Нужность падает, самостоятельность падает. И падение нужности, и падение самостоятельности лавинообразно наращивает страх. Возникает страх. Он нарастает. Ты перестаёшь уважать себя и погружаешься в пучину этого страха.
Нет опоры в себе. Нет опоры в друзьях. Нет опоры в собственной компетенции. Есть только страх оказаться ненужным никому и цепляние за что-нибудь, что тебя делает нужным.
Идёт распад деятельности. Ты не можешь нормально взаимодействовать с другими. Не можешь с ними взаимодействовать — значит, тебе нужны патологические формы взаимодействия: не могу спорить — буду врать, оскорблять, отвлекать на частности, — всё, что угодно.
Ты превращаешься стихийно в источник сплошной провокации, потому что это единственное, что ты можешь порождать по отношению к другому.
Холуйство по отношению к одним и провокативность по отношению к другим.
Фиаско провокативности, потому что распад деятельности не позволяет осуществить даже крупную провокацию, — порождает корчи, коллапс. И тогда рано или поздно возникает необходимость каких-то «костылей» — оккупационных армий или фальсификаций.
Когда я впервые принял предложение участвовать в программе «Суд времени» на пятом канале федерального телевидения, мне все говорили:
— Да вы ведёте себя, как дурак. Вы что, не понимаете, что они там будут устраивать? Вы не понимаете, какие голосования устроят? Вы не понимаете, что эти люди могут с вами сделать?
Я отвечал на это, что, во-первых, это всё, конечно, правда. А, во-вторых, это синдром, комплекс неполноценности — наделение противника абсолютным могуществом и статусом машины, безупречно осуществляющей игры с огромными ресурсами, а себя — статусом муравья. «Небоскрёбы, небоскрёбы… А я маленький такой…»
Вот этот комплекс — и есть сломленность духа. Поэтому нужно абсолютно трезво пытаться играть в безнадёжных или почти безнадёжных ситуациях, превращая их из безнадёжных в нормальные.
Я угадал тогда несколько вещей.
Первая вещь, которая была угадана, что люди, которые мне предлагают эту программу, — приличные, нормальные люди. У них есть свой нормальный телевизионный интерес. И что в рамках этого телевизионного интереса они подличать не будут.
Второе, что, конечно, если им прикажут, они сделают всё, что им прикажут — они подневольные люди. Но приказывать им не будут, потому что наверху заняты не какими-то идеологическими спорами, а вещами намного более серьёзными.
Внимание отвлечено. Субъект находится в состоянии внутреннего противоречия, которое парализует его деятельность…
Ставка на это внутреннее противоречие, парализующее его деятельность, на внутреннюю деградацию либерального субъекта, с которым надо играть игру, и на нормальную приличность тех, с кем ты работаешь: это были три ставки, которые я сделал, начиная «Суд времени».
Я понимал при этом, что на выигрыш у меня есть 5 %, а 95 — на проигрыш. Но я также знал, что если мне даны эти 5 %, и у меня есть своя метафизика, то есть своё представление о долге перед идеальным, своё представление о миссии, то я играть буду и буду выигрывать потому, что у меня это есть, а у них этого нет.
Ровно то же самое происходило в «Историческом процессе». Но после «Суда времени» и тем, для кого этот суд был событием, и мне, и стране, и миру, и простым людям, и элитам — нужен был правдивый ответ на один единственный вопрос: вот эти телевизионные 44 победы, эти проценты голосования и всё прочее всё-таки телевизионный процесс, при котором какие-то группы что-то там нажимают на кнопки, или это подлинный процесс?
Я-то прекрасно понимал, что он подлинный, потому что даже своим ближайшим сподвижникам запрещал какие бы то ни было манипуляции за рамками того, что было позволено правилами тогдашней игры. Потому что эти правила игры менялись, и когда они очень хотели, чтобы там… у них у самих была какая-нибудь фантазия, что за Кургиняна какие-нибудь пожилые женщины и мужчины по многу раз жмут на телефонные кнопки, то они там делали по одному [принципу]: «один человек — одно голосование». Один телефон — один голос. И результаты были теми же самыми.
Я понимал, что это всё так, и что это отражает процесс. Понимал.
Но нужно было добиться абсолютных доказательств того, что процесс именно таков.
