В разговорах о политике и экономике, выступлениях и статьях аналитиков и политологов, в радио- и телеэфире что ни день слышишь, что мы (страна, государство, люди) подсели на ту или иную иглу (газовую, нефтяную, сырьевую и проч.) и с неё надо, конечно же, поскорее соскочить. Ладно бы только «высокие сферы» политики и экономики. Но и в быту постоянно узнаёшь, что кто-то подсел на зелёный чай или фитнес, а кто-то на детективы. Одна знакомая недавно сказала: «Представляешь, весной просто подсела на оперу»… Мы настолько привыкли к этим выражениям, постоянно используем их, где надо и где не надо, что даже не замечаем подспудного негатива, который несёт в себе идиома. А ведь если разобраться, смысл её оскорбителен для всех нас.
Откуда ноги растут у сочетания этих слов? Оно берёт начало в среде наркоманов и наркоторговцев, от людей из самых низших слоёв преступного наркобизнеса. От тех людей, которые получают дозу героина в грязной подворотне или на дискотеке из рук тех, кто нагло наживается на продаже яда, смертельной отравы. Ведь подсесть на иглу – значит стать наркозависимым человеком. И тут никакой романтики, а лишь видимость свободы и раскрепощённости, если вспомнить хотя бы героя Джона Траволты из «Криминального чтива», который самозабвенно вкалывал в себя шприц с зельем дурмана и забвения. Соскочить с иглы – освободиться от пагубной привычки. Но известно, что это удаётся далеко не всем.
Конечно, образность, точность сравнений можно лишь приветствовать. Но, думаю, не во всех случаях. Меня лично удивляет, как с лёгкостью необыкновенной мы жонглируем этими фразами из наркоманского обихода, говоря о серьёзных вещах и о наших будничных привычках. Когда слышу разглагольствования политика, журналиста, любого участника ток-шоу о «России на игле», чувствую себя униженным. Да и не только это выражение упрочилось в эфире и жизни. Никто не стесняется использовать другие слова и выражения из криминального или воровского лексикона. А ведь русский язык даёт много возможностей выразить свои мысли и эмоции.
Не хотите ли ложку касторки?
Не хотите ли ложку касторки?
Литература / Литература / Писатель у диктофона
Ермакова Анастасия
Теги: литературный процесс , критика , история
«ЛГ» беседует с историком, писателем, автором недавно вышедшей в издательстве «Молодая гвардия» в серии «ЖЗЛ» книги «Радищев» Ольгой ЕЛИСЕЕВОЙ
«ЛГ»-досье
Ольга Игоревна Елисеева, историк и писатель. Кандидат исторических наук, доцент кафедры истории Московского гуманитарного университета.
Родилась в 1967 году в Москве. Окончила в 1991-м Московский государственный историко-архивный институт (Российский государственный гуманитарный университет), затем аспирантуру Института российской истории Российской академии наук.
Автор 17 исторических монографий, среди них несколько о Екатерине Великой, около 300 статей по истории России и Европы второй половины XVIII – первой четверти XIX в., более двух десятков исторических и историко-фантастических романов.
Награждена золотой медалью «ЖЗЛ» в 2010 и 2013 гг., серебряной медалью княгини Екатерины Романовны Дашковой «За служение Свободе и Просвещению» Московским гуманитарным институтом имени Е.Р. Дашковой и Национальным комитетом кавалеров Русских императорских орденов 2008 г.
Лауреат литературных премий «Чаша Клио», «Чаша Бастиона», «Бронзовый Роскон», «Большая Филигрань», «Меч Экскалибур», «Странник», «Карамзинский крест», «Хронограф».
– Ольга Игоревна, вы давно занимаетесь историей России, и, наверное, многие личности вызывали у вас интерес. Почему выбрали героем своей книги именно Александра Николаевича Радищева?
– Я специалист по екатерининскому времени, что же удивительного, что «первый русский революционер» вызвал у меня интерес? Были Потёмкин, сама Екатерина II, Дашкова. Даст бог, будет и ещё что-то. С именем Радищева связан один из самых жгучих для современности вопросов: а стоит ли звать Русь к топору? И если вы зовёте, то готовы ли принять ответственность за миллионы жизней соотечественников, когда Русь всё-таки откликнется и возьмётся за топор?
