6. Сектанты, по версии некоторых деятелей РПЦ, в том числе кришнаиты, саентологи, свидетели Иеговы и т. д.
Кроме того, обычные, ни в чем не участвующие люди также станут жертвами этой борьбы: чем больше списков, учетов и баз данных, тем выше вероятность ошибки.
Бросив мощные ресурсы на предотвращение экстремизма, государство в то же время выделяет отдельные бюджеты на закупку техники, которая может пригодиться на случай, если кризис все же произойдет. Для разгона митингов и демонстраций создается новая отечественная техника, которая не разрабатывалась с конца 80-х. Три вида водометных машин — на базе «Газели», «КАМАЗа» и «Урала» — уже закупаются МВД, а ОМОН и ОМСН обучают новым техникам по разгону толпы. Ирина Бороган.
Приведенную статью написал «демократический» автор или «либерал» (черт его знает, почему они так себя называют, не имея для этого ни малейших оснований). Статья информативная и правильная, но только слегка мелковата. И. Бороган считает страх нынешнего кремлевского режима перед экстремистами чем-то свойственным этому режиму. Между тем, страх перед народом — это родовое свойство «демократов». Тот страх, который испытывает Кремль за свои драгоценные шкурки, просто отражение его общего страха. Это нагромождение охраны личной, наружной, агентурной, электронной, эти трехметровые заборы, решетки, непременные посты, видеонаблюдение у любого мало-мальски значимого «демократа» и кормящих их олигархов вызывает просто омерзение и даже жалость к ним. Какому-нибудь преступнику еще надо суметь натворить что-нибудь нехорошее, чтобы государство «на зоне» окружило его такой охраной, а эти за свой счет вечно ходят под конвоем.
Год назад мне пришлось написать под впечатлением от увиденного на, казалось бы, светлом празднике: «В моих детстве и юности, признаться, не всегда похвальных, была у нас подначка в виде загадки: «Что такое: не х…, не морковка — красная головка?» Ответ: «Милиционер» (за красный околыш на фуражке). Сейчас, видя нынешние органы правопорядка, думаешь — боже, как же мы недооценивали нашу родную советскую милицию во всех планах, даже в интеллектуальном.
Вспомните праздники в СССР. В эти дни вся милиция была на улицах, но какая! В белых рубашечках, весной с белыми чехлами на фуражках, выглаженная, вычищенная — милиция праздновала вместе с нами и была она абсолютно безоружна! Какое оружие в праздники, если милиция его не носила и на дежурствах в будние дни?! В праздничные дни даже ее единственное подразделение, дающее денежный доход, — вытрезвитель — и тот был бесплатным: перепивших обслуживали «за счет заведения».
А на 9 Мая этого года, участвуя в демонстрации ветеранов войны, увидел уже на подходах к Кремлю тех, кого милицией уже трудно назвать, — так даже немцы в оккупированных городах в окружении мирного населения постеснялись бы выглядеть! И молодые солдатики, и мордовороты были в боевой камуфляжной форме, в касках, в бронежилетах, во всеоружии. И было их несколько тысяч. А за их шеренгами ряды спецтехники с водометами, с автозаками. Причем, военный парад уже давно закончился и наши драгоценные фюреры уже где-то принимали «на грудь» в абсолютной безопасности — зачем весь этот оккупационный кретинизм?? Он ведь вызывает к режиму даже не жалость, а омерзение — как можно до такого неприкрытого ужаса бояться собственного народа и, одновременно, называть себя «избранной» им властью?
Но тогда мне не удалось дополнить собственное впечатление впечатлением людей, которые работали вместе с тем, кто для этих «демократов» является главным губителем народа и извергом всех времен и народов.
Вспомните непрерывные разглагольствования «демократов» о том, что Сталин, дескать, был страшным трусом, который даже в своей квартире обрезал шторы, чтобы за ними никто не мог спрятаться, вспомните «демократический» бред о тысячах телохранителей Сталина и т. д. и т. п.
