Эта хитрая «диалектика» представляла собой ключ (правильнее сказать, воровскую отмычку) при помощи которого позднее было успешно произведено обратное «собирание камней». Обеспечение «основных интересов пролетарской диктатуры» требовало, само собой, расширения территории и приумножения народонаселения, находящегося под властью «диктатуры пролетариата», каковая диктатура находила свое наиболее адекватное и полное выражение в диктатуре единственной истинно пролетарской партии, т.е. партии самого Ленина (вскоре эта партия стала вполне официально именоваться «партией Ленина — Сталина»). А постольку, поскольку «вопрос о границах государств есть вопрос десятистепенный», то и расширять территорию «первого в мире государства рабочих и крестьян» можно и должно было, не обращая никакого внимания на устаревшие, «временные» границы других государств. Во всей этой безупречной схеме был один-единственный изъян: другие страны и народы еще не прониклись революционной пролетарской сознательностью и поэтому не были готовы игнорировать свои границы и свои государственные интересы. Для преодоления этой «несознательности» и была создана Рабоче-крестьянская Красная Армия, в которую уже к 15 июня 1920 г. было принудительно мобилизовано 6,7 млн. человек (9. стр. 44). Опираясь на такую подавляющую военную мощь. Советская Россия к концу 1921 г. помогла установить подлинную «пролетарскую диктатуру» — т.е. оккупировала территорию и ликвидировала национальные органы власти — в Украине, Грузии, Армении и во всех прочих больших и малых «республиках», независимость которых Ленин с легкостью необыкновенной признавал в 1917–1919 гг.
По всей логике событий, такая же судьба ждала и независимую Финляндию. Более того, если Армению, Бухару или какую-нибудь «Семиреченскую республику» от Центральной России отделяли многие тысячи километров, то Финляндия была совсем рядом с главным центром большевистской диктатуры, революционным Петроградом, а в Гельсингфорсе (Хельсинки) бесчинствовали толпы матросов Балтийского флота, пьяных от спирта, кокаина и вседозволенности. Всего на территории Финляндии в связи со все еще продолжающейся мировой войной находилось не менее 40 тыс. российских солдат и матросов. Анархия, в пучину которой к концу 1917 г. окончательно погрузилась русская армия, несомненно, снижала значимость русских войск в Финляндии как боевой единицы — зато это был прекрасный источник «бесхозного» вооружения и «активистов» для формирующейся Красной гвардии, численность которой к концу января составляла уже 30 тыс. человек [22]. Руководство финской социал-демократической партии находилось в полной растерянности, повторяя таким образом трагический опыт русских «меньшевиков». В ночь на 28 января 1918 г. в Хельсинки началась революция. В первые часы события развивались в полном соответствии с петроградским Октябрьским образцом: отряды Красной гвардии начали с захвата банков, мостов и вокзалов, правительственных учреждений. За несколько дней мятежники поставили под свой контроль столицу и основные центры южной промышленно развитой части страны: Турку, Тампере, Выборг. Законное правительство, сформированное парламентом 26 ноября 1917 г., вынуждено было бежать на север, в крестьянские районы Финляндии.
Такое развитие событий нашло горячую поддержку в советской России. В помощь Красной гвардии Финляндии шли эшелоны с оружием и моряками-балтийцами. Для наступления на Карельском перешейке, с рубежа реки Вуокси. в Петрограде были сформированы отряды Красной гвардии численностью 10 тыс. человек. Номинальным командующим «всеми вооруженными силами Финляндии» числился бывший прапорщик Эзро Хаапалайнен, но фактически финской Красной гвардией командовал полковник русской армии Свечников. Разнообразная военная помощь была дополнена помощью политико-дипломатической: 1 марта 1918 г. в Петрограде с руководителями вооруженного мятежа был подписан «Договор об укреплении дружбы и братства между РСФСР и Финляндской социалистической рабочей республикой». В числе «уполномоченных представителей», подписавших этот договор, был и И. Джугашвили-Сталин. Именно так была записана фамилия будущего владыки советской империи. Еще одна интересная деталь — в п. 18 Договора право разрешения всех возникающих между советской Россией и «социалистической Финляндией» разногласий передавалось такому авторитетному третейскому суду, «председатель коего назначается прошением шведской левой социал-демократической партии» [37]. Все, казалось, шло к тому, чтобы в положенный час «социалистическая рабочая Финляндия» вошла в «братскую семью советских республик». Но этого не произошло. Почему? Едва ли история позволяет найти точные и однозначные ответы на подобные вопросы. Но одну из многих причин мы можем назвать по имени. Имя это будет непривычно длинным для русского слуха: Карл Густав Эмиль барон Маннергейм.
