История сохранила пронзительный штрих: вечером, когда уже было ясно, что все провалилось, Штауффенберг, преданный своими струсившими соратниками, сняв повязку, закрывавшую выбитый глаз, отрешенно бродил по комнатам. Впрочем, ему недолго пришлось предаваться отчаянию. Фромм, пытаясь спастись, тут же принялся создавать видимость борьбы с путчистами. Он организовал военно-полевой суд и оперативно расстрелял Штауффенберга, Ольбрихга, Хефтена и Квирцгейма. Бек, просидевший весь день в полном бездействии, попросил пистолет, чтобы застрелиться, но смог лишь ранить себя двумя пулями, и Фромм приказал его добить. Вслед за этим в министерство обороны вошли солдаты Ремера и эсэсовцы, арестовавшие самого Фромма, которого Гитлер успел сместить с должности командующего армией резерва.
Попытка открыть союзникам западный фронт также провалилась — фон Клюге наотрез отказался отдать соответствующий приказ. Между заговорщиками состоялся весьма драматический диалог. «Где ваша честь, фельдмаршал?! Вы же обещали нас поддержать!» — взывал Штюльпнагель. «Да — если бы эта свинья была мертва!» — орал в ответ Клюге.
Арестовать фельдмаршала и попытаться открыть фронт самостоятельно заговорщики не решились, тем более что к тому времени на стороне Гитлера в Париже выступили военные моряки. Штюльпнагель освободил арестованных эсэсовцев и попытался застрелиться, но неудачно. Тяжело раненного и ослепшего, его оперативно доставили в Берлин и после короткого разбирательства повесили.
В этой попытке путча причудливо перемешались черты трагедии и комедии. Трагичность ей придавало то, что многие заговорщики, особенно прусские офицеры, искренне верили в свои идеи и были готовы отдать за них жизнь — что в конечном счете и произошло. Комичной же стороной было феноменально бездарное проведение переворота. Ярослав Гашек, наверное, не раз в гробу перевернулся от зависти, ибо ему, автору бессмертного «Швейка», такого не придумать. Если мужественного Штауффенберга подвел нелепый случай, то все остальные заговорщики самым позорным образом не справились со своими задачами. Позднее Геббельс не без основания презрительно издевался над «этим сборищем дураков», а всю их операцию совершенно точно окрестил «революцией по телефону».
Через несколько дней после покушения Гитлер заявил: «С этим пора кончать. Так дело не пойдет. Все эти наиподлейшие твари из числа тех, кто когда-то в истории носил военный мундир, весь этот сброд, спасшийся от прежних времен, нужно обезвредить и искоренить».
Кстати, в этой связи у фюрера появились весьма любопытные ассоциации. О Фрайслере, председателе Народного трибунала, суду которого были преданы арестованные заговорщики, он сказал: «Это — наш Вышинский». В другом случае Гитлер доверительно поделился с собеседниками: «Я уже часто горько жалел, что не подверг мой офицерский корпус чистке, как это сделал Сталин». Так что параллели между гитлеровской Германией и сталинским Советским Союзом придумал не пресловутый Виктор Суворов — впервые они пришли на ум фюреру.
Некоторое представление о масштабах заговора могут дать аресты, прошедшие после неудачного покушения. Естественно, как всегда в таких случаях бывает, кое-кто из путчистов сумел спастись. С другой стороны, наряду с действительными заговорщиками были арестованы люди, никогда не имевшие никакого отношения к покушению. Пользуясь случаем, сводили личные и политические счеты, избавлялись от неугодных и подозрительных — как оно обычно и бывает. По прямому приказу Гитлера были схвачены все родные и близкие основных заговорщиков. 3 августа Гиммлер заявил: «Семья Штауффенберга будет уничтожена до последнего колена».
Всего же специально созданная для расследования покушения комиссия арестовала 7 тысяч подозреваемых, из которых примерно 5 тысяч были осуждены. Около 700 человек приговорили к смерти, реально были казнены от 160 до 180 человек, из них 60 офицеров и 10 работников абвера, остальные — члены политических групп. К ним следует прибавить еще около 700 военнослужащих вермахта с фронтов и из военных округов, тоже приговоренных к смерти. Среди казненных — 20 генералов, в том числе один генерал-фельдмаршал.
Если соотнести число казненных военных с общей численностью офицерского корпуса Германии на конец войны, то мы получим следующее. Из 2 тысяч генералов фашистской армии первоначально к смертной казни было приговорено 20 человек — непосредственно в связи с покушением на фюрера. Впоследствии за оппозицию Гитлеру смертные приговоры были вынесены 36 генералам. Опасаясь расправы, еще 49 генералов покончили жизнь самоубийством. Среди казненных был один фельдмаршал, среди самоубийц — четыре.
