Похоже, толку с неё теперь будет ещё меньше, чем всегда. Хотя, куда уж меньше-то?
Покончив с обедом, я предоставил Мельбе смотреть в пространство невидящим взором, а сам отправился выполнять третье, и последнее, дело, по которому зашел к Элмо. Учитывая, что наверху меня ждала миссис Лужа, я должен был появиться перед ней во всеоружии: с ведром и шваброй.
Благодаря нашему соглашению с Элмо, мы с этой шваброй за год стали близкими друзьями. Поэтому я без труда нашел её. Она, голубушка устало привалилась к стене в подсобке на том самом месте, где я её оставил вчера днем.
По лестнице я взлетел за тридцать секунд. Зато от лужи я избавлялся в течение следующих полутора часов. Она немного усохла, пока я разъезжал по делам, но все равно осталась весьма и весьма объемистой. Я бы, может, и раньше закончил, но размокшие журналы намертво прилипли к полу. Пришлось ногтями отскребать несколько «Популярных механик» и «Авто ревю». Не слишком приятная работенка, надо вам доложить.
Я как раз отодрал последнюю страницу, и в последний раз отжал тряпку в ведро, когда на лестнице снова появился посетитель. Но в отличие от Руты, этот посетитель постучал.
И не просто постучал, а открыл дверь и вошел. Лет тридцати с небольшим, густые, курчавые светлые волосы, пышная борода. Он стоял и смотрел на меня с открытой улыбкой на мальчишеском лице. На нем была голубая стильная рубашка с пуговицами на воротничке, саржевые штаны цвета хаки, мокасины и золотая цепь со знаком пацифика. Создавалось впечатление, что парень никак не может решить, хиппи он или денди, эпатирующий светское общество. Что-то смутно знакомое промелькнуло в его лице. Я стоял с тряпкой в руках и смотрел на него.
— Привет, Конопатый! — воскликнул посетитель. — Как ты, черт возьми, поживаешь-то?
О Господи! Я едва не ответил: «Спасибо, я замечательно поживал, пока ты не обозвал меня Конопатым».
Это оборотная сторона медали, когда ты возвращаешься в город твоей юности. Люди помнят о тебе все, что ты с таким трудом забыл. Сто лет назад, в девятом классе, какие-то садисты одарили меня этим прозвищем. За веснушки, само собой. И гнусное имечко прилипло. Прямо присосалась. Такие прозвища всегда прилипают. Прозвище типа, скажем, «Для Дам Божественный Подарок» ни за что не выдержало бы испытания временем. А «Конопатый» пожалуйста, помнят.
Мы с этим парнем, должно быть, вместе учились, иначе он не знал бы моей клички. Но вспомнить его с ходу я не смог. Очень может быть, что в школе он не носил бороды. Вид у меня был, наверное, недоумевающий, потому что он прогудел:
— Да это же я, Уинзло! Уинзло Рид. Вспомнил?
Я закивал, пожал ему руку и забормотал:
— Ну надо же! Сколько лет, сколько зим! Рад тебя видеть! — и все такое прочее, но про себя не переставал удивляться: надо же, как он изменился! В школе Уинзло Рид был коротышкой ростом не больше, чем метр семьдесят и весом 58 кг вместе со школьной формой. Очевидно, с тех пор у доходяги Уинзло приключился скачок роста. Он теперь был сантиметра на три выше меня, — а во мне метр восемьдесят три — и тяжелее меня килограмм на пять. А по тому, с какой силой однокашник пожал мне руку, можно было сделать вывод, что он до седьмого пота занимается на тренажерах.
Уинзло увидел, наконец, у меня в руке тряпку.
— Перышки по весне чистишь? — ухмыльнулся он.
Взгляд его говорил о том, что, по его мнению, мне действительно не помешало бы тут почистить.
Я кивнул, как бы соглашаясь: ага, именно этим и занимаюсь. Что толку забивать ему голову кондиционерными историями. Я поспешно отодвинул ведро с глаз долой и сунул в угол швабру.
— Н-да, я как услыхал, что ты к нам подался, все собирался заскочить, да как-то, знаешь… — проговорил Уинзло, сияя удивительно фотогеничной улыбкой. Я припомнил, что в школьные дни Уинзло не имел привычки скалиться. Неудивительно, что я не сразу признал в нем вечного молчуна с последней парты. Уинзло не только в росте прибавил, но ещё и говорить научился. — А я, знаешь ли, теперь английский преподаю, старина! Старшеклассникам.
Я постарался скрыть удивление. И это стеснительный зануда, который, выходя к доске, жутко краснел? Хотя, может, Уинзло до сих пор краснеет, просто из-за бороды это менее заметно.
— Вот это да, — отозвался я.