Об этом человеке, оставившем столь яркий след на многих событиях бурного и безумного XX века, написаны тысячи книг и статей. Многие из них переведены на русский язык, например [68, 69]. Самый яркий литературный памятник Маннергейм воздвиг себе сам, написав свои знаменитые «Мемуары» [22]. Не пытаясь объять необъятное, отметим лишь несколько важных для нашего исследования моментов из феерической истории жизни К.Г. Маннергейма.
Он родился 4 июня 1867 г в родовом имении шведских баронов Маннергеймов на юго-западе Финляндии, недалеко от Турку. Прадед будущего маршала, Карл Эрик Маннергейм в 1807 г. возглавлял делегацию, которая успешно провела в Санкт-Петербурге непростые переговоры об условиях перехода Финляндии от Швеции к Российской империи. Отец будущего маршала, барон Карл Роберт Маннергейм женился на Элен фон Юлин — дочери шведского промышленника (вероятно, немецкого происхождения). В их семье родилось семеро детей. Родным языком Карла и Элен был шведский, но, желая дать детям блестящее европейское образование, они постоянно разговаривали с ними на английском и французском языках. На родной и привычный шведский разрешалось перейти лишь по воскресеньям! Финский язык будущий маршал и президент Финляндии выучил уже в зрелом возрасте как иностранный и говорил на нем с заметным акцентом до конца своих дней (его мемуары были написаны на шведском и переведены на финский). Дворянское звание и родовое поместье отнюдь не обеспечили юному Карлу Густаву безбедного существования: его отец, разорившись в пух и прах на неудачных коммерческих операциях, в 1880 году уехал с любовницей в Париж, бросив семью без средств к существованию. Не выдержав такого потрясения, в следующем году умерла мать, и 14-летний мальчик остался фактически сиротой. Родственники пристроили Карла Густава в кадетское училище скорее всего потому, что обучение и содержание там было бесплатным.
Из кадетского училища в Хамине будущего маршала выгнали за безобразное поведение и самовольные ночные походы в город. В 1887 году, выучив за один год русский язык, Карл Густав поступил в престижную Николаевскую кавалерийскую школу в Петербурге. В столице империи высокий, красивый, разнообразно одаренный отпрыск шведского баронского рода сделал головокружительную карьеру. Через два года после окончании военной учебы в 1891 г. он был зачислен в элитный лейб-гвардии кавалерийский полк, и на церемонии коронации Николая II в 1896 г. Маннергейм гарцевал верхом во главе торжественной процессии. Как и положено блестящему аристократу, Маннергейм был большим знатоком и ценителем породистых лошадей. Эта страсть, а также и широкие связи в высшем свете позволили Густаву Карловичу (именно так его имя писалось в России) в возрасте 30 лет получить высокую должность в управлении царских конюшен. Он лично закупал скаковых лошадей для царской семьи и даже удостоился в связи с выполнением этих поручений аудиенции у германского императора Вильгельма. Когда началась Русско-японская война, Маннергейм добился отправки в действующую армию. С японского фронта лейб-гвардии ротмистр вернулся в чине полковника. В 1906 г. Генеральный штаб поручил барону Маннергейму возглавить секретную экспедицию, которая должна была под видом этнографических исследований изучить китайско-тибетский театр военных действий. Экспедиция продолжалась два года, а после ее успешного завершения Маннергейм был удостоен аудиенции у российского императора, которая вместо установленных 20 минут продолжалась более полутора часов. Начало Первой мировой войны Маннергейм встретил в звании генерал-майора и должности командира лейб-гвардии Его Величества Варшавской кавалерийской бригады, в 1916 году, уже в звании генерал-лейтенанта, он командует конным корпусом в армии Брусилова.
В общей сложности 30 лет шведский барон прослужил верой и правдой в русской армии. Вероятно, его можно назвать русским генералом на тех же основаниях, по которым в многонациональной Российской империи русскими считались полководец Багратион, мореплаватель Крузенштерн, писатель фон Визин, языковед Даль, художник Левитан, министр Витте. В любом случае, генерал Маннергейм был ничуть не менее «русским», нежели член ЦК партии большевиков И. Джугашвили (Сталин). Глубокая, искренняя и непреходящая ненависть Маннергейма к большевикам не имела ничего общего ни с финским шовинизмом, ни, тем более, с какой-либо формой русофобии. Да и о какой русофобии можно было говорить, принимая во внимание национальный состав большевистского руководства, составленного по большей части из евреев, грузин, поляков, латышей, венгров…
