Помимо двадцати пяти документов из АНБ источник прислал свой манифест, который он собирался опубликовать, чтобы читатели могли подписать его и тем самым высказаться в пользу защиты конфиденциальности информации и против слежки. Манифест звучал драматично и сурово, но этого и следовало ожидать, принимая во внимание тот драматичный и суровый выбор, который сделал наш источник, выбор, который перевернет всю его жизнь. Мне было понятно, почему кто-то на чьих глазах втайне от общества происходило создание разветвленной системы государственного шпионажа за гражданами, не подконтрольной никому, вдруг забил тревогу по поводу увиденного и той опасности, которую представляет эта система. Конечно, все, что он писал, звучало бескомпромиссно; его настолько это взволновало, что он решился на самый отчаянный поступок. Я понимал причину такой принципиальности, но волновался по поводу того, как Гибсон и Миллер воспримут манифест. Мне не хотелось, чтобы они решили, что мы имеем дело с человеком с неустойчивой психикой: я провел немало часов, беседуя с Цинциннатом, после чего сделал вывод о том, что это человек необычайно рациональный и склонный к продуманным решениям.
Мои страхи быстро подтвердились. "Кому-то все это покажется сумасшествием", — произнесла Гибсон.
"Да, кто-то из читателей и людей из прессы, настроенных в пользу АНБ, может сказать, что это несколько смахивает на историю с Тедом Качинским,[2] — согласился я. — Но в конечном счете самое важное — это документы, а не он или мотивы, побудившие его передать материалы нам. А кроме того, у любого, кто идет на такие крайние меры, будут крайние мысли. Это неизбежно".
Наряду с манифестом Сноуден написал обращение к журналистам, которым он передавал архив. В этом призыве он пытался объяснить свое решение и цели, а также предсказывал, каким чудовищем его попытаются выставить:
"Мой единственный мотив — проинформировать людей о том, что делается во имя них и что делается против них. Правительство США в заговоре со своими сателлитами, в первую очередь входящими в "Пять глаз"[3] — Соединенным Королевством, Канадой, Австралией и Новой Зеландией, опутали мир сетью тайной всепроникающей слежки, от которой невозможно спрятаться. Они охраняют эту сеть от контроля со стороны граждан за завесой лжи и секретности и скрываются от возмущения общественности на случай утечек информации, преувеличивая необходимость сохранения этой информации в тайне…
Прилагаемые документы подлинные и оригинальные, и я их передаю, чтобы люди поняли, как действует глобальная пассивная система наблюдения за гражданами, чтобы люди могли организовать защиту от этой системы. В тот день, когда я пишу это, все новые коммуникационные записи поглощаются, вносятся в каталоги этой системой и поступают на хранение на многие годы, для чего во всем мире создаются "хранилища данных о населении" (эвфемистически называемые "системой сбора и обработки данных"). Крупнейший из таких центров находится в штате Юта. Я молюсь о том, чтобы внимание общественности и дебаты по этому вопросу привели к изменениям, но имейте в виду, что политика, проводимая людьми, со временем меняется и даже Конституцию можно нарушить, когда того требуют аппетиты политиков. Вспомним исторические слова: "Нам более не стоит верить человеку — во избежание проступка нам следует сковать его цепями шпионажа"".
Я тут же узнал в последнем предложении перифразированную цитату из высказывания Томаса Джефферсона от 1798 года, которую я часто приводил в своих работах: "В вопросах власти мам не следует более доверять человеку — во избежание злоупотребления нам следует сковать его цепями Конституции".
Изучив все документы, в том числе обращение Сноудена, Гибсон и Миллер согласились со мной. "В общем, — решила Гибсон спустя два часа после моего прилета, — тебе нужно как можно скорее ехать в Гонконг, например завтра".
Итак, Guardian был на нашей стороне. Моя миссия в Нью-Йорке выполнена. Теперь я знал, что Гибсон, по крайней мере в данный момент, поддерживала мысль о яркой и напористой публикации в газете. Во второй половине дня мы с Лорой встретились с сотрудником Guardian, отвечающим за командировки, чтобы как можно быстрее организовать нашу поездку в Гонконг. Лучшим вариантом был прямой шестнадцати часовой рейс компании Cathay Pacific из аэропорта Джона Кеннеди на следующее утро. Но не успели мы порадоваться предстоящей встрече с нашим источником, как возникли осложнения.
К конце рабочего дня Гибсон заявила, что хочет подключить к работе репортера Юэна Макаскилла, являющегося сотрудником Guardian уже двадцать лет. "Он великолепный журналист", — сказала она. Принимая во внимание весь объем работы, за которую мы взялись, я осознавал, что мне понадобится помощь других журналистов из Guardian, и теоретически не имел ничего против этого предложения. "Я бы хотела, чтобы Юэн поехал с вами в Гонконг", — добавила она.