— А ты, значит, детективом заделался. — Синие глаза Уинзло вдруг потускнели. Так-так, похоже, это не обычный светский визит. — Веришь или нет, но я к тебе по этой самой причине и пожаловал. Ко мне в дом залезли сегодня воры, а шериф, по-моему, отнесся к этому не слишком серьезно.
Странно, но начало показалось мне чертовски знакомым.
— И что украли? — спросил я, догадываясь, каков будет ответ.
Именно так он и ответил.
— В том-то и дело, что ничего. Я весь дом облазил, даже шкатулку супруги с драгоценностями перерыл — такое ощущение, что ничего не пропало.
Оп-ля! Где-то я уже это слышал.
Не знаю, что удивило меня больше: точная копия преступления или то, что Уинзло женат. Уинзло-школьник никак не тянул на покорителя женских сердец. Не припомню, чтобы он хотя бы однажды ходил на свидание. Я же втихомолку радовался, что есть на свете ещё больший отшельник, чем ваш покорный слуга.
— Я пытался рассказать Верджилу о взломе, — говорил тем временем Уинзло, — но стоило мне заикнуться, что ничего не украдено, как у него пропал всякий интерес. Шериф прислал одного из заместителей — взять отпечатки пальцев.
Кажется, они с Рутой разучивали диалоги по одному сценарию. Очень и очень странно. Уинзло сказал, что никаких посторонних отпечатков в доме не обнаружили, а потом без лишних разговоров выписал чек. Ну совсем как Рута. Не удивительно, что после общения с Уинзло у меня сложилось прочное впечатление дежа вю.
Мало того, на номерном знаке серой «тойоты», принадлежащей Уинзло, было выведено Камри (словно напоминание о Жар-птице Руты), да и жил он тоже в Двенадцати Дубах. Правда, дом Уинзло, в отличие от Рутиного, был окружен полноценными деревьями.
Как и жилище Руты Липптон, особняк Уинзло был гигантской копией картинки с почтовой марки. Но выстроен из белого камня в испанском стиле стукко, со сводчатыми окнами и дверями, отделанными черным кованым железом. Дом казался таким же дорогим, как Рутин, но не могу сказать, чтобы мне нравилась архитектура подобного рода. При виде таких особняков у меня возникало неотвязное желание подрулить к боковому окну и заказать горячую маисовую лепешку с мясом.
Уинзло так и сделал — подъехал сбоку, но у окна заказывать лепешку не стал. Вместо этого он подкатил к гаражу с коваными воротами. Я остановил машину и двинулся за Уинзло по дорожке, посыпанной ракушками.
По пути я не мог не заметить, что под каждым из пяти окон второго этажа располагается маленький балкончик, опять же из кованого железа. Судя по наружности балкончиков, они вряд ли выдержали бы вес человеческого тела. Очевидно, предназначались балкончики для птиц. И действительно, прямо над парадным входом отдыхала чета дроздов. Я и ещё кое-что приметил. Эти дрозды — а может, какие другие, может, их тут целая стая обитает, — явно не сию секунду сюда присели. И оставили на парадном крыльце небольшие сувениры в память о своем визите.
Не хочу показаться слишком щепетильным, но, на мой взгляд, это серьезный архитектурный изъян.
А Уинзло будто и не замечал птичьих следов. Он отпер огромную дубовую дверь и отступил, пропуская меня вперед. Чем я не преминул воспользоваться, но, помня о птицах над головой, сделал это с такой поспешностью, что можно было подумать, будто я горю желанием поскорее проверить, имеет ли продолжение испанская тема внутри здания.
Имела. Но восторга по этому поводу я не испытал. Скорее, изумление. Одно могу сказать с уверенностью: в Мексике найдется немало домов, которые выглядят менее испанскими, чем этот. На стенах висели красные, зеленые и желтые соломенные шляпы, почти в каждом углу громоздились красные, зеленые и желтые плетеные корзины, и повсюду росли гигантские кактусы в догадайтесь! — красных, зеленых и желтых горшках. Тахта в гостиной была покрыта чем-то вроде мексиканского одеяла, а на каждом столике керамические тореадоры героически размахивали красными плащами. На мой неискушенный взгляд, драматизм слегка портили красные абажуры на голове каждого смельчака.
В прихожей меня напугал настоящий конквистадор, так, по крайней мере, показалось мне с первого взгляда. Я решил было, что Уинзло специально нанял для этой цели человека — пугать гостей. И назначил ему почасовую оплату. Однако, присмотревшись, я понял, что это всего лишь деревянный истукан, выполненный в натуральную величину. И судя по всему, конквистадор этот сгорал от стыда из-за того, что вынужден торчать посреди столь экзотической обстановке. И я его понимаю.
На моем лице, должно быть, проступило изумление, потому что Уинзло гордо сказал:
