Среди евреев, проживавших в VII в. в Иерихоне, были те, кто уцелел после кровавой резни, учиненной Мухаммедом среди двух еврейских племен, живших в Аравии. Евреи Хайбара мирно обитали среди своих арабских соседей, пока пророк Мухаммед не «обрушился на своих поверженных врагов с нечеловеческой жестокостью», убивая еврейских мужчин, женщин и детей. Евреи Хайбара «гордились чистотой своей семейной жизни; теперь завоеватели поделили и увели с собой их жен и дочерей [тех из них, кому удалось избежать гибели]»[23]. Тем евреям, кто смог избежать меча пророка, было запрещено оставаться на Аравийском полуострове в соответствии с повелением пророка: «Никогда не будут существовать в Аравии две религии»[24]. Многие из этих евреев осели в Палестине, присоединившись к своим единоверцам, которые бежали от гнета христиан в эпоху, последовавшую за падением Римской империи.
Крестоносцы, как и мусульмане, истребили тысячи евреев в XI в., но вскоре после этого новоприбывшие из Франции, Англии, а впоследствии Испании, Литвы, Португалии, Сицилии, Сардинии, Родоса и Неаполя основали центры еврейской учености и торговли. С этого времени в Палестине всегда наличествовало значительное и хорошо документированное еврейское присутствие. К тому моменту, как в 1516 г. Палестину захватили турки-османы, только в районе Цфата проживало около 10 тыс. евреев. В XVI в., в соответствии с британскими источниками, «не менее 15 тыс. евреев» жили в Цфате, который был «центром раввинистической учености»[25]. Гораздо больше евреев проживало в Иерусалиме, Хевроне, Акко и в других местах. В Иерусалиме евреи даже составляли большинство населения, о чем свидетельствуют данные переписей, которые начали проводиться с XIX в., и если верить Британскому совету в Иерусалиме, то количество мусульман в городе «едва ли превышало четверть от всего населения»[26]. Иерусалим был преимущественно еврейским городом еще до начала Первой алии. К середине XIX в. — за тридцать лет до Первой алии евреев из Европы — евреи уже составляли значительную часть населения, часто большинство или даже подавляющее большинство среди жителей Цфата, Тверии и нескольких других городов и местечек[27]. Тель-Авив был преимущественно еврейским городом с тех пор, как европейские евреи основали его в 1909 г. на песчаных дюнах.
Палестина в течение многих веков была центром еврейской учености, благочестия и мистицизма. Европейские евреи жертвовали деньги на поддержание религиозных учреждений в Палестине и ежедневно молились о возвращении в Сион (изначально это было скорее религиозное, а не политическое явление; именно в этом духе о нем говорят христианские источники). И хотя большинство евреев Первой алии были абсолютно светскими людьми, тоска по Сиону была неотъемлемой частью вероучения и важным аспектом еврейской истории. Евреи, которые жили за пределами Палестины, полагали, что находятся в диаспоре, или в изгнании. Еврейский народ никогда не забывал о своем стремлении вернуться в землю, откуда были насильственно изгнаны их предки.
Задолго до того, как в Палестину прибыли первые сионисты из Европы, погромы, имевшие религиозную подоплеку, и другие формы насилия, привели к созданию мученического образа местных евреев, чьи предки веками называли Палестину родным домом. Во время оккупации Палестины египтянами в 30-е гг. XIX в. мусульманские фанатики безжалостно преследовали туземных евреев на основании одного лишь религиозного рвения. В 1834 г. еврейские дома в Иерусалиме «были разграблены, а их женщины подверглись насилию»[28]. В том же году преследования обрушились на евреев Хеврона. Британский консул Уильям Янг в своем докладе британскому министерству иностранных дел — за 40 лет до Первой алии — нарисовал яркую и страшную картину жизни евреев в Иерусалиме в 1839 г.:
Я считаю своим долгом уведомить Вас, что губернатор издал на этой неделе прокламацию и вывесил ее в еврейском квартале — о том, что ни одному еврею не разрешается молиться у себя дома под страхом сурового наказания — так что все, кто желает молиться, должны отправиться в синагогу…
На евреев и евреек было наложено наказание, противное человеческой природе, о котором я считаю своим долгом сообщить.
