На таком фоне заверения Кейси, что США будут защищать Саудовскую Аравию, выглядели куда как привлекательно. Правда, он поставил условие: со своей стороны саудовцы должны оплачивать поставки оружия афганским моджахедам, борющимся против Советского Союза, и снизить цены на нефть. Это будет способствовать подъему американской экономики и одновременно нанесет ощутимый удар по советским поступлениям иностранной валюты, в которых так нуждается советская экономика.
Саудовцы обещали — деньги у них были, и немалые. Тем более что вторжение в Афганистан оборвало начавшиеся было контакты по нормализации отношений между СССР и Саудовской Аравией.
Впрочем, в советскую угрозу государства Персидского залива мало верили. Президент ОАЭ шейх Заид, например, заявил:
— Угроза исходит лишь от израильского экспансионизма… Откровенно говоря, Иерусалим для нас в сто раз важнее, чем Афганистан и Польша вместе взятые.[12]
Поэтому в Тель-Авиве, куда директор ЦРУ прилетел 13 апреля, беседы проводились уже по другому сценарию. Разумеется, он подтвердил намерение новой администрации твердо защищать Израиль, но не уговаривал создавать мифический союз с арабами. Вместо этого Кейси напирал на растущие угрозы со стороны Советского Союза и его клиентов. А в подтверждение своих добрых намерений обещал регулярно передавать Израилю материалы и фотоснимки территорий Ирака и Сирии, полученные со спутников-шпионов, включая расположение иракских атомных реакторов. За это он просил только одно — дать возможность ЦРУ использовать каналы израильской разведки в Польше для доступа к оппозиционной «Солидарности».
По-видимому, все это убедило израильского премьера, что наступила пора действовать. Он может предпринять теперь военные акции против Сирии, и американцы, хотят они того или нет, вынуждены будут поддержать их. Брежнев, которому обо всем этом весьма подробно докладывал его помощник Александров, только сетовал:
— Ох, эти американцы… Пора им укорот давать!
Глава третья
Как начинается война
Тем временем обстановка на Ближнем Востоке накалялась все больше и больше. Причем эпицентр событий постепенно перемещался в Ливан.
Когда-то эта маленькая страна слыла ближневосточной Швейцарией. Она процветала, а Бейрут стал банковским центром Средиземноморья, славился своими курортами, казино и веселой ночной жизнью.
Но подспудно росло напряжение. Все главные должности в стране занимали христиане и мусульмане-сунниты, а шииты, составлявшие большинство населения Ливана, бедные и необразованные сельские жители, были отодвинуты на задний план. Однако до поры до времени христианские и мусульманские кланы тихо и мирно сосуществовали там друг с другом.
Все поменялось в начале 70-х годов, когда король Хусейн изгнал из Иордании вооруженные отряды палестинцев и они осели на юге Ливана, а палестинское руководство обосновалось в Западном Бейруте — мусульманской части столицы. Под напором новых пришельцев хрупкая государственная структура Ливана треснула по всем швам и в стране началась гражданская война, в которой все воевали против всех: левые, правые, христиане, мусульмане, палестинцы и просто бандиты. Причем воевали с небывалой жестокостью.
Летом 1976 года в Ливан вошли сирийские войска — под предлогом наведения порядка и защиты христиан. Но они так и не смогли стабилизировать обстановку — междоусобица продолжалась. А в это время палестинцы, обосновавшиеся на юге, стали использовать ливанскую территорию в качестве плацдарма для нападений на Израиль. На все их вылазки Израиль отвечал сразу же и жестко. В результате гибли мирные жители, в основном ливанцы. Так в эту гражданскую войну постепенно втягивался Израиль, и назревало его столкновение с Сирией.
Еще в феврале 1981 года советский посол в Сирии В. И. Юхин сообщил в Москву, что президент Хафез Асад предвидит новую войну в Ливане, ибо решить кризис мирным путем невозможно.
Случайно или нет, но именно в то время, когда высокие американские эмиссары появились на Ближнем Востоке, в Ливане вновь вспыхнула война. В конце марта ливанские фалангисты Башира Жмаеля напали на сирийские войска около города Захле в долине Бекаа и попытались овладеть этим важным стратегическим центром на магистрали, соединяющей Бейрут и Дамаск. Почти одновременно начались столкновения в Бейруте вдоль «зеленой линии», разделявшей христиан и мусульман в ливанской столице, а войска израильского протеже майора Хаддада начали обстрел сирийских позиций в районе Набатии, Сайды и Тира.
