал, уничтожены ли секретные протоколы…Документы эти многократно зарегистрированы в различных книгах и картотеках, поэтому либо надо было уничтожить все книги, потому что подтирки делать там, естественно, нельзя, либо переписывать книги заново, — а это многолетние, начиная с тридцатых годов, записи. Вообще сделать это невозможно в принципе» (Гарифуллина Н. Мистификаторы. Руководитель аппарата экс-президента СССР Валерий Болдин «уточняет» А. Яковлева и М. Горбачева // Сов. Россия. 1993. 11 марта).
114. Фляйшхауэр И. Пакт. С. 464–465.
115. И. Фляйшхауэр пишет: «Секретный дополнительный протокол… никогда не был ратифицирован и уже по этой конституционно-правовой причине оставался недействительным» (Там же. С. 301).
116. Текст закона см.: Образование и развитие Союза Советских Социалистических Республик. С. 490. Отметим, что ни законодательство бывшего Союза ССР, ни современное российское законодательство никогда не требовало и не требует ратификации всех заключаемых нами международных договоров.
Так, п. 2 постановления от 21 мая 1925 г. первой сессии ЦИК Союза ССР III созыва «О порядке заключения и ратификации международных договоров Союза ССР» (СЗ СССР. 1925. № 35. Ст. 258) гласил: «Ратификации подлежат договоры и соглашения о заключении мира, об изменении границ Союза ССР, а равно договоры, требующие ратификации согласно законам страны, с которой договор заключается». Ныне перечень международных договоров Российской Федерации, подлежащих ратификации, устанавливается ст. 15 Федерального закона от 15 июля 1995 г. «О международных договорах Российской Федерации» (Собр. законодательства РФ. 1995. JSfe 29. Ст. 2757), т. е. закон опять не говорит об обязательности ратификации каждого из заключаемых Россией международных договоров.
117. Ляхе М. Многосторонние договоры. М., 1960. С. 186–187.
118. Правда. 1989. 28 дек.
