Изменится ли это правило поддержания мира с началом эры Нео-войн? Навряд ли. Навряд ли оно изменится, потому что, суммируя все мною сказанное, при переходе от Пра-пра-войн к Нео-войнам (третьей стадии) изменения состояли в следующем:
(i) Пра-пра-войны создавали положение временной двусторонней нестабильности, затрагивавшей двух участников конфликта, без нарушения общего равновесия на нейтральной периферии.
(ii) «Холодная война» создала вынужденную и замороженную стабильность в центральных частях первых двух миров ценой многих временных нестабильностей на перифериях: периферии сотряслись множественными мелкими Пра-пра-войнами.
(iii) Нео-война (третья стадия) обещает постоянную нестабильность даже и в центрах. Центры становятся территорией ежедневного беспокойства, ареной постоянных террористических атак. Эта нестабильность будет сдерживаться перманентным кровопусканием на перифериях и большим количеством Пра-пра-войн, среди которых Афганистан — только первый пример из многих.
Приходим к выводу, что наше положение стало значительно хуже, ибо рассеялась даже иллюзия, создававшаяся «холодной войной», будто бы в центральных зонах первых двух миров может царить состояние мира. В сущности, именно утрату этой иллюзии ощутили американцы 11 сентября, и тем объясняется всеобщий шок.
Не думаю, что на нашем шаре, где человеки человекам волки, можно будет достичь всеохватного мира. Оттого Фукуяма возвестил «конец истории»[50]. Но недавние события, опровергая Фукуяму, показали, что история не кончается, а продолжается в виде конфликтов.
Локальные замирения
Если всеобщий мир — результат войны, и чем разрушительней война, чем неспособнее она решить те проблемы, которые ее породили, тем недостижимее мир, — что остается тому, кто верит, что за мир надо бороться, что он не наследство, даруемое божией благодатью?
Остается строительство мира не сплошного, а крапчатого — выгораживание островков мира на бескрайней периферии, охваченной Пра-Пра-войнами, которые будут сменять друг друга — одна за другой, одна за другой.
Если всеобщий мир — всегда плод войны, локальный мир может быть плодом прекращения войны. За локальный мир не обязательно вести «последний бой». Локальный мир устанавливается, когда на фоне усталости дерущихся некий Переговорщик предлагает себя в посредники. Условие для посредничества — чтобы Пра-пра-война была маргинальной и длящейся давно, то есть чтобы масс-медиа уже утратили к этой войне интерес и стороны могли соглашаться на компромиссы, не позоря себя в глазах международного общественного мнения. Периферийность конфликта и короткая память масс-медиа — самые благоприятные условия для мирового посредника. Никакое посредничество и никакие переговоры не могут в наше время устранить конфликтность в центре системы, по той причине, что это не зависит от воли правительства. Поэтому нереальна программа мира для Нео-войн третьей стадии. Реальная программа мира только для Пра-пра-войн, которые Нео-войной порождаются.
Эти локальные замирения позволят выпустить пар и разрядить в долговременном масштабе напряженность, ведущую к перманентной Нео-войне. Это значит (хотя любой пример мешает воспринимать идею как гибкую и приложимую к самым разнообразным ситуациям), что, установись сейчас в Иерусалиме мир, он безусловно поспособствовал бы разрядке напряженности во всем эпицентре планетарной Неовойны.
Но даже если не всегда достижим подобный результат, мини-мир, напоминающий маленький пузырик на общей кривой энтропии, этот мини-мир — пусть он и не главная цель и даже не этап на пути к главной цели — все равно послужит примером и моделью.
Замирение как модель. Да, я согласен, идея сильно христианская, но эту идею приняли бы и языческие философы. Пусть замирятся хоть двое, хоть одни Монтекки с одними Капулетти. Это не разрешит проблем насущного мира, но покажет: проявление доброй воли даже в наши времена возможно. Оно возможно всегда.
Работа по сокращению локальных конфликтов нужна, чтобы заставить верить: разрешимы и конфликты глобальные. Это, конечно, прекраснодушие, но иногда примеры — лучшая благая ложь. Плохо лжет тот, кто говорит ложь, а хорошо лжет тот, кто подает благой пример и побуждает и других поступать во благо, пусть даже и заставляя ошибочно верить, что частная посылка (из р следует q) разовьется в общий закон (из р всегда следует q).
Потому-то этика и риторика — не формальная логика. Единственная наша надежда — работать на локальные замирения.
