В последнее десятилетие на международной арене постепенно утверждается новый тип государственного деятеля Запада, которому, видно, не дают покоя лавры Квислинга и Тиссо, печально почивших апологетов протектората. Дело доходит до того, что некоторые из них - этих западных деятелей - не стесняются получить от создателей лагерного Архипелага, инициаторов геноцида целых народов, творцов тюрем и психиатрических больниц для инакомыслящих высшие партийные ордена. Если события будут развиваться в том же направлении, то нас не удивит, когда ряд таких деятелей вскоре пополнит собою список иностранных Героев Советского Союза.
Но это было бы еще полбеды. Хуже то, что теперь и в самых широких католических кругах всерьез обсуждается вопрос о коллаборации с дьяволом. С глубокомысленным видом высокие прелаты толкуют по поводу диалога между христианством и марксизмом. У этих маловеров короткая память. Они забыли (а может быть, и не помнили никогда!), что почти две тысячи лет тому назад, в пустыне под Иерусалимом, такой диалог уже состоялся. Три предложения было сделано и три ответа было получено. Истинному христианину нечего добавить к исчерпывающим словам своего Спасителя.
В свете же современности португальские события показали, что марксизм, со своей стороны, всегда готов вести диалог с Церковью, но только одним-единственным способом: кляп в рот и пистолет в затылок.
Положение в мире (с вашего позволения, я снова цитирую Солженицына) не просто серьезное, положение катастрофическое. Насилие и ложь захлестывают человечество. Воинствующий тоталитаризм, обрядившийся в гуманистические одежды, уже положил алчные руки на горло цивилизации. Но зло не всесильно. Мы можем и должны противопоставить ему - этому злу - свет беспощадной правды. Всякая Тьма боится этого Света. Недаром адепты и апологеты тоталитарной тирании так злобствуют на тех, кто осмеливается свидетельствовать против ее злодейств и преступлений. Тяжесть этой злобы уже испытывают на себе здесь такие убежденные демократы и гуманисты, как Александр Солженицын и Людек Пахман, Александр Галич и Иосиф Слипый, Наум Коржавин и Ота Филип.
Только зря стараются господа экзистенциальные мазохисты и поклонники „третьего пути" из бывших гитлеровцев! Если мы выстояли там, пройдя сквозь тюрьмы и сумасшедшие дома, то здесь, будьте уверены, выстоим обязательно. Их доктрина, утверждающая себя с помощью насилия и клеветы, лишь свидетельствует перед всем миром о своем полном духовном бессилии. Наше единство, всех сил политического плюрализма и представительной демократии - гарантия ее неминуемого банкротства.
События самого последнего времени вновь наглядно показали, что коммунизм есть наиболее отвратительная и лицемерная форма фашизма в современном мире, и только осознав эту очевидную истину, мы можем взять верный тон и занять твердую позицию в судьбоносной борьбе нашего века - борьбе за Свободу и Демократию.
До последнего времени провокаторство, как явление, было свойственно в России лишь политическим движениям, но после пятьдесят шестого года, в эпоху так называемой либерализации, оно прочно обосновалось и в отечественной литературе.
Люди весьма скромных дарований, шумно эксплуатируя пробудившуюся общественную совесть, лихорадочно принялись наживать себе материальный и политический капитал убогими виршами на „животрепещущую" тему, в которых строго дозированная „смелость" сопровождалась охранительными уверениями в любви и преданности к партии, родине, Ленину.
Пробавляясь таким образом, мастера остреньких поэтических пассажей во всеуслышание плакались на свою судьбу, а втихомолку, с помощью тех же „гонителей" приобретали ордена, дачи, машины. И - странное дело - нашей пресловутой либеральной интеллигенции и в голову не приходило, каким это манером в стране, где один Нобелевский лауреат затравлен до смерти, а второй поставлен вне закона и выслан из страны, эти ловкачи-умельцы ухитряются не только жить припеваючи, беспрепятственно осуществляя заграничные вояжи, но и слыть при этом „борцами" и „мучениками"?
Причем не только у нас! Услужливые репортеры некоторых зарубежных газет, с оперативностью, достойной куда лучшего применения, оповещают благодарное человечество о всяком чихе поднаторевших в расхожей демагогии мессий из Переделкино. Поистине ничего не забыли и ничему не научились!