В начале этой недели было учинено вторжение в дом, находящийся в еврейском квартале, и совершено ограбление — дом находился под охраной и сторожем был еврей. Его привели к губернатору, и он отрицал, что знает, кто вор и при каких обстоятельствах было совершено преступление. Чтобы вынудить его сознаться, его бросили наземь и избили, а затем заключили в тюрьму. На следующий день его вновь привели к губернатору, но он все еще настаивал на своей невиновности. Тогда его стали пытать горячим утюгом, прикладывая его к лицу и другим частям тела, и бить по нижней части тела с такой силой, что вырывали куски плоти. На следующий день бедняга умер. Это был молодой еврей, примерно 28 лет, из Салоник — он находился здесь совсем недолго; всего за неделю до описываемых событий он просился ко мне на службу.
Молодой человек, еврей с французским паспортом, тоже попал под подозрение и сбежал. Он был известен спокойным характером. Его мать, пожилую женщину, заподозрили в том, что она укрывает своего сына. Ее связали и избили самым жестоким образом…
Я должен сказать, что я огорчен и удивлен тем, что губернатор мог проявить себя таким дикарем — ведь по всему, что я о нем знаю, я полагал его стоящим выше такой безудержной жестокости. Но это был еврей, не располагавший ни друзьями, ни защитниками, — и это происшествие наглядно показывает, что не без причины бедный еврей даже в девятнадцатом столетии ежедневно трясется от страха за свою жизнь.[29]
Как следует из отчета, евреи не могли надеяться даже на то, что кто-то ответит на их жалобы:
Он подобен злосчастному псу без хозяина: его пинают только за то, что он перешел кому-то дорогу, его колотят только за то, что он лает, — пытаться жаловаться он боится, потому что так будет еще хуже; он думает, что лучше потерпеть, чем жить в ожидании того, что ему станут мстить за его жалобу.[30]
Спустя несколько лет тот же консул описывал положение евреев в Иерусалиме как «слепую ненависть и невежественные предрассудки фанатичной толпы», помноженные на неспособность страдающей от бедности еврейской общины защитить себя политически или физически[31]. Это происходило за полвека до зарождения современного сионизма и прибытия европейских евреев. Чистой воды религиозный фанатизм обращался против автохтонного населения, которое веками жило в Палестине и обладало такими же правами жить там и пользоваться законными правами, как любые арабы и мусульмане.
Как нам предстоит увидеть, только после того, как европейские евреи стали присоединяться к своим сефардским братьям в Палестине, угнетенным удалось организовать хоть какую-нибудь самооборону против агрессии, имеющей религиозные корни и делавшей жизнь в Палестине такой сложной. Конечно, автохтонные палестинские евреи, которые должны были чувствовать себя, по меньшей мере, равными мусульманам или христианам, имели право на защиту от религиозной дискриминации и издевательств, и их европейские единоверцы имели право предоставить им такую защиту, организовав систему самообороны.
Хотя евреи, которые эмигрировали в Палестину из Восточной Европы, во многом были похожи на евреев, отправившихся в Америку, тем, что и те и другие были беженцами от европейского антисемитизма, которые искали места, где они могли бы жить спокойно и без преследований, между ними были и важные отличия. Некоторые из тех, кто поехал в Израиль, руководствовались в своем выборе идеологическими причинами, а тех, кто ехал и Америку, «голдене медине» («золотая страна») привлекала главным образом по практическим соображениям (например, экономические возможности, политическая свобода, религиозное равноправие и воссоединение семей).
Американские евреи переезжали в еврейские районы, формировали еврейские общинные организации и продолжали говорить на идише, в то время как их дети осваивали английский. Хотя они ощущали на себе дискриминацию и эксплуатацию, как и другие эмигрантские группы, они достаточно быстро ассимилировались среди основной массы населения экономически, политически и даже социально.
Евреи Первой алии оказались в конце XIX в. в принципиально иной ситуации. Они тоже строили свои районы, формировали свои общинные организации и возрождали древний язык иврит. Но ассимиляция, даже среди тех евреев или арабов, которые хотели этого, была невозможна. Организованные банды арабов нападали на незащищенные и безоружные еврейские поселения, и делались попытки помешать другим европейским евреям искать убежища в Палестине. Хотя некоторые арабские лидеры принимали еврейских беженцев и видели в них потенциальных работодателей для местных арабов, многие хотели прекратить любую иммиграцию немусульман или неарабов. В отличие от Америки, где еврейские эмигранты могли свободно жить и работать вместе с американцами-неевреями, еврейским беженцам в Палестине приходилось жить в обособленных общинах и возделывать собственные участки земли. Как впоследствии убедится комиссия Пиля, ассимиляция была невозможна из-за антиеврейских предрассудков, которые поддерживали мусульманские лидеры.