А всего в Германии по обвинению в причастности к заговору были казнены или приговорены к тюремному заключению около 5 тысяч офицеров из 400-тысячного офицерского корпуса. Казалось бы, совсем немного. Но надо учитывать, что это в основном были кадровые офицеры в высоких чинах, потомственное прусское военное дворянство, элита армии. Вполне сопоставимая цифра арестованных советских офицеров заставила наших «независимых» историков кричать о полном истреблении командных кадров и разгроме армии. Ничего подобного по поводу немецкого заговора не писали. Вероятно, потому, что спецслужбы гитлеровской Германии и охрана ставки Гитлера работали куда хуже наших и довели дело до открытого покушения.
Часть четвертая. «КРАСНЫЕ МИЛИТАРИСТЫ» ПРОТИВ СТАЛИНА
Он призывал вооруженных людей к действию против правительства — значит, надо его уничтожить.
Сталин
11 июня 1937 года потрясенная страна читала «Правду»:
«…Дело арестованных органами НКВД в разное время Тухачевского М. Н, Якира И. Э., Уборевича И. П., Корка А. И, Эйдемана Р. П., Фельдмана Б. М, Примакова В. М. и Путна В. К. рассмотрением закончено и передано в суд.
Указанные выше арестованные обвиняются в нарушении воинского долга (присяги), измене родине, измене народам СССР, измене Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Следственными материалами установлено участие обвиняемых, а также покончившего жизнь самоубийством Гамарника Я. Б. в антигосударственных связях с руководящими кругами одного из иностранных государств, ведущего недружелюбную политику в отношении СССР Находясь на службе у военной разведки этого государства, обвиняемые систематически доставляли военным кругам этого государства шпионские сведения о состоянии Красной Армии, вели вредительскую работу по ослаблению мощи Красной Армии, пытались подготовить на случай военного нападения на СССР поражение Красной Армии и имели своей целью содействовать восстановлению в СССР власти помещиков и капиталистов. Все обвиняемые в предъявленных им обвинениях признали себя виновными полностью».
Понять, что чувствовали люди, читавшие это, мы, в нашу привычную к предательству эпоху, едва ли сможем. Армия была гордостью державы, а эти были гордостью армии, лучшими из лучших. Два заместителя наркома обороны, несколько командующих округами, легендарные полководцы Гражданской войны… Шпионы?! Изменники?!! Пораженцы?!!!
Не надо было никакой указки сверху чтобы вызвать затопивший страницы газет взрыв возмущения — он был совершенно искренним. Тем более что в сообщении не было ни слова о троцкизме. И это во времена, когда об облеченном властью идиоте, заставлявшем своих подчиненных стричься наголо, писали: «троцкист издевается над рабочими». А туг — ни слова.
Кто же они такие?
Что происходит?
С тех пор прошло семьдесят лет, но яснее эта история, по правде сказать, не стала. Оба ответа — «чистка Красной Армии» и «необоснованные репрессии» равно не выдерживают критики. «Чистки» в те времена проводились постоянно — но чистили армию не расстрелами, а увольнениями. Более того — расстрел как превентивная мера в те времена был невозможен в принципе. Почему — о том речь впереди. Что же касается варианта номер два…
…Первым ту мысль, что никаких преступлений расстрелянные генералы не совершали, а Сталин попросту уничтожил цвет Красной Армии, вбросил в мировое информационное поле все тот же неуемный Троцкий, и мировая пресса тут же принялась склонять ее на все лады. Уже 17 июня германское посольство в Париже сообщало в свой МИД: «В связи с кровавым приговором нет ни одной газеты… которая решилась бы найти слова оправдания для самого действия. Трудно верить обоснованию приговора из-за чудовищности обвинения».
Затем идею Троцкого, уже из своих соображений, подхватил Хрущев и принялся развивать дальше. Третий пик обсуждения проблемы пришелся на 90-е годы, и там тоже были свои конъюнктурные соображения, не имеющие ничего общего с исторической правдой.
Между тем никто из тех, кто с воздеванием рук и придыханиями пишет о «необоснованных репрессиях», так и не смог объяснить, зачем это понадобилось Сталину. Если подходить к делу цинично, то Сталин мог «в порядке чистки» перестрелять своих политических противников: в конце концов, толку от этой публики было крайне мало, так что потеря для державы невелика. Но чтобы просто так, накануне надвигающейся войны, уничтожить высший командный состав собственной армии — надо быть безумцем. Сталин безумцем не был, никогда и ни в чем.
