ВЕРХОВЕНСКИЙ. Я вас спрашиваю, что вам милее: медленный ли путь или вы держитесь решения скорого, в чем бы оно ни состояло, но которое наконец развяжет руки и даст человечеству на просторе самому социально устроиться? Кричат: «Сто миллионов голов» (жертв. – А. М.), – но чего их бояться… Прошу всю почтенную компанию прямо и просто заявить, что вам веселее: черепаший ли ход в болоте или на всех парах через болото?
– Я положительно за ход на парах! – крикнул в восторге гимназист.
После этих милых бесед интеллигенты-интеллектуалы пошли и убили Шатова.
Антон сравнивает советскую жизнь с темной-темной комнатой, а нынешняя – светлая, с рестораном и дискотекой. Но в той темной-темной комнате были Высоцкий, Окуджава, великие спектакли, великие фильмы. А также в области балета… Да и Енисей перекрыли (кто же знал, что в подарок приватизаторам).
АНТОН. Что вы выберете?
А. М. Безусловно, скрученность ремнями два часа, чем час на дискотеке. Я эти два часа буду размышлять о замечательных вещах…
АНТОН. Вы – Диоген, который довольствуется житьем в бочке. Я выберу лучше час.
А. М. Вы выбираете короткую жизнь?
АНТОН. Я выбираю короткую жизнь, но насыщенную. (И опять он не замечает, как цитирует классику: «Лучше раз напиться живой крови, чем сто лет питаться падалью». – А. М.) Это не жизнь, когда вы ничего не получаете. Вы не получаете удовольствия от жизни.
А. М. Вы выбираете короткую, но полную сыра жизнь?
АНТОН. Да, полную сыра.
А. М. Люди, которые, как и вы, могут выбрать себе жизнь, полную сыра, – их продолжительность жизни тоже сократилась?
АНТОН. Я не хочу обсуждать свою жизнь…
А. М. Вы сказали: «Я выбираю для себя жизнь, полную красок и сыров, и пусть она будет короткой». Но вы же, боюсь, лукавите. Вы же понимаете, что ваша жизнь, полная сыра, будет продолжительная. А жизнь того, кто умирает рано, полна возможности смотреть на сыр, но не есть его… Вот наша жизнь, полная сыра. В этой жизни есть два сорта граждан. Одни пользуются этим сыром, а другие смотрят на него. Как будет устроена жизнь, решают те, кто пользуется, а те, кто смотрит, – не решают.
АНТОН. При социалистическом режиме был один сорт сыра и один тип людей. Сейчас много сортов сыра и много типов людей, каждый получает по своим возможностям. Поймите, люди по своей сущности не равны. У одних высокие интеллектуальные способности, у других низкие. Почему человек, который имеет высокие интеллектуальные способности, должен получать столько же, сколько человек, который имеет низкие интеллектуальные способности? («Каждому свое» – это Гитлер над воротами концлагеря написал. – А. М.)
А. М. Т. е. высокий интеллектуал должен получать больше?
АНТОН. Больше! Конечно!
А. М. Десять минут назад вы сказали, что нужны только те, которые бурят скважины, а историки и лингвисты должны умереть. У кого выше интеллект – у буровика или у лингвиста? (На самом деле лингвист может быть дураком, а буровик – умным. Но бакалавр даже не заметил, как я подставляюсь.)
АНТОН. Я имею в виду интеллектуала с точки зрения бизнеса. Мне неинтересен человек, который занимается наукой ради науки[176]. Мне интересен человек, который занимается наукой, чтобы получить большие деньги. Вот этот человек заслуживает внимания. Да, я согласен, может быть, с точки зрения общества это достаточно жестоко…
А. М. Вы сейчас сказали: «Я, бизнесмен, буду решать – кому жить, а кому не жить».
АНТОН. Это не так.
А. М. Вы сказали: «Меня интересует только тот ученый, который приносит мне деньги. Меня интересует только ученый, который нашел новый способ бурения скважины».
АНТОН. Да. Совершенно верно. Вот они и останутся жить.
А. М. А тот ученый, который расшифровывает клинопись Урарту, он должен умереть?
АНТОН. А он прибыль какую-нибудь принесет?
А.М…должен умереть?
АНТОН. Что поделаешь.
А. М. Вы же о сыре говорили, а не о человечине… значит, людоедом можете себя не считать. По-вашему, самое главное – чтобы экономика нормально функционировала, и если этому мешает лишнее количество людей, то они должны просто умереть. Правильно?
АНТОН. Правильно.
А. М. У вас экономика определяет, кто нужен, кто не нужен. А общество…
АНТОН. Я вас умоляю! «Общество!» Есть стадо баранов, и у этого стада есть вожак. Куда вожак пошел, туда пошло и общество.
А. М. Стадо баранов, да, оно идет за вожаком – за козлом, кстати говоря.
АНТОН. Вспомните господина Александра Сергеевича Пушкина, первый абзац «Евгения Онегина». Я процитирую: «Мы не умеем извлекать прибыль из наших ресурсов, мы не умеем делать…» (Текст Пушкина в передаче магистра выглядит как убогий подстрочник в переводе на застекольный.
Отец понять его не мог
И земли отдавал в залог.
Почему почти магистр называет первым абзацем седьмую строфу «Онегина» – непонятно. – А. М.).
А. М. Вы сказали, что должно сократиться население… Кто определяет направление такого «развития»? Или это стихийно?
АНТОН. Я вас умоляю, я уже приводил пример с баранами.
А. М. И кто же этот козел, который ведет? И из каких исходя принципов он определяет…
АНТОН. Я не хочу умалять роль правительства… От мудрого правительства и руководства, я считаю, зависит достаточно много.
А. М. Кто же этот мудрый?
АННА (однокурсница Антона). Тот, который готов пожертвовать собой…
А. М. Пожертвовать собой?! В правительстве?!
АННА. Гайдар в каком-то смысле пожертвовал собой…[177]
А. М. Минуточку, он умер, что ли?
АННА. Вы слишком примитивно, слишком буквально воспринимаете…
АНТОН. Есть очень хороший анекдот. Кто девушку обедает, тот ее и танцует. Вы понимаете, к чему я клоню?
А. М. Нет.
АНТОН. Жизнь общества и политику общества определяют те люди, которые имеют большой запас прочности. Что такое запас прочности? Это деньги. Если человек пробрался во власть – дети, жены, племянники, племянницы обеспечены на долгие времена. И он будет держаться у власти, и он не выпустит эту власть из своих рук. Клан Кеннеди. Клан Бушей. Клан…
А.М…Гайдара.
АНТОН. Ну, Гайдаров еще нет.
А. М. Ну Чубайсов.
АНТОН. Чубайсы есть. Это действительно клан. От кого зависит политика? От бизнеса она зависит! От денег она зависит! От крупного, именно крупного бизнеса. Человек, который заработал больше денег, он может повести за собой народ. Вот он и будет определять политику…
А. М. Больше всех за это время заработал Березовский. Он что, должен был народ повести?
АННА и АНТОН. За Березовским не пойдут…
А. М. У вас есть авторитеты в политике, в экономике?
АНТОН. С точки зрения бизнеса… Может быть, я покривлю душой…
А. М. Зачем?
АНТОН…но я не вижу еще ни одного настоящего бизнесмена. Тем не менее все-таки господин Чубайс для меня как бизнесмен…
А. М. Бывшие вице-премьеры делали огромные деньги на так называемой инсайдерской информации и играя в ГКО[178].
АНТОН. Я вас умоляю! Если бы вы знали прикуп, вы бы этим не воспользовались?
А. М. Ни разу не играл в ГКО, хотя меня приглашали.
АНТОН. Если бы вы знали инсайдерскую информацию?
А. М. Я отказался.
АНТОН. Это нерациональное поведение.
А. М. По-вашему, человек или дурак, или мерзавец. Третьего не дано.
АНТОН. Если вы знаете инсайдерскую информацию и не пользуетесь ей, то с точки зрения экономики…
А. М. В жизни есть ценности кроме экономики.
АННА. Все эти ценности хороши в сытом обществе…
А. М. Сначала хлеб, а нравственность потом?
АНТОН. Да. Нравственность потом.
Забавно, что в их речах постоянно проскальзывают классические реплики, а они этого даже не сознают. Они совершенно серьезно говорят: «Сначала общество должно стать сытым, а потом оно станет нравственным». Они не знают, что песенку «Сначала хлеб, а нравственность потом» в «Трехгрошовой опере» Брехта поют гангстеры. Брехт сочинял текст для гангстеров, а поют бакалавры. Разница в том, что Брехт издевается, а Антон и Анна в это искренне верят.
Сытость не приносит нравственности. Римляне были сыты до предела. Нажрутся до отвала, сунут два пальца в рот, освободят место и опять жрут. Сытее уж некуда. Но безнравственность римлян была притчей во языцех. Гетеры, мальчики… Стравливали людей со львами в цирке. Это что за нравственность – пойти в цирк, чтобы поглядеть, как звери будут рвать живых людей? Впрочем, рабы – не люди.
А. М. Но сперва, как вы говорите, все эти ненужные историки-лингвисты должны помереть. А потом…
АНТОН. А потом они оживут.
А. М. Кто?
АНТОН. Лингвисты, историки…
А. М. Почему?
АНТОН. Общество сейчас сожмется, да. Сейчас оно пройдет этап, когда умрут все эти профессии. (Люди. – А. М.) Но пройдет некоторый промежуток времени, общество станет сытым. Ему станет скучно. Ему нужно будет зрелищ.
А. М. Дальше.
