- А как вы стали председателем общества друзей Газданова?
- В 1998 году я увидел, что даже выход Собрания сочинений Газданова не привёл к его пониманию на родине, - и создал общество, которое составили писатели, критики, художники, литературоведы, - все, кому близок этот автор. Мы постарались понять и описать те новации, которые характерны для его творчества, координировать усилия исследователей из разных стран (я написал десяток статей, сделал ряд докладов в России, Польше и Сербии). Мы провели несколько международных конференций, выпустили ряд книг - и Газданов сейчас уже входит в школьную программу.
- Главной своей книгой считаете[?]
- "Начальник связи". Это книга об отце, с неё начался мой путь в литературу. Повесть "Мой отец - начальник связи" была написана 25 лет назад, она получила признание, благодаря ей я попал на совещание молодых писателей, вступил в СП. Повесть была опубликована в 1990 году в журнале "Пионер", а вот книгу удалось издать только пару лет назад. Я включил в неё рассказы отца о войне, и сейчас её перевели на хорватский, она имеет хорошие отклики в прессе, скажем, в "Книжном обозрении" о ней чудесно написала молодой критик Вера Бройде. К моей глубокой скорби, отец скончался в сентябре этого года, в возрасте 99 лет, он был уникальным человеком: соединял своей жизнью историю России от столыпинских отрубов (он родился на земле, которую дали крестьянам по этой реформе) через войну и до нашего времени. Мне повезло с отцом - я нашёл своего героя с детства и "оседлал" его, да и рассказчик он был прекрасный, один его рассказ опубликовали независимо от меня в детском журнале "Кукумбер"[?] Так что было с кого брать пример - был он, как говорят в народе, на все руки мастер.
- Исследователю литературы и довольно плодовитому критику, вам, наверное, есть что сказать о современном литпроцессе? В чём его особенность?
- В отсутствии целостности, в состоянии раздробленности, есть ощущение, что вавилонская башня советской литературы разрушена, и смешались "все языки", системы критики, всяк тянет в свою сторону, себя хочет номинировать на "мэйнстрим" процессов разрушения и созидания, которые идут одновременно и параллельно. А уж маргиналов развелось самых разных мастей, словно у нас не литературный процесс, а горячечный бред в стиле модных в математике фрактальных множеств, где весь мир дробится до бесконечности[?] Слава богу, в детской литературе, куда направлены сейчас мои усилия, уже наступает какая-то ясность. Можно не только критиковать, но и менять ситуацию к лучшему. Скажем, нам вместе с Ириной Арзамасцевой и Львом Яковлевым удалось издать 11 книг почти всех лучших детских писателей из клуба "Чёрная курица", которых хорошо знаем и любим, в серии "Для взрослых и детей".
- Вот смотрю справку о вас и вижу, что, оказывается, вы автор более семидесяти научных работ в области молекулярной биофизики, защитили по ней диссертацию. Что для вас первично - наука или искусство?
- Для меня примером служит Ломоносов. Что первично у него: наука или литература? Первый поэт России был одновременно первым её учёным!
Нам не следует терять этой целостности сознания: "специалист подобен флюсу: полнота его одностороння", как говаривал Козьма Прутков.
- А чего вас потянуло к художникам?
- Это как веяние времени, так и взаимное притяжение: когда я начинал сочинять, в моду входил авангард, я писал в альманахе "Кукареку" в 1990 году об Александре Захарове, а он иллюстрировал мои рассказы. Позже я познакомился с Вадимом Иванюком, Голей Монголиным, Евгением Подколзиным, Алексеем Капнинским, Натальей Салиенко - и эти чудесные художники стали моими друзьями, они иллюстрировали мои вещи. Художник - очень чуткий читатель, от него зависит успех детской книги, он создаёт иллюстрации - как крылья для книги. Я писал для популярного некогда детского журнала "Трамвай" о Кандинском, Малевиче, Шагале - всё это было внове[?] Позже я стал обозревателем отдела культуры журнала "Москва", насмотрелся акций художников, нашёл близкий себе жанр "Искусство как священнодействие" и сам создал арт-группу "Пища богов", устроил несколько перформансов с группой "Слепые" и Германом Виноградовым: мне были интересны истоки культуры, истоки литературы - мы обратились к "Сказанию о Гильгамеше". Этот опыт мне сильно помог, когда я занимался Гоголем, ведь в истоках его рассказов видны древние мифы-ритуалы. И сейчас это взаимное притяжение продолжается, скажем, недавно мои рассказы нашла в Сети молодая художница из Одессы Ольга Чернышова и нарисовала чудесные картинки к ним[?]
