Когда «Рюрик» вернулся, «Новику» было приказано идти в Гельсингфорс, чтобы на следующий день перевезти в Ревель французского морского агента, капитана 1‑го ранга Галло.
Между прочим, сидя у нас в кают‑компании, он высказал мнение, что русский флот не должен предпринимать никаких активных действий, пока англичанам не удастся разбить германский флот в Северном море. Это мнение нам, конечно, не очень‑то пришлось по душе, так как мы мечтали о наступательных действиях; но нельзя было не согласиться, что он, пожалуй, был прав.
27‑го утром в первый раз в наших водах проявили свою деятельность неприятельские подлодки. Было получено радио командира крейсера «Адмирал Макаров», что он во время осмотра голландской шхуны был атакован подлодкой, которая выпустила в него три мины: две прошли под носом, а одна – под кормой. Сразу же возникло подозрение, что шхуна имеет какое‑то отношение к подлодке, а потому на всякий случай было приказано задерживать все шхуны. Конечно, весьма может быть, что подлодка просто воспользовалась неподвижным положением крейсера во время осмотра шхуны и в этот момент атаковала. Как бы там ни было, но от гибели «Макаров» спасся прямо чудом, потому что случайно, в момент выпуска подлодкой мин, дал ход и начал разворачиваться.
Когда было получено это известие, нас сейчас же выслали в море на поиски этой подлодки. Но, исходив весь залив, мы ничего подозрительного не увидели и на ночь пошли в бухту Лахе‑Пе.
Утром нам пришлось опять продолжать охоту за подлодками. В море мы получили радио от начальника 1‑й бригады крейсеров с приказанием идти конвоировать крейсера «Пал‑лада» и «Баян», возвращавшиеся из дозора. Идя навстречу им, недалеко от Лапвика, мы встретили «Громобоя» (флаг начальника 1‑й бригады крейсеров) и «Адмирала Макарова». С «Громобоя» нам стали семафорить текст уже принятого нами радио о конвоировании и этим нас сильно задержали. Отойдя, наконец от «Громобоя», мы вскоре открыли на горизонте мачты и трубы «Паллады» и «Баяна», которые шли нам навстречу. Вдруг мы услышали сильный взрыв и увидели столб воды и дыма. Все на мостике так и впились в бинокли, силясь разглядеть, что произошло. К нашему ужасу, один из крейсеров исчез, а другой, увеличив ход, стал идти переменными курсами. Мы сейчас же дали самый полный ход и понеслись к нему. Одновременно пришло печальное радио, что неприятельская подлодка взорвала «Палладу».
Подойдя к «Баяну», мы сообщили, что присланы его конвоировать, и получили приказание идти впереди.
Тем временем к месту гибели «Паллады» подошли находившиеся случайно поблизости миноносец «Резвый» и два миноносца‑тральщика типа «Циклон».
Отконвоировав «Баян» до назначенного места, мы повернули назад и полным ходом тоже пошли к месту катастрофы. Там плавало лишь много мелких деревянных частей, коек, а также спасательных поясов. Характерно то, что все деревянные предметы, даже маленькие, были расщеплены на очень мелкие кусочки, что указывало на страшную силу взрыва. Позже из воды удалось подобрать всплывший Нерукотворный Образ Спасителя, который был совершенно невредим. Ни одного человека ни нам, ни другим миноносцам не удалось найти.
Такой ужасный эффект взрыва на всех нас, конечно, произвел довольно удручающее впечатление: ведь в несколько секунд разлетелся в мелкие щепки корабль как‑никак в 8000 тонн. Единственно лишь можно предположить, что такой результат получился, очевидно, вследствие детонации артиллерийских погребов «Паллады», а не только от взрыва, хотя бы и одновременно, двух мин.
Но что же делать, это одна из жертв современной войны. Каждый из нас в любой момент должен быть готов принять такую же смерть, и кто знает, может быть, такая гибель легче медленного умирания…
Не найдя, таким образом, ничего и обойдя несколько раз вокруг этой свежей могилы, мы с темнотою пошли в Ревель и на пути встретили другие миноносцы, спешившие к месту гибели «Паллады».
На следующее утро нас опять выслали на преследование подлодок в Финский залив, до меридиана рейда Севастополь, где стояли крейсера «Россия» и «Аврора». Во время крейсерства наша команда несколько раз докладывала, что видит перископы, но как мы ни искали, в этих местах ничего не обнаружили. Проходя банку Аякс, мы слышали интенсивную работу неприятельской радиостанции. Возвращаясь обратно, мы услышали ее на том же самом месте. Тогда сообщили об этом в штаб командующего флотом, так как предполагали, что неприятельские подлодки укрылись где‑нибудь в шхерах и оттуда телеграфируют.