В 1933 г. был большой голод на Украине, Дону и Кубани, казалось бы, гнев народа против Сталина должен быть ни с чем не сравним. А в начале 1934 г. в Москве было открыто метро и начались пробные поездки москвичей. Родственница первой жены Сталина, М.А. Сванидзе, вела дневник и 29 апреля 1934 года она в него записала (Сталина она помечает буквой «И» — Иосиф):
«…22-го вечером мы всей гурьбой зашли к ребятам в Кремль. Было рождение няни Светланиной, я ей купила берет и шерстяные чулки, и мы пошли ее поздравлять. Пришли И. с детьми, Каганович и Орджоникидзе. Обедали. Мы присоединились. Очень оживленно говорили. И. был в хорошем настроении, кормил Светлану. Сейчас же открыли «Абрау» и начались тосты. Заговорили о метро. Светлана выразила желание прокатиться, и мы тут же условились — я, Женя, она и няня — проехаться. Л.М. заказал нам 10 билетов и для большего спокойствия поручил своему чиновнику нас сопровождать. Прошло 1/2 ч., мы пошли одеваться и вдруг поднялась суматоха — И. решил внезапно тоже прокатиться. Вызвали т. Молотова — он подошел, когда мы уже садились в машины. Все страшно волновались, шептались об опасности такой поездки без подготовки. Лазарь Моисеевич волновался больше всех, побледнел и шептал нам, что уже не рад, что организовал это для нас, если б он знал и пр.
Предлагал поехать в 12 ч., когда прекратится катание публики, но И. настаивал поехать сейчас же. У меня на душе было спокойно, я говорила, что все будет отлично и нечего беспокоиться. Разместились в 3-х машинах, поехали к Крымской площади. Там спустились и стали ждать поезда. Пахло сырой известью еще невысохшего дома, чисто, светло, немного народу, ожидавшего очереди сесть в метрополитен, чтоб сделать рейс. Начались перезвоны по телефону с соседними станциями, и мы простояли минут 20. В это время подъехал кое-кто из охраны. Публика заметила вождей, и начались громкие приветствия. И. стал выражать нетерпение. Дело в том, что хотели на предыдущей станции освободить состав, из-за этого произошла путаница и задержка, во всяком случае поезд подошел переполненный, тут же освободили моторный вагон от публики, и при криках ура со стороны всех бывших на перроне мы его заняли. Еще в вагоне мы простояли минут 10, пока вышел встречный и освободился путь. Наконец мы двинулись. В Охотном вышли посмотреть вокзал и эскалатор, поднялась невообразимая суета, публика кинулась приветствовать вождей, кричала ура и бежала следом. Нас всех разъединили и меня чуть не удушили у одной из колонн. Восторг и овации переходили всякие человеческие меры. Хорошо, что к этому времени уже собралась милиция и охрана. Я ничего не видела, а только мечтала, чтоб добраться до дому. Вася волновался больше всех. И. был весел, обо всем расспрашивал откуда-то появившегося начальника стройки метро. Пошучивал относительно задержки пуска эксплуатации метро и неполного освоения техники движения.
На следующей станции, где самый высокий эскалатор, И. и все опять вышли, но я, Женя и Светлана остались в вагоне, напуганные несдержанными восторгами толпы, которая в азарте на одной из станций опрокинула недалеко от вождей огромную чугунную лампу и разбила абажур. Мы доехали до Сокольников, поехали обратно до Смоленского, хотя в Сокольниках ждали машины, но И. решил проехаться обратно. Приезжаем на Смоленский, у вокзала ни одной машины (они не успели доехать из Сокольников). Моросит дождь, на улице лужи, и весь кортеж двинулся пешком через площадь по Арбату. Новые волнения, растерянность. Наконец, около Торгсина первая машина из особого гаража. Ее ловят посреди улицы, т. к. она летит к Смоленскому вокзалу. И. не хочет садиться и отправляет детей и женщин. Мы едем в Кремль, через 5 минут приезжает Павел, а затем Ал. И. уехал прямо на дачу. Светлана устала — идет прямо в постель. Вася разнервничался от всех переживаний, кидается на постель и истерически рыдает, мы упиваемся валериановыми каплями и только спустя 1/2 ч., когда узнаем по телефону, что все на местах, пьем чай и обмениваемся впечатлениями. Метро — вернее вокзалы изумительны по отделке и красоте, невольно преклоняешься перед энергией и энтузиазмом молодежи, сделавшей все это, и тому руководству, которое может вызвать в массе такой подъем. Ведь все было выстроено с молниеносной быстротой, и такая блестящая отделка, такое оформление…»
При Сталине агенты ГПУ, потом ОГПУ, потом НКВД слушали, что говорит народ, и докладывали об этих разговорах «наверх». И после пуска метро они тоже в справке с грифом «Секретно» доносили секретарям МГК о разговорах народа по этому поводу. Причем, и о положительных высказываниях, и о злобных. Среди людей не осталось незамеченным посещение метро руководителями страны. И среди восторженных разговоров о том, что людям посчастливилось вблизи видеть Сталина и Молотова и даже говорить с ними, агенты сообщили и о следующих разговорах.
«На ряде предприятий рабочие выражали опасения, почему т. Сталин рискует, совершая поездку в общем поезде, где могли оказаться всякие люди. Например, т. Ветков (Дорхимзавод) говорил:
