Юрий Шинкаренко - Дубовые дощечки

Мальчик перевел дыхание. От его вздоха заколыхались в воздухе запахи свежих огурцов, укропа, речной тины.

Он покосился глазами влево, вправо. Дивного цветка не было. Он терпеливо подумал, что есть еще завтрашняя ночь, послезавтрашняя — лето долгое. И какая-то из них будет «на Ивана Купалу».

Он не знал, когда это — ночь на Ивана Купалу. И кто такой Иван Купала, не знал. Но он знал, что распускается в такую ночь «дивный цветок, каких видом не видывали». Кроме этого бабушка сказала, кто его сорвет, может найти клад. Но клад ему не нужен. Только бы взглянуть на цветок, распускающийся в ночи.

Где? Когда? Как? — ни одного вопроса не задал он бабушке. Лишь ждал. И вот однажды, доверившись чутью, стал спускаться к затону. По примятой осоке вышел на деревянный мостик, как плот, лежащий на воде. И замер.

На мостике лежала спичка. Она догорала.

Он многое успел увидеть. Спокойное красновато-желтое пламя, ползущее по спичинке, освещало пятачок мостика. Он разглядел трещины в подгнившем дереве. В трещинах — нити водорослей, пустое муравьиное яйцо.

Еще он увидел, как спичечный огонек отражается на стрельчатых листьях осоки: на тех, что ближе — крупно, что подальше от мостика — мельче.

Еще он успел взглянуть перед, собой. На черной воде в ладошке глянцевого листа лежала лилия. Он давно знал ее, но сейчас не узнавал. Нижняя часть венчика скрывалась легкой полутенью. Верхняя светилась едва-едва заметным серебром — не от звезд ли? Спичечное пламя отражалось на снежных лепестках, дрожало, словно изнутри цветка рвалось в ночь. В легких продольных бороздках оно казалось гуще, багрянее.

Спичка догорела и погасла.

Он долго стоял на берегу. Не двигался. И сумел не допытывать себя, откуда появилась на мостике эта спичка, случайный ли прохожий обронил, подстроил ли кто, сама отчего-то вспыхнула ль. Лишь одно маленькое насилие совершил над собой: пытался не забыть той картины, что открыло ему осторожное пламя спички и что длилась мгновенье.