– На портале «Журнального зала», объединяющего многие «толстые» журналы, я нашёл только одну вашу публикацию – это «Новый мир» за 1998 год! Как так получилось? Вы же активно работающий писатель, публицист. Вот я смотрю, в «ЖЗ»: у Романа Сенчина 73 публикации, у Евгения Попова – 46, у Сергея Шаргунова – 21, а у вас...
– Я не биограф названных писателей и не хочу комментировать их путь к известности. Наверное, бывают любимцы судьбы, перед которыми все редакционные двери распахиваются настежь. О себе же могу рассказать следующее. В «Новом мире» меня напечатал Руслан Тимофеевич Киреев, на литинститутском семинаре которого я училась. Тогда же, в 1998 году я решила развить успех – позвонила известному критику, сотруднику «Литгазеты»: «Хочу напечатать у вас рассказ». Отвечает: «Присылайте». Отправила. А в ответ: «Рассказ хороший, поставим, только попросите какого-нибудь известного писателя, чтобы он сопроводил публикацию 2–3 фразами напутствия». Спрашиваю: «Можно это будет Валентин Сорокин, для меня его мнение очень авторитетно, значимо?» Но слышу испуганное: «Ни в коем случае! У нас газета либеральная».
В общем, я ничего не стала посылать и стала печататься в изданиях, где мне не ставили условий «с кем дружить» и какие имена упоминать. Я публиковалась там, куда меня звали: в «Москве», «Нашем современнике», воронежском «Подъёме», «Авроре», «Алтае» и многих других региональных журналах. Надеюсь, мой пример воодушевит молодёжь: как видите, чтобы состояться, необязательно ломать себя, «падать в ноги» к либеральным законодателям мод. Более того, эта история меня так разозлила, что отчасти подтолкнула к написанию совершенно неполиткорректной книги «Тайна поэта» – о жизни, о призвании, о судьбе писателя.
Прошли годы. «Литературка» стала другой, и я совершенно естественно влилась в ряды её авторов. Время работает на терпеливых. И нынешняя газета, кстати, в хорошем смысле либеральна – она принадлежит всем писателям, независимо от их идеологических пристрастий. А вот прежняя, когда каждая фамилия отслеживалась, чтобы «не пущать» патриотов, была примером либерального террора в литературе.
– А ваши книги насколько хорошо продавались и продаются? Есть ли у вас свой читательский круг и каков он? В чём его отличие от, допустим, читательского круга Бориса Акунина?
– Не могу судить о книгах Бориса Акунина, я его не читала. Широкой публике я больше известна как публицист, поскольку печаталась в тиражной периодике. Мои публицистические книги «Русь в ожидании варягов», «Государственное управление в России в 2000–2012 гг.: модернизация монетизации», «Природа русского образа» вышли в питерской «Алтейе». Если бы их никто не покупал, издатель бы их не печатал, верно?! А премию Дельвига я получила за сборник рассказов «Три власти».
Каждый рассказ, статью я пытаюсь написать максимально честно, «изо всех сил». Надеюсь, что читатель это чувствует.
– Вы ведь и в прозе консерватор. А говорят, что русская классическая проза умерла. Что умер роман. Что нужно писать небольшие повестушки и называть их романами, а бессвязные отрывки выдавать за рассказы, и вот тогда о тебе заговорят прогрессивные критики...
– Наша либеральная критика очень любит литераторов с недостатками: можно описывать «горб», «косоглазие», «хромоту», а если перед тобой «парализованный», ну, тут вообще раздолье для рассуждений! Из этого инвалидного материала выводится концепция, вот, мол, как время уродует личность, художник – зеркало, в коем отражаются свинцовые мерзости жизни.
Извините, а где иррациональность творчества? Где преодоление? Где стремление к гармонии? У нас было время в русской литературе, когда одновременно творили три писателя мирового масштаба – Достоевский, Тургенев, Толстой. Или – позже – Чехов, Бунин, Толстой. Что, в XIX веке или в начале XX время было лучше, легче? Да глупость это! Жизнь всегда тяжела, только в разные эпохи – по-своему.
Я не консерватор в прозе, я – идеалист, а консерваторы те, кто сбивается в стаи, замусоривает информационное пространство своим пиаром, оправдываясь – «не нравится, не читайте».
– Кого из русских писателей вы назвали бы своим учителем и как это отразилось в вашей собственной прозе?