В этот же день, вблизи Дагерорта, наблюдались два неприятельских крейсера, которые как будто кого‑то поджидали. Наша подлодка пробовала их атаковать, но неудачно.
На ночь мы снова пошли в бухту Лахе‑Пе, так как назавтра нам опять предстояло носиться по заливу, причем поиски должны были начаться с Гангэ. Ввиду этого, мы еще с темнотою должны были сняться с якоря, чтобы подойти туда с рассветом. Обследовав добросовестно весь рейд Гангэ и не найдя ничего подозрительного, мы до вечера продолжали поиски в заливе, но тоже совершенно безрезультатно.
V. Неудавшиеся походы с минами. Прорыв английских подлодок в Балтийское море
С «Паллады» так ни одного человека и не удалось спасти. Все погибли, а их было около 600 человек[14]. Таким образом, в несколько секунд эти люди были вычеркнуты из списка живых. У нас предполагалось, что неприятельская подлодка, потопившая «Палладу», и сама не избежала той же участи.
Такое предположение возникло потому, что в германских газетах гибель «Паллады» была описана только по нашим газетам, судя по тому, что туда вкралась та же ошибка, что и у нас, а именно: сообщалось, что гибель произошла в 14 часов, на самом же деле она произошла в 12 часов 30 минут. Кроме того, предполагалось, что могла погибнуть и еще одна подлодка, так как в совершенно тихую погоду с крейсера «Громобой» и наблюдательного поста на берегу одновременно видели большой взрыв в районе неприятельского заграждения. Это как бы подтверждалось еще и тем, что в течение двух дней у Дагерорта упорно держался неприятельский крейсер, который все время усиленно телеграфировал.
В дальнейшем выяснилось, что «Палладу» потопила подлодка «U‑26», но, по‑видимому, сама не погибла[15].
3 октября нам было приказано перейти в Гельсингфорс и принять с транспорта «Твердо» 50 мин заграждения, что мы и исполнили; после этого мы перешли к нефтяной пристани и приняли нефть до полного запаса.
Утром, 4‑го числа, мы вышли в Моонзунд и в море готовили мины. Мы идем ставить заграждение совместно с полудивизионом. В частности, «Новик» должен его поставить у входа в Данцигскую бухту у мыса Хела.
Все у нас были очень довольны предстоящей операцией и с нетерпением ожидали начала. Однако по приходе в Моонзунд было получено известие от начальника 2‑го дивизиона миноносцев, что операция отложена на неопределенное время и нам приказано идти обратно в Гельсингфорс. Это известие вызвало полное разочарование, но делать было нечего – пришлось повернуть назад. Вдобавок ко всему, вышло так неудачно, что это распоряжение, отправленное непосредственно нам по радио, когда мы находились в пути, наша станция не приняла. Благодаря этому пришлось пройти зря не менее 70 миль. Только с темнотою мы стали подходить к Ревелю и попросились переночевать у острова Нарген. Но нам было приказано идти в Ревель и там, приняв нефть, ждать. Это последнее распоряжение было не из приятных, так как нет ничего более утомительного, чем ожидание и неопределенность.
5‑го числа мы простояли в Ревеле, а 6‑го, около полудня, начальник Минной дивизии прислал узнать, сдали ли мы наши мины. Когда он узнал, что нет, то приказал немедленно идти в Гельсингфорс и там их сдать. Все это, в связи с вчерашним распоряжением большого штаба, казалось несколько странным, и можно было ожидать недоразумений, но оставалось только идти.
У Грохары нас застал густой туман, и нам пришлось встать на якорь, сообщив об этом командующему флотом. В ответ мы получили запрос, по чьему приказанию мы идем. Ответили, конечно, что по приказанию начальника Минной дивизии.
Утром туман рассеялся, и мы добрались до Гельсингфорса, где ошвартовались к транспорту «Твердо», чтобы сдать мины. Только собрались это сделать, как с «Рюрика» было приказано мин не сдавать и командиру явиться в штаб.
Вернувшись оттуда, он, по обыкновению, нам ничего не рассказал, и, закончив принимать нефть, мы встали на бочку, находясь в часовой готовности. На следующее утро я поехал на берег. Уже через полчаса мне навстречу прибежал посланный матрос и сообщил, что «Новику» приказано срочно сняться с якоря. Только я успел добраться до корабля, как мы вышли в море.
К вечеру мы дошли до Моонзунда и остались там на ночь. Погода была очень ненадежная, и можно было ожидать тумана. Так и случилось – утром мы проснулись, окруженные густым туманом, и, таким образом, в этот день никуда идти не пришлось.