Любить Америку, но и устраивать марши мира[51]
Зло порождает зло. Главная цель всякого террористического акта и движения — дестабилизировать лагерь противников. «Дестабилизировать» означает довести противников до ошаления, чтоб они потеряли спокойствие и начали подозревать друг друга во всем на свете. Ни правому, ни левому терроризму в конечном счете не удалось дестабилизировать нашу Италию. Поэтому оба терроризма у нас потерпели фиаско, хотя бы на стадии первого, самого устрашающего приступа. Но тогда все разыгрывалось в провинциальном, не в планетарном масштабе.
Терроризм бен Ладена (т. е. той широкой фасции фундаментализма, которую бен Ладен представляет) более изворотлив, всеобъемлющ, успешен. 11 сентября 2001 года бен Ладен сумел дестабилизировать Западный мир. Он сумел вызвать к жизни призраки древних распрей. Мир тут же вспомнил о борьбе цивилизаций, религиозных войнах, противостоянии континентов.
Затем бен Ладен пошел дальше. Вбив клин между Западным миром и Третьим миром, он взялся за Западный мир и стал раскалывать его изнутри. Он действительно сумел вызвать разногласия — если не военные, то, безусловно, моральные и психологические — между Америкой и Европой, а также посеять ростки розни в самой Европе. Вдруг пробудился подспудный антиамериканизм французов и — кто бы мог поверить? — в Америке снова зазвучала обидная кличка «лягушатники», оскорбление французов, как в старинные времена.
Чтоб не расшатывались нервы, прежде всего нам надо помнить, что эти трещины пролегли не между американцами и немцами, не между французами и англичанами. И на том берегу Атлантики, и на другом есть множество людей, выступающих за мир. Следует помнить, что и формула «американцы предпочитают войну», и формула «итальянцы предпочитают мир» равно безапелляционны и равно не соответствуют действительности. Согласно формальной логике, если хотя бы один обитатель земного шара терпеть не может свою мать, значит, утверждение «все любят своих матерей» неверно. Можно говорить только «некоторые любят своих матерей». Конечно, слово «некоторые» не обязательно означает «немногие». Бывает, что слово «некоторые» покрывает 99,9 %.
Но даже и 99,9 % не означает «все». Это все-таки «некоторые». Очень редко когда применимо категорическое местоимение «все». Разве что в знаменитой максиме о том, что «люди смертны». На сегодняшний день ее еще не опроверг никто. Даже те двое, о которых принято считать, что они воскресли, Иисус и Лазарь, перед тем как воскреснуть, однако, умирали, а следовательно через жерло смерти прошли и они.
Сделаем вывод, что в распрях по вопросу «воевать — не воевать» участвуют не «все» с одной стороны против «всех» с другой стороны, а лишь «некоторые» с каждой из двух (трех, четырех, пяти) сторон против таких же «некоторых».
Подобные уточнения отдают крючкотворством, но без оговорок — рискуешь сойти за экстремиста.
Увы, в исконной, кровной, хотя пока не кровавой атмосфере этих распрей все время раздаются высказывания явно расистского толка, типа: «Все, кто опасается войны, — споспешники Саддама», или «Все, кто считает приемлемым силовое решение конфликтов, — фашисты».
Предлагаю порассуждать.
Один английский критик недавно опубликовал рецензию — вполне благожелательную — на мою книжку «Пять эссе на тему этики», которую выпустили в Англии. Но дойдя до моего утверждения, что война должна быть полностью табуирована, этот критик саркастически вставил в скобках: «Вот думаю, как убедить в этом бывших узников Освенцима». Он имел в виду, что если бы война была табу для всех, то Гитлера бы не победили, а евреев из лагерей (к сожалению, не «всех» евреев, а «некоторых») так бы и не выпустили.
Ну, это все-таки мне кажется довольно натянутой придиркой. Я, к примеру, утверждаю, что убийство для меня морально неприемлемо и что я мечтаю прожить всю жизнь, не убивши никого. Но все-таки если вооруженный субъект ворвется ко мне в дом и станет угрожать ножом мне или моим близким, я применю все доступное мне насилие, дабы остановить его. Тем более на войне. Война — криминал. Гитлер был криминальным преступником, развязавшим мировую войну. Когда после этого союзники ему ответили, т. е. когда они ответили насилием на насилие, они, разумеется, сделали все правильно, потому что надо было спасать человечество от варваров. Чем не отменяется, что Вторая мировая война была совершенно бесчеловечной, она унесла пятьдесят пять миллионов жизней и было бы лучше, если бы Гитлер ее не развязывал.