– На моё литературное становление сильно повлиял поэт Валентин Сорокин. Большое счастье видеть перед собой пример независимого творческого поведения, человеческого достоинства, отваги и благородства. Мне недавно журналист Ирина Ушакова прислала письмо: «Книгу Валентина Сорокина «Крест поэта» надо иметь всем, как настольную. Тогда, может быть, мы бы избежали событий, происходящих сегодня на Украине». Видите, какая оценка?! Хотя «Крест поэта» тяжело читать, трудная книга.
Ещё я люблю лирическую прозу Виктора Лихоносова, в юности плакала над его повестью о маме и навсегда сохранила в своём сердце благодарность за эти светлые минуты. И, конечно, русская поэзия, особенно Сергей Есенин, всегда со мной – и в горе, и в радости.
– Вы родом из Воронежской области, где сейчас население массово выступает против добычи никеля; доходит до силового противостояния с органами правопорядка и частными охранными предприятиями. Что должен делать в такой ситуации писатель? Что вы чувствуете и на что готовы?
– Посмотрите, сейчас на Украине идёт битва за Славянск, за сланцевый газ. Людей фактически сгоняют с земли – новые «огораживания», как в Англии при Тюдорах. Так ведь у нас в Новохопёрске – то же самое! Олигархи за спиной народа договорились о прибылях, а население, «крепостных», решили уморить, купить их жизни задешево или согнать.
Что делать писателю? Прислушаться к голосу совести и следовать ему. Если совести нет (по каким-то причинам), то прислушаться к голосу разума: кому будут нужны наши книги, если родину мы потеряем?! Моя позиция по воронежскому никелю известна, я её обозначила сразу и определённо, я её излагала в статьях, в телеэфире, в письме к президенту и пр. Мои дальнейшие шаги будут зависеть от того, услышит ли власть голос народа и голос разума.
Беседу вёл Игорь ПАНИН
Три обязательных вопроса:
– В начале ХХ века критики наперебой твердили, что писатель измельчал. А что можно сказать о нынешнем времени? Почему писатели перестали быть «властителями дум»?
– Литература (слово, идея) определяла, определяет и будет определять развитие общества. Любой человек живёт какими-то думами, вот и пусть проанализирует их истоки – чьи это идеи. Спрос на мировоззрение всегда велик, работы в области национального самосознания – непочатый край, художественных задач – море[?]
– Можете ли представить ситуацию «литература без читателя» и будете ли продолжать писать, если это станет явью?
– Извините за самонадеянность, но я без читателя (если только планетарный катаклизм не случится) точно не останусь. На мой век хватит.
– На какой вопрос вы бы хотели ответить, но я его вам не задал?
– Тот, что я часто задаю себе: «Правильно ли ты живёшь?»
Теги: Лидия Сычёва , писатель
Он не стал кумиром ни одного поэтического поколения. Его стихи не заучивали наизусть, не зачитывали девушкам, его биографию не мифологизировали. При его имени первое, что сейчас приходит в голову, - это строки его друга и соратника Маяковского, надо сказать, чересчур панибратские:
Правда, есть ещё у нас Асеев Колька.
Этот может. Хватка у него моя.
А между тем Николай Асеев – одна из заметных и любопытнейших фигур в поэзии XX века. Сейчас уже мало кто считается с тем, что бесспорный поэтический авторитет Валерий Брюсов ставил Асеева выше Маяковского, а извечный его художественный оппонент Илья Сельвинский так писал о нём: "Сила Асеева в том, что это прежде всего – личность. Можно не помнить его стихов, не знать ни одной строчки, но когда говоришь «Асеев" – перед тобой возникает силуэт, у которого нет двойника» .
На его долю выпал редкий размах поэтических траекторий. От позднего символизма в его московском эстетическом воплощении до шестидесятнической «оттепели». Без него никогда не обходились – без его голоса, без его краски, без его интонации. Всю свою зрелую жизнь он прожил при советской власти. Трудно предположить, чтобы он был так не просвещён, чтобы идеализировать её. Но антисоветчиной не пробавлялся. Считал неприличным. Все мы помним, как иные из отечественных литераторов умело совмещали лидерство по гонорарам и поездкам за границу за казённый счёт с бесконечным хулением тех, кто им эти блага обеспечил. Асеев был из другого теста. Из благородного.
Он родился 9 июля 1889 года. 125 лет назад. Ещё живы те, кто мог назвать его своим старшим современником. Имена тех, с кем он начинал свою поэтическую жизнь, вписаны золотыми буквами в историю мировой литературы. Уверен, что в этой литературной летописи есть страница и Николая Асеева, без которой общее понимание течения литературной истории будет куда как не полным.
