Перед этой всеобъемлющей личностью государство исчезает; оно претворяется в ее сознании. Вместо него личности Штирнера образуют своеобразную форму сожительства, названную им «союзом или ферейном эгоистов». Все члены этого союза будут жить своими собственными личными законами; они не будут одурманены, как в обычном человеческом обществе, различными социальными обязанностями. Общество всегда над тобой, «союз эгоистов» — орудие в твоих руках; общество пользуется тобою, союзом пользуешься ты!
Невольно рождается вопрос, что же Штирнер ждет полного прекращения общественной жизни?
Эгоистическая философия отвечает на это безусловным отрицанием. Нет! человек всегда будет нуждаться в другом человеке; он не может существовать в одиночестве; но разница между прежним обществом и новым строем, замышленным Штирнером, — та, что прежде люди были связаны, а в ;союзе эгоистов; они будут объединяться добровольно в зависимости от нужды во взаимных услугах.
Во всей необъятной литературе анархизма мы не встречаем принципа индивидуализма, проведенного с такой силой и страстностью через все учение, как в теории Штирнера.
В своих философских основаниях индивидуалистический анархизм, в сущности, после Штирнера не сделал ни одного шага дальше. Поэтому мы лишь в двух словах очертили интересную физиономию Тукера, являющегося наравне с Макаем в настоящее время единственным крупным представителем индивидуальной фракции анархизма.
Конечно, и для Тукера личная выгода является высшим законом жизни.
В противоположность анархистам-коммунистам, строящим свою философию на идее солидарности, индивидуалистические анархисты своей жизненной философией должны, по мнению Тукера, назвать «эгоизм». Но, признавая эгоизм единственной движущей силой человека, Тукер из него выводит закон равной свободы для всех. Именно в ней эгоизм и власть личности находят свой логический предел. В этой необходимости признавать и уважать свободу других кроется и источник правовых норм, основанных на общей воле.
Таким образом индивидуалистический анархизм не только допускает право, как результат соглашения общины, но, как мы увидим позже, угрожает даже серьезными наказаниями тем, кто попытается нарушить такую правовую норму.
Но, конечно, самым оригинальным моментом в учении индивидуалистического анархизма является решительное допущение им частной собственности. Проблема, стоявшая перед индивидуалистами, была такова: допустимо ли в анархистическом обществе, чтобы отдельная личность пользовалась средствами производства на началах частной собственности. Если бы индивидуалистический анархизм ответил отрицательно, он высказался бы этим самым за право общества вторгаться в индивидуальную сферу. И абсолютная свобода личности, являющаяся символом всего учения, стала бы фикцией. Он избрал второе, и институт частной собственности на средства производства и землю, — другими словами, права на продукт труда возродились в индивидуалистическом анархизме.
Перед нами две анархистические доктрины. Обе говорят нам о полной решительной эмансипации личности. Мы видели, как возвышенны идеалы, вдохновлявшие творцов анархизма. Но ищущему света не нужно позволять ослеплять себя его блеском. Нужно идти к его источнику. Попытаемся и мы, вооружившись бесстрастием, критически отнестись к обеим формам анархизма.
Первый вопрос, вопрос исключительной важности, который будет нас занимать, — вопрос, действительно ли современный анархизм представляет собой высшую форму развития индивидуалистической мысли? На первый взгляд такой вопрос может показаться пустым и праздным. Можно ли сомневаться в индивидуалистическо характере философии анархизма, когда все его проповедники только и толкуют, что о полной эмансипации личности, свободе самоопределения, категорическом отрицании всего, лежащего вне индивида и так далее и так далее.
Но не следует смущаться всеми этими торжественными заявлениями. Наряду с ними мы слышали и о правовых нормах и об общей воле, связывающей членов общины, наконец, о необходимости уважения чужих прав и даже частной собственности.
Действительно, коммунистический анархизм прежде всего не есть индивидуализм.
В изумительной по богатству эрудиции книге французский анархист Амон посвящает целую главу решению этого волнующего нас вопроса не есть ли анархизм фракция социализма? После добросовестного исследования целых груд анархистической литературы, он приходит к неотразимому выводу, что коммунистический анархизм есть лишь фракция социализма.
Индивидуалистические анархисты, как, например, Тукер, а за ним и голландский анархист Домела-Ньювенгуис полагают, что анархизм и коммунизм суть два взаимоисключающих понятия. Тукер отрицает всякое право за Кропоткиным, Реклю, Мостом, Списом, Гровом и другими называть себя анархистами. «Они — коммунисты, социалисты», но только не анархисты, говорит он.
В одном из русских органов коммунистического анархизма мы находим следующую страстную реплику против индивидуально понимания анархизма: «Анархизм не есть индивидуализм. Анархизм признает для всех равноправность существования и самозащиты от чьих бы то ни было экономических и политических посягательств. Анархизм не говорит: "Я выше всех", он говорит: "я равен каждому; но ни отдельной личности ни многим я не подчиняюсь, я — хозяин своих поступков. Анархизм не есть отрицание общества, не есть отрицание организации... Путем организации свободных личностей, добровольно вкладывающих свой труд в общественное — оно же и личное — дело, человечество может проявить наивысшую сумму энергии и достигнуть наибольших результатов в приспособлении природы для своих целей.»
Не есть ли эти слова самое яркое исповедание социалистической доктрины. И социализм в основу своих построений кладет равноправность существования; и социализм обещает в социалистическом строе полную свободу личности; и социализм видит в организации свободных людей недостижимые иным путем экономические преимущества. Следовательно, между социалистической доктриной и коммунистическим анархизмом нет принципиальной разницы, несмотря на бесчисленные отлучения, которыми осыпают друг друга социалисты и анархисты.
Миросозерцание анархистов-коммунистов враждебно миросозерцанию только так называемых авторитарных или государственных социалистов. Но разве мы не видели уже из предыдущей лекции, что все выдающиеся из современных представителей социал-демократии тоже отступают перед грозным призраком государства-Левиафана?
Все учение анархистов-коммунистов представляет из себя компромисс между стремлением к абсолютной свободе индивида и теми ограничениями, которые налагает всякая социальная жизнь. В самом деле, идеальный строй коммунистического анархизма есть организация свободных общин, вступающих между собой в договорные отношения. Следовательно, и коммунистические анархисты признают, что социальная жизнь без организации, без той или иной формы внешнего регулирования является невозможной. Но в «любом соглашении между людьми, — справедливо говорит Штаммлер, — уже находится сама по себе известная модификация и известное регулирование естественной жизни каждого отдельного человека».
Всякое неисполнение или уклонение от соглашения представляет уже собою нарушение чужого права. Если анархизм мирится с таким порядком, он коренным образом извращает тот принцип. который положен в основу всего его учения: принцип равноправности членов, принцип абсолютного равенства, как логический вывод абсолютной свободы всех индивидов, объединенных в союз. Если же анархизм не желает мириться с тем хаосом, который является неизбежным результатом такого порядка отношений, он должен создавать карательные нормы, закон, — все то, против чего он так страстно борется. И коммунистические анархисты, чтобы защитить свой любимый общественный идеал от упреков в хаотичности и беспорядке не останавливаются перед последним. Да, они должны признать в отдельных случаях и принудительные нормы. «В будущем, — говорит Бакунин, — будут существовать только такие нормы, которые будут опираться на волю всех и повиновение которым в нужных случаях будет принудительное». То же самое говорит и Кропоткин в разных местах своих «Речей бунтовщика» или «Завоевания хлеба». Боязнь быть удаленным из общины или союза является, по мнению Кропоткина, достаточной угрозой на тот случай, если бы кто вздумал отказать в повиновении общей воле...
Но разве эта угроза не страшнее тех кодексов, которые насоздавала буржуазия для усмирения непокорных граждан? Куда идти анархисту с его свободой самоопределения, изгнанному из пределов общины; и в чем же, наконец, принципиальная разница между таким принудительным удалением и наказаниями, которые расточает современный режим? Анархизм обещает дать полный простор индивидуальной воле, но ее там нет, где есть организация, где есть принуждение, где есть общая воля.