- Вы и лекции почитать успели в МГУ, и редактором в нескольких изданиях поработали. Что ещё осталось неосуществлённым?
- Очень многое: пока не осуществил постановку своей драмы из жизни Тургенева, не поставил оперу и балет в Большом театре по темам "Гильгамеша", не сочинил никакой музыки, не снял ни одного фильма (хотя сам снимался в разных).
- Не слишком ли много всего для одного человека?
- Это не мне судить. Я старался заниматься только тем, что интересно, любимой работой - и делать только то, что за меня не сделают другие в науке, литературе и искусстве. Сотни статей в области художественной критики были отчасти результатом голодных для учёных 90-х годов: я зарабатывал рецензиями в журнале "Огонёк". Кстати, критика моя тоже началась с "Литературной газеты" - после выхода альманаха "Кукареку" ко мне пришли брать интервью из "ЛГ", а кончилось тем, что там вышли первые публикации о книгах Гайто Газданова и Всеволода Некрасова. Я был редактором в "Весёлых картинках", делал там новый журнал "Пампасы". Когда жить стало чуть лучше, ушёл оттуда, создал два своих журнала в сети Интернет: "Русская жизнь" на домене "Хронос" и "Электронные пампасы", где стараюсь публиковать стихи, рассказы и статьи своих друзей и те, что приходят к нам самотёком. В издании журналов мне помогают Игорь Фунт из Вятки, Татьяна Куцубова из Тарусы и Голя Монголин из Томска - без их поддержки я бы не сделал и десятой части: когда работаешь с единомышленниками, возникает не аддитивный, а кумулятивный эффект усиления результата.
Беседу вёл Игорь ПАНИН
Три обязательных вопроса:
- В начале ХХ века критики наперебой говорили, что писатель измельчал. А что можно сказать о нынешнем времени?
- Большое видится на расстоянии: измельчал ли Бунин, когда написал в 70 лет цикл "Тёмные аллеи", или Газданов, который работал шофёром ночного такси и писал изумительные романы? Это мы увидим лет через 10-20, кто тут измельчал[?] Вообще же есть проблема личности, мельчает и сереет род людской в обществе потребления, мельчает и читатель, а взамен писателей появляются какие-то производители жвачки для глаз на потребу толпы. Но это вечная тема: мы было дожили до момента, когда "Пушкина и Гоголя с базара понесли", а теперь опять наступила очередь "милорда глупого"[?]
- Почему писатели перестали быть "властителями дум"? Можете ли вы представить ситуацию "литература без читателя" и будете ли продолжать писать, если это станет явью?
- Литературе не следует нести малоподъёмный груз идеологии, достаточно создавать поле смыслов, в котором читатели будут находить своё. Нужна кодификация новой реальности, описание такого рода, как было с "Тёмными аллеями" Бунина, когда читатели находили близких себе по духу людей, признавались в любви одним и тем же ситуациям и персонажам. Вспомним "Чистый понедельник" - это знак из кода русской культуры. В этом смысле настоящая литература - дело глубоко интимное, отчасти семейное, и никогда не переведутся читатели, как не переведутся слушатели: наши дети и близкие. И главное здесь - не быть занудой, не желать чрезмерной власти, тем более, над их мыслями и чаяниями.
- На какой вопрос вы бы хотели ответить, но я его вам не задал?
- Я хотел бы сказать пару слов о серии "Для тех, кому за 10", которую веду как автор проекта в издательстве "Жук" ("Живая и умная книга"). Здесь мы издаём вещи современных писателей, которые могут быть интересны взрослым и детям, которые позволяют сблизить поколения, понять друг друга детям и родителям, что родились при разном государственном строе, в разной реальности. Вышли уже книги Сергея Георгиева, Ксении Драгунской, Ольги Колпаковой. Сейчас готовится книга Александра Дорофеева, о котором Владимир Салимон сказал: "Совершенно несправедливо считать Дорофеева только детским писателем, хотя, быть может, нет лучше занятия, чем писать и рисовать для детей, нет выше одобрения, чем быть принятым этой очень непростой читательской аудиторией. Саша быть "детским", кажется, не возражает. А я вот думаю - как же так! А как же мы, взрослые, сильно повзрослевшие дети минувшей эпохи? Разве нам не нужны хорошие, даже очень хорошие книги? Ответ есть, я нахожу его без труда, когда читаю дорофеевские книги вместе со своим внуком Ваней, чувствуя, как его плечо упирается в моё. Мы делим Дорофеева по-братски". Моя мечта - чтобы это братство читателей соединяло поколения и образовывало незримую "дней связующую нить" и чтобы все книги в нашей серии решали эту непростую задачу легко и непринуждённо, каждая по-своему - но с неизменным художественным вкусом.