И тогда было собрано движение «Суть времени». И что мы сказали своим сторонникам? Действуйте как безупречные социологи-волонтёры, идите в электрички, в какие-нибудь кафе-бары, куда угодно, но не к своим сторонникам. Найдите подлинные социологические данные, сделайте такое социологическое исследование, которого ещё не было в стране.
И мы его сделали. 75 % смысла телевизионной борьбы со счётчиками на этом было завершено.
Осталось добить противника, используя то, что противник паникует от этих цифр. Противник вышел уже на главный канал страны — на основной государственный канал в предвыборный год.
Я понимал, что риск ещё намного больше. Но для меня в этот момент вот эта экзистенциальная задача была уже намного важнее задачи количественной. Я добивал, добивал и добивал противника, показывая, как он падает.
От метафизики он падает к краху собственного идеального.
От краха собственного идеального к краху подлинности, к краху стратегического целеполагания, к краху проекта, к краху компетенции, к краху способности управлять фактами, к краху способности вести полемику.
Вот все эти крахи до конца нужно было провести, чтобы показать, что эта мерзость, погубившая когда-то Советский Союз — моё великое государство, разрушившая мировую стабильность и сделавшая все остальные пакости, — эта мерзость саморазлагается. Она умирает.
Что речь идёт не только о количестве — какой процент населения за неё, а какой — против. В конце концов, это уже вопрос второй.
Речь идёт о качестве, о степени маразма и о том, что надо пропустить сквозь все ступени маразма, сквозь все, до конца.
И, наконец, пришли Чубайс и Авен на передачу о Гайдаре. И мне сказали:
— Ты совсем сумасшедший. Ну, вот совсем. Ты и сейчас пойдёшь на передачу? А зачем ты на неё пойдёшь? Ты будешь конкурировать в телефонном голосовании с хозяином сети «Билайн»? Ты не технолог? Ты не понимаешь, что и как делается? Ты же обречён.
Я сказал:
— Да. По вашей теории абсолютного субъекта, который располагает такими-то ресурсами и действует как электронная машина, беспредельно располагающая этими ресурсами и способная сформулировать оптимальную стратегию — по этой схеме я абсолютный ноль. И я проиграл. Только этой схемы нет. Её нет.
Действуют не машины с неограниченными возможностями. Действуют люди, внутренне уже сломавшиеся, потерявшие правду, с дрожащими губами — и с огромными возможностями, и оперирующие во всех пространствах низости, в каких им только возможно… Но оперирующие уже, как люди… То есть, во-первых, погружённые в апатию, которая время от времени взрывается истерикой, не доверяющие ничему, боящиеся всего. И поэтому эти люди будут действовать глупо.
Если они будут действовать умно, я обречён, но они будут действовать глупо.
А главное — что будут действовать. Если бы Чубайс бездействовал, он оказался бы в идеальном положении человека, правду которого поддерживает 4 % населения, мог себе снизить и сказать: «3 %!», — но который знает, что он прав перед Богом, перед судьбой, перед историей, перед всем, чем угодно. Плевать! Он идёт на «Вы»! Он рыцарь Либерализма!
В конце концов, когда я выступал в конце 80-х годов, меня поддерживало 5 % — я говорил правду о Советском Союзе. И ничего!
Но Чубайс уже сломлен. Включить машины на полную мощь, которые находятся в их распоряжении, Чубайс и Авен не могут, потому что они боятся этих машин — они состоят из людей.
Что они делают?
Вот это они делают — вот эту чехарду…
И они же всех остальных презирают. Они их держат за дураков, за ничтожеств, за людей, не владеющих ни кибернетическим мониторингом, ни вообще никакими фактическими данными, ничем. Они же их за таких людей держат.
А мы-то уже другие. Мы-то эти 20 лет работали. У нас-то своя метафизика, свои идеалы, своя подлинность есть. У нас есть своя организованность. У нас есть свои друзья, своя система связей, коммуникаций, информации и так далее. И мы же узнали точно, как именно организован этот выплеск.
Мы узнали, кому были какие ресурсы делегированы, кто и как эти ресурсы распилил, кто сбросил вниз часть этих ресурсов, как эти ресурсы опять распилили. И как конкретные исполнители, занимаясь тем, чтобы каким-нибудь образом поскорее выпалить побольше этих самых телевизионных палёных смс-ок, использовали такой ресурс телефонный, который на определённый момент упал до нуля.
А свои деньги они тратить не будут…
Мы всё узнали по этому поводу. Всё, полностью.
И произошло что? Позор произошёл. Позор.