Ответ Асада был жестким. Сирийские войска нанесли массированный удар по фалангистам, а к югу от Захле были демонстративно оборудованы 4 позиции для размещения ракет ПВО «Квадрат» (САМ-6) советского производства. Однако сами ракеты там пока не размещались. Воевать с Израилем Асад не хотел, но предупреждал: в случае его вмешательства в ливанский конфликт, на этих позициях сразу же появятся ракеты только с одним предназначением — сбивать израильские самолеты.
Наступила томительная пауза. Бегин взвешивал обстановку. Но после визитов Хейга и Кейси на Ближний Восток израильский премьер определился. 28 апреля правительство Израиля, правда, с большими колебаниями, приняло решение сбивать сирийские вертолеты, наносившие удары по фалангистам в районе Захле.
Министры еще не успели разойтись, как начальник Генерального штаба Рафаэль Эйтан доложил, что два сирийских вертолета уже сбиты, а израильские самолеты нанесли удары по сирийским войскам в Ливане. Ссылаясь на «моральное право», Бегин заявил, что Израиль не позволит Сирии ликвидировать христианскую общину в Ливане.
В тот же день сирийцы ввели в Бекаа 3 дивизиона ракет «Квадрат». Ответ Бегина не заставил себя ждать. 30 апреля 1981 года он отдал приказ нанести удар по позициям сирийских ракет, и только непогода помешала этому.
В общем, конфликт назревал серьезный. Но тут быстро вмешались американцы. Их призыв одновременно к Дамаску и Тель-Авиву остановить эскалацию конфликта несколько разрядил обстановку. Посол Юхин сообщил в Москву, что военные действия сирийских войск в Ливане по существу приостановлены и Дамаск теперь делает акцент на политические контакты со всеми противоборствующими ливанскими сторонами. А Бегин сетовал, что просьба госсекретаря Хейга вынудила его отложить нанесение удара по сирийским ракетам в Бекаа.
Короче говоря, Вашингтон действовал, а Москва заняла выжидательную позицию. Правда, Устинов шумел, что негоже сидеть сложа руки, когда обижают союзников. Как раз в эти дни сирийцы передали по военным каналам в Москву согласие на создание советских военных баз в районе Латакии и только просили разместить советские ЗРК с шестью тысячами советских военнослужащих для их защиты. Военные на Арбате были склонны согласиться с этим. Но Громыко и Андропов решили повременить и посмотреть, что предпримут сирийцы.
Однако 2 мая американцы предприняли новый демарш — только на этот раз в Дамаске.
«Израильтяне сообщили нам, — говорилось в их обращении, — что в течение по крайней мере нескольких дней они решили не предпринимать военных действий, направленных на эскалацию обстановки в тех районах Ливана, которые заняты сирийскими войсками, с тем чтобы создать благоприятные возможности для дипломатической работы».
А далее, по сути дела, следовал ультиматум: нынешний кризис в Ливане может разрядить вывод сирийских войск с высот на горном хребте Санин и их зенитных комплексов САМ-6, размещенных в долине Бекаа.
В Дамаске были явно растеряны, и Юхину было передано срочное обращение президента Асада к советскому руководству:
«Американский ультиматум от 2 мая сирийское руководство рассматривает как весьма серьезный. Если Сирия отвергнет его, это будет означать войну. Если мы примем его, это будет фактически означать установление израильского контроля над Ливаном, подрыв позиций Палестинского движения сопротивления и ливанских национально-патриотических сил, ощутимый удар по Сирии, а в конечном итоге установление через Израиль и другие страны американского господства, прямого или косвенного, над всем районом Ближнего Востока. Поэтому мы просим, чтобы советское руководство со всей серьезностью изучило этот вопрос, и рассчитываем, что Советский Союз займет эффективную позицию и примет соответствующие меры с учетом того, что вероятность войны стала весьма значительной».
Срок — два часаТеперь отсидеться уже было нельзя, и 4 мая Громыко вызвал своих ближневосточников. Встретил он их угрюмым выражением лица и, едва поздоровавшись, начал со своего любимого риторического вопроса: «Что все это значит?» На него можно было не отвечать, так как он тут же сам и ответил: