«Ося» уехал, уехал ненадолго и «Валерьяныч», и наступила привычная пора одиночества, но с приятной разницей, заключавшейся в уйме свободного времени. Посещая один и тот же ресторанчик, заказывая одно и тоже с редкими и предсказуемыми переменами, приходилось привыкать к местному своеобразию. Чай, к которому мы привыкли с детства, там не подавали, зато я привык к хорошему кофе в мизерных чашечках, к которому официант обязательно приносил стаканчик с ледяной водой — вкус и ощущения неповторимые.
Полюбившееся мне место в центре Афин — Акрополь, — посещал уже регулярно, параллельно наблюдая «а бережно ведущимися работами по его восстановлению и очистке, и параллельно посещая продавца книг и разной мелкой всячины, который нашёл во мне благодарного покупателя, но купленное я так и не успел до конца дочитать. Готовые документы толкали к действию, на руках был билет на Канары, где ждал Андрей Пылёв, уже обжившийся на своей новой вилле. Вернулся Солоник, мы сделали дневной прощальный объезд всех злачных мест, на следующий день устроив поездку на «Обжорку», с окончанием банкета в садике снимаемой виллы. Пикничок оказался дымным, но приятным, «Метакса» с сигарой — затяжными, Вечер никак не заканчивался, в конце прорвавшись откровенностями. Как, и я, он хотел спокойной жизни, но если ваш покорный слуга к ней стремился, убирая даже своих начальников, а добившись, довольствовался, то он понимал, что для него причина невозможности — прежде всего, в нём самом, а точнее — в неспособности отказаться от прошлого и начать всё снова, с чистого листа. Ему нужно было придание и общение, а семья в его понимание была болотом. Семейный очаг и друзей заменили тусовки и «братва», что, в конечном итоге, и погубило его, упразднив все шансы на выживание. Как ни смешно, но моя точка зрения и мои чувства вкупе с жаждой семейности, тоже не позволили избежать кары, но пока — не этого мира, дав возможность и время подумать о Том.
Приняв приличную дозу «на грудь», и выпив уже неоднократно на брудершафт, мы, уже совсем на грани «кривых сабелек», пообещали друг другу, на случай образовавшегося противостояния наших бригад, либо не стрелять друг в друга, либо… устроить всё так, чтобы родственники имели возможность похоронить тела. Наивно и непривычно звучит, но что только не бывает в компании людей, привыкших существовать, балансируя между жизнью и смертью. Это был единственный раз, когда я заснул там же, где выпивал, благо — при наличии спального места. После окажется, что возможность встретиться под стволами друг друга была, и в конце концов я и мои люди стали, отчасти, виновниками его смерти. Но обещание я сдержал, и что можно было, сделал. Он был похоронен, хоть и не на родной земле, но в присутствии матери.
Его жизнь закончилась в 36 лет, в день празднования моего 30-летнего юбилея, который был испорчен шестичасовыми телефонными переговорами, предтеча, содержание и смысл которых могли бы составить отдельный, интереснейший том. Это захватывающая история и кровавая драма, речь о которой ещё впереди, правда, вкратце.
Проживание моё в Элладе, естественно, усугублялось тем, что в это время в Москве женщина, захватившая моё сердце, всё ближе подвигалась к моменту, который не оставлял никакой надежды на развязку в мою пользу.
На какой-то миг мне показалось, что я должен уступить чужому счастью, но потом на уровне интуитивном понял, что там ни с одной, ни с другой стороны истинных чувств нет. Но и я, в свою очередь, должен был убедить себя, что если возвращу всё вспять, то навсегда, а не ради бурного порыва или жадности. То есть необходимо было сделать выбор между женой и моим мальчиком, и любимой женщиной, которой я пока, кроме комфорта, жизни с приличным достатком, своих чувств и себя, предложить ничего не мог. Ни о свадьбе (за кого она могла выйти, если мои документы менялись с частотой смены времён года, а то и чаще), ни о ребёнке, которого я сам хотел и желал, не могло быть и речи. Для кого-то это много, для иных — ничего. Но все соображения перевешивало знание о человеке, который её обхаживал, как о человеке непостоянном, даже в период увлечённости ею посещавшим все мыслимые бордели и бани. Со всеми выходящими отсюда последствиями. Далее, я совершенно чётко понимал, что отношения между нашими группировками натянутые, и, рано или поздно, скорее всего, именно мне поставят задачу за ним охотиться. Полбеды, если мне, иначе её обязательно заденут.
Тем временем, мы с супругой и сыном уже вторую неделю окучивали своими телами Канарские острова, валяясь под палящим солнцем. Не могу сказать, что я был в восторге, хотя отсутствие работы и напряжения от неё влияло благотворно, правда, добивающе действовал высокий уровень сердечных переживаний. Я не мог смотреть в глаза Ольге, было стыдно перед сыном, но какая-то непреодолимая сила раз от разу нашёптывала алгоритм к нашей разлуке. Единственный плюс для них, который явно горел зелёным цветом, заключался в одном из правил безопасности — чем дальше от меня, том спокойнее, но это утешение вряд ли хоть на йоту облегчило бы состояние оставленной женщины, пусть и с квартирой и с достаточным содержанием.
В разговорах с Москвой уже пробегала искорка напряжённости и недопонимания в отношении готовящей-< и свадьбы, что подталкивало к принятию кардинальных решений и действий. Семья уехала в столицу, мне же появляться там, по настоянию наших «главшпанов», было запрещено. За несколько дней, чтобы уменьшить траты, взял в аренду джипик с открытым верхом и снял квартиру в доме у самого океана, но не в курортном месте (хотя любая точка на этом острове — курорт). Это меня устраивало больше, и стало после постоянным правилом, исключавшим любые случайные встречи, шансы на которые не только были высоки, но и постоянно подтверждались. Ведь отдыхать ездят все, причем обычно посещают одни и те же места, во всяком случае — так было тогда.
И вдруг случилось неожиданное — мой «светлый ангел, забытый на земле», пропал, и через её подругу я узнал, что Новый год она будет встречать на модном горнолыжном курорте. Время принятия решения наступило, но действовать нужно было осторожно: во-первых, чтобы не вызвать преждевременное противостояние группировок, во-вторых, чтобы как можно корректнее нарушить запрет на нежелательный въезд в Россию.
Как назло, братья были тоже на острове, и одна из почти ежедневных бесед с Андреем коснулась этой темы, и не в самом лучшем плане, а именно — девушка представляет некоторую опасность, чем я не преминул воспользоваться, пообещав всё исправить, а создавшееся положение объяснив тяжестью выбора, ведь я не мог в своём положении иметь две семьи — и одна-то была роскошью непозволительной.
Я не ошибся, выбрав подчинение Андрею: во-первых, необходимость моих действий не оспаривалась, а во-вторых, обоюдное доверие было почти полным, хотя бы потому, что я бесконечно много сделал за последний год для безопасности «братьев» и водворения их на престол.
Первый же разговор показал, что чудо-меры могут сделать меня счастливым человеком, и я экстренно вылетел на следующий день. Прямого рейса не было, и ночь я провёл в аэропорту Франкфурта — это был очень нелёгкий марафон, с высоким нервным напряжением и психологической перенагрузкой. Нервы были на пределе, и прежде всего, из-за боязни опоздать или сделать какой-нибудь неверный шаг. Насчет последнего я к утру успокоился, но гнетущее чувство возможной потери и последствия, могущие развиваться непредсказуемым образом, не смогли развеяться даже полётом с футбольной командой «Диной», ставшей чемпионом Европы по мини-футболу, весело празднующей своё достижение «месте со всеми находящимися в самолёте. С их вратарём, Олегом Денисовым, мы когда-то делили одну команду, как и с Александром Мостовым, а сегодня я смотрел на их счастливые лица, взбодренные шипучим напитком, и пытался радоваться вместе, но в конце концов предпочёл найти уединённый уголок и остаться там наедине со своими мыслями. Впрочем, стараясь не попадать на глаза Олегу и избегая встреч с ним, заранее понимая, что желательное в другое время общение сегодня будет не к месту, да и вряд ли кто узнал бы меня сегодняшнего. Со времени последней нашей встречи, года два-три назад, когда мы, уже «старички», собирались попинать мяч ради часа вспоминаний о прошлом и лёгкого разговора за кружкой пива, я несколько изменился, отрастив длинную, густую копну волос, а сейчас впридачу ещё и аккуратную испанскую бородку с коротко постриженными усами, и полную форму, отблёскивающую свежей кожей, Harley-Davidson, в сапогах с головами кобр на носках и длинным плащом, довершающим образ. В руках или, когда пытался заснуть, на голове появлялась огромная широкополая шляпа, закрывающая остатки лица, — словом, я предпочёл остаться инкогнито. Масть бывшей команды из тех детских лет поддерживала тёплые, тесные отношения, не меркантильные, но душевные. Как раз трое из них и были моими сегодняшними друзьями.