Я не знал Макаскилла. И, что более важно, его не знал наш источник. И он думал, что в Гонконг приеду только я с Лорой. А Лора, которая планирует все с особой точностью, могла прийти в ярость от того, что наши планы внезапно меняются.
Я был прав. "Нет, нет и нет, — ответила она. — Мы не можем в последнюю минуту просто так подключить к делу нового человека. И я его совсем не знаю. Кто может за него поручиться?"
Я попытался объяснить ей решение Гибсон. Я тогда не мог полностью доверять редакторам Guardian, в особенности когда речь шла о такой серьезной истории, но я мог предположить, что то же самое они испытывали по отношению ко мне. Учитывая риск, на который шла газета, я рассуждал, что им наверняка хотелось подключить к работе кого-то, кого они хорошо знают, кто с ними долго работал, кто будет информировать их о контактах с источником и кто будет гарантией того, что вся затея выигрышная. Помимо этого Гибсон должна была получить полную поддержку и одобрение лондонской редакции Guardian, в которой меня знали еще меньше. По всей вероятности, Гибсон хотела включить в игру кого-то, кто успокоит людей в Лондоне, а для этого Юэн был, безусловно, лучшей фигурой.
"Меня это не интересует, — ответила Лора. — Третий человек, которого мы не знаем, привлечет ненужное внимание или напугает источника". В виде уступки Лора предложила, чтобы Юэн отправился за нами через несколько дней после того как мы установим контакт с источником и войдем к нему в доверие. "Ты можешь повлиять на них. Скажи им, что Юэна посылать нельзя, пока мы все не подготовим".
И пришел к Гибсон, предлагая условия вроде бы удобного компромисса, но она стояла на своем. "Юэн может поехать в Гонконг c нами, но не будет встречаться с источником, пока вы с Лорой не скажете ему, что почва готова".
Было очевидно, что для Guardian важно, чтобы Юэн летел с нами. Гибсон нужны гарантии того, что в Гонконге все будет происходить так, как надо. Кроме того, ей было необходимо развеять сомнения начальства в Лондоне. Но Лора также твердо стояла на том, что мы должны лететь одни. "Если источник увидит нас в аэропорту с кем-то третьим, кого он не знает, он психанет и прекратит контакт. Нет, это исключено". Подобно дипломату из Госдепартамента, выполняющему челночные операции и безрезультатно пытающемуся примирить враждующие стороны На Ближнем Востоке, я снова отправился к Гибсон. На этот раз она дала туманный ответ, из которого можно было заключить, что Юэн отправится в поездку через два дня после нашего от-лета. Или же мне хотелось в ее словах услышать именно это.
Так или иначе, от человека, занимающегося командировками в тот вечер я узнал, что билет Юэну был заказан на следующий день на наш рейс. Его все-таки отправляли тем же самолетом. Когда мы ехали в машине в аэропорт, между мной и Лорой произошла первая и единственная стычка. Я сообщил ей известие, как только машина отъехала от гостиницы, и Лора тут же взорвалась от возмущения. Я ставил под удар все наши договоренности, говорила она. Было нечестно подключать к делу нового человека на таком позднем этапе. Она не могла доверять кому-то., кто не зарекомендовал себя работой в столь щекотливом деле, поэтому она возлагала на меня всю вину за то, что я позволил газете поставить наш план под угрозу срыва.
Сказать Лоре, что ее волнения беспочвенны, я не мог, но я по-пытался хотя бы убедить ее в том, что таково было условие Guardian поэтому выбора не было. И что Юэн сможет встретиться с источником, только когда к этому будем готовы мы.
Лору это не убедило. Чтобы умерить ее гнев, я даже предложил ей не ехать, что она тут же отвергла. Мы сидели в скорбном молчании и раздражении минут десять, пока машина пробивалась через пробки на пути в аэропорт.
Я понимал, что Лора права: все должно было происходить иначе, и решил нарушить наше молчание, сказав ей об этом. Затем я предложил ей не обращать на Юэна никакого внимания, исключить из игры, притвориться, что он не с нами. "Мы же работаем вместе, — увещевал я Лору, — нам незачем воевать друг с другом. Подумай о том, что стоит на кону, — вряд ли это последний раз, когда что-то идет не так, как нам хочется". Я пытался убедить Лору в том, что нам нужно работать вместе, чтобы преодолевать препятствия. Вскоре спокойствие восстановилось.