Одну из наиболее характерных фигур этого доходного поприща являет собою Евтушенко. Если бы речь шла о нем лично, то чувство элементарной человеческой брезгливости остановило бы меня. Как говорится, много чести! Но, к несчастью, Евтушенко - типичный продукт целого явления в современной русской словесности.
Едва ли рыцарь простодушного доноса Фаддей Булгарин в XIX веке догадывался, что при известной гибкости мог бы, оставаясь агентом третьего отделения, выглядеть в представлении современников и потомков мучеником Сенатской площади.
Другое дело Евтушенко. Он, к примеру, пишет и печатает стихотворение „Бабий Яр", а затем в качестве члена редколлегии журнала „Юность" поддерживает резолюцию об израильской „агрессии". Он посылает в адрес правительства широковещательную телеграмму против оккупации Чехословакии, но вслед за этим делает приватное заявление в партбюро Московского отделения Союза писателей с осуждением своей первоначальной позиции.
Он громогласно защищает Солженицына и тут же бежит в верхи извиняться и каяться, и пишет ура-патриотическую поэму о стройке коммунизма - Камском автомобильном заводе, - где прозрачно намекает на того же Солженицына: „Поэта вне народа нет!"
И, представьте себе, это не мешает ему оставаться в глазах наших, да и не только наших, „интеллектуалов" представителем культурной оппозиции.
Полноте, господа! Оппозиции у нас дают не ордена и дачи, а сроки и „волчьи билеты". Оппозиция ездит не на личных лимузинах, а в „столыпинах". Оппозицию здесь ссылают не в Переделкино, а, мягко говоря, немного дальше. Даже оппозиция молчаливая, пассивная преследуется морально и материально.
В самое последнее время из Союза писателей исключены такие замечательные представители нашей литературы, как Лидия Чуковская и Владимир Войнович. Окончательно затравлены и вынуждены выехать за рубеж Иосиф Бродский, Александр Галич, Виктор Некрасов, Наум Коржавин.
Задумайтесь, наконец, за что, за какие заслуги власть осыпает компанию евтушенок щедротами со своего плеча? Какого рода векселями оплачивают они свое комфортабельное мученичество?
Сколько номенклатурных сребреников получает каждый из них за всякое очередное предательство?
Почему жена великого ученого, выдающаяся общественная деятельница страны Елена Боннэр-Сахарова в течение года, при самой широкой поддержке мировой общественности, добивалась краткосрочной поездки за рубеж на лечение болезни, возникшей в результате фронтовых ранений, а этот поэтический фигляр разъезжает по всему миру, когда ему вздумается и как ему вздумается?
Меня не удивляет позиция иных международных полумарксистов, которые услужливо рукоплещут ему, посильно помогая нашим соответствующим органам наводить либеральный лоск на свои судебные и внесудебные мистерии. Недоумение вызывает лишь поза благодушной снисходительности к литературному провокаторству, укоренившаяся в известной части как нашей, так и западной писательской среды. Это, на мой взгляд, или следствие прискорбной нравственной глухоты, или, что еще хуже, сознательное потворство, облегчающее собственную совесть.
Существование „применительно к подлости" не ново в русской общественной жизни. Сыскными метаморфозами нас не удивишь. Но только в наше время метаморфозы эти обходятся нам такой дорогой ценой. Думается, что мировая культурная общественность, определит, наконец, свою позицию по отношению к этому отвратительному явлению.
Было бы чрезвычайно полезно для всех нас, если бы всякий раз, когда эти бойкие вояжеры являются куда-либо с очередным служебным визитом, их повсеместно сопровождало предупреждение: осторожно - „Евтушенко"!
Париж, 20 ноября 1975 г.
Выступление на симпозиуме христианских историков в Риме
В своем пророческом романе „1984" великий Орвелл с удивительной наглядностью и тончайшим проникновением в смысл и суть тоталитарных доктрин обнажил средства и цели марксистской идеологии. Главная, если не основополагающая из этих целей - лишить человека исторической памяти, нравственных корней, вековых устоев и традиций, заставить забыть о его Божественном происхождении. Человек без исторической памяти становится податливым материалом для самых безумных социальных экспериментов. Человек-монстр, функциональная единица общественной машины, живущая сиюминутными потребностями и страстями, в стерилизованное сознание которой в любой день и час можно вложить любую жизненную программу или политическое клише - вот идеал всякой формы тоталитаризма вообще и его самой отвратительной и лживой разновидности - коммунизма, - в особенности.