Казалось бы, и революция, и Гражданская война давно в прошлом. Но раны не зажили. И не заживут, пока именами убийц собственного народа продолжают называться города, пока их памятники возвышаются на площадях, пока в книгах их продолжают славить новые поколения авторов.
Радищев призывал к «экспорту революции» из Парижа в Петербург. Надеялся на восстание в момент войны России со Швецией. Пусть читатели сами задумаются над вопросом, что такое хорошо и что такое плохо.
Мы и сейчас находимся в трудном положении. И сегодня есть люди, которым кажется любопытным спровоцировать социальные конфликты и посмотреть, что получится. Горы трупов. Задержка развития. Разделяя определённую идеологию (в данном случае революционную), будьте любезны честно признать, что согласны на гражданскую войну, вас не останавливает гибель людей ни в прошлом нашей страны, ни в будущем. Радищева не останавливала.
Есть точка зрения, что современные носители революционной идеологии не виноваты в тех жертвах, которые когда-то понесла наша страна. Ведь они ещё не родились, когда осуществлялись «массовидный террор» (выражение В.И. Ленина), расказачивание, коллективизация, большой террор и т.д. Конечно, не родились. Но, разделяя взгляды своих кумиров, такие люди как бы заранее расписываются в готовности подарить нам подобное же будущее.
– Есть расхожее мнение о том, что автор должен любить своего героя. В вашем же случае, судя по книге, как раз наоборот: Радищев вызывает у вас разнообразные чувства, но уж точно не любовь. Вы не боитесь обвинений в чрезмерной субъективности?
– С моим багажом опубликованного поздновато бояться обвинений. Надо делать своё дело. Часто под объективностью понимают такой подход, когда и нашим, и вашим. В Апокалипсисе сказано: «О! Если бы ты был холоден или горяч! Но как ты тёпл… то извергну тебя из уст моих». Слегка тёплый – как остывший, но подогретый ужин – способ изложения и называют «объективным», он не встречает обвинений. Но и не вызывает ответной реакции читателей. Зачем же говорить с пустотой? Зачем писать книги, которые даже самому автору нужны только для того, чтобы продвинуться с одной научно-административной ступени на другую?
За что любить Радищева? Даже декабристы, задумывая переворот, чурались его имени. Пугала кровь. Барское чистоплюйство? А почему кровь не должна пугать? И каков на поверку человек, которого не пугает кровь? То, что один писатель-революционер, как Радищев, всю жизнь профилософствовал, а другой, как Максимилиан Робеспьер, успел отправить множество людей на гильотину, не делает их нравственно разными величинами. Обстоятельства сложились не в пользу русского друга Французской революции. При других условиях он мог бы подписывать приговоры. Мог бы и сломаться от нахлынувшей страшной реальности – ведь был очень эмоционален. Но жертвам от чувствительности потенциальных палачей не легче.
– Не секрет, что в книге вы касаетесь интимной жизни своего героя, выставляя её в довольно неприглядном свете, приводя в подтверждение высказывания самого Радищева. Как на ваш взгляд, есть ли для биографа некая этическая черта, которую переступать нельзя, или биограф в данном случае уподобляется врачу, перед коим пациент должен быть абсолютно искренен?
– Если я привожу высказывания самого Радищева, то значит, не «выставляю в неприглядном свете», а констатирую факт, причём устами героя. То, что вы называете «этической чертой», – элементарное ханжество. А в ханжестве мои книги, к счастью, не замечены. Когда я написала «Потёмкина», до редактора добралась некая «потомица» великолепного князя Тавриды. Она очень хвалила прочитанное, но задавалась вопросом: зачем же автор упомянул, что у Григория Александровича и после романа с Екатериной II были женщины? Следовало показать, что светлейший князь до гроба страдал и оставался верен… Ну, или промолчать, блюдя «этическую черту».
Но книги пишутся не для того, чтобы поглаживать «тётушек» по привычным для них представлениям о мире. Любовная жизнь героев создаёт политические и творческие коллизии. Не предпочитай княгиня Дашкова женщин, она не ввязалась бы в заговор на стороне Екатерины. Если бы Радищев со времён Лейпцигского университета не болел дурной болезнью, не свёл благодаря этому в могилу двух жён и не заразил детей ещё в утробе матери, мрачное восприятие мира не отразилось бы на его текстах. Или вы всерьёз полагали, будто он писал о крепостном праве? Сюрприз.
