Отношения с кочевыми народами Великой степи всегда были важны для Кореи по военно-стратегическим соображениям. Относительно немногочисленные, но воинственные степняки были главной внешней угрозой, с которой Корее приходилось сталкиваться. В большинстве случаев корейская дипломатия стремилась нейтрализовать эту угрозу мирными методами – подкупая вождей племён, сталкивая друг с другом различные группировки, манипулируя разрешениями на торговлю с корейскими купцами (кочевники в такой торговле очень нуждались). Обычно такая тактика работала, но бывали и сбои. Например, в 1620-е и 1630-е годы Корея пережила два крупных и разрушительных вторжения маньчжурских армий, причём во многом эти вторжения стали результатом серии дипломатических ошибок Сеула. В результате Корее пришлось разорвать союз с китайской империей Мин, и признать свою зависимость от маньчжурского государства Цин, владыки которого, впрочем, вскоре завоевали и весь Китай.
Как мы можем оценить действия корейских дипломатов на протяжении пяти веков династии Ли? Я бы поставил им «пятёрку» или, по крайней мере, «четыре с плюсом». Корея всегда воспринимала себя как «креветка среди китов», как маленькое и, в общем, слабое государство, окружённое сильными и агрессивными соседями. Уже тот факт, что в таких непростых условиях Корея сохранила свою государственность является свидетельством тому, что свою зарплату корейские дипломаты старых времён отработали сполна.
Преступление и наказание при династии Ли
Классики марксизма ныне не в моде, но я рискну напомнить старую и мудрую формулу, принадлежащую одному из них «государство – это аппарат насилия». Насилия, добавим, порою неизбежного и необходимого, но всё равно – насилия. И одной из важнейших задач любого государства с незапамятных времён было поддержание в стране общественного порядка. В этом была заинтересована верхушка, но, чаще всего, в конечном счёте шло это на пользу и простому народу. Принцип «преступник должен сидеть в тюрьме» был известен задолго до Шарапова, и все государства в меру своих сил стремились претворять его в жизнь. Понятно, однако, что преступники редко разделяют взгляды Шарапова и в тюрьму добровольно не стремятся, так что отправить их туда можно только с помощью полиции и суда. Именно поэтому суд и полиция с давних времён были важной частью любого государства. Как же работала судебная система в Корее старых времён, в период правления династии Ли (1392–1910)?
Начнём с того, что привычной нам отдельной системы судов и профессиональных судей в старой Корее не было. Вершить суд должен был глава местной администрации, это была одна из его важнейших обязанностей. В уезде верховным судьёй был, по совместительству, начальник уезда, в провинции – губернатор, а приговоры по важнейшим делам выносились или, по крайней мере, утверждались самим королём. Такая же система, кстати, существовала и в Китае. Любители детективов ван Гулика, повествующих о похождениях проницательного судьи Ди (реальная, кстати, историческая фигура), наверняка помнят, что главный герой этих историй является не только судьёй, но и правителем уезда. Не существовало в Корее и следствия в современном понимании этого слова. В задачу полиции входил арест преступника или подозреваемого, а заодно, при необходимости, и возможных свидетелей преступления, но никак не проведение «следственных мероприятий». Следствие и суд вершились под непосредственным руководством главы местной администрации, чаще всего – начальника уезда. По сути, следствие и суд были нераздельны, представляли из себя один процесс. Начальник допрашивал подозреваемых и свидетелей до тех пор, пока не уяснял для себя картину происшедшего, а потом выносил приговор. Как и во всех странах в те времена, допрос сопровождался пытками. Пытки в Корее не отличались особым разнообразием, и в большинстве случаев дело сводилось к избиению подозреваемого палками. Судья (он же следователь) отвечал за то, чтобы подозреваемый не умер под пытками, так что «меры физического воздействия» применялись с определённой осторожностью.
Верховный контроль над всей деятельностью корейской юстиции осуществляло Министерство юстиции (в более буквальном переводе – «министерство наказаний»). В том случае, если преступление носило политический характер или если в нём были задействованы чиновники, расследованием занимались в специальном судебно-следственном учреждении Ыйгымбу – отдалённом аналоге службы безопасности или тайной полиции.
Не было в старой Корее и тюремного заключения в нынешнем смысле слова. Тюрьмы, имевшиеся при каждой уездной или провинциальной управе, играли роль нынешних КПЗ. В них держали только подозреваемых и подследственных, причём срок содержания ограничивался законом. Срок предварительного заключения мог, в зависимости от тяжести обвинения, составлять 10, 20 или, самое большое, 30 дней. Престарелые (от 69 лет) и малолетние (до 14 лет) подозреваемые в тюрьму не заключались, а на арест находящегося на действительной службе чиновника, буддийского монаха или женщины из дворянского сословия требовалось испросить разрешение самого монарха. Исключением из этого правила были случаи, когда обвинение, выдвинутое против подозреваемого, грозило смертной казнью. В том случае, если подозреваемый заболевал в тюрьме, его разрешалось освобождать под залог. Заболеть в старой корейской тюрьме было действительно легко. Типичная тюрьма представляла из себя глинобитное строение, одна из стен которого была заменена деревянной решёткой. Внутренняя стена отделяла женское отделение от мужского – арестованных разного пола категорически запрещалось содержать вместе. Заключенные, как правило, проводили всё время, закованные в тяжёлые шейные колодки весом в 10–20 кг (такие колодки в Китае называли «каньга»). Шейные колодки делали невозможным побег, но они также не давали заключённому нормально спать – закованный в шейную колодку человек не мог лечь и был вынужден проводить все время, сидя на корточках. Об отоплении, понятно, речи не шло, и зимой заключённые жестоко страдали от холода.
Функции охраны общественного порядка брала на себя полиция, которая, как правило, была составной частью вооружённых сил. В распоряжении местного начальника часто имелся небольшой отряд, в обязанности которого входила не столько защита от внешнего неприятеля, сколько поддержание на вверенной территории порядка и исполнение полицейских функций. Работа эта была куда менее рискованной чем, скажем, в Японии (где полиция играла с давних времён очень заметную роль). Связано это было с тем, что Корея всегда была страной довольно мирной, со слабой военной традицией. Население в своём большинстве оружия не носило, военного обучения не проходило, да и в драки особо не лезло. В целом средневековая Корея была, по меркам тех времен, довольно безопасным местом. В отличие от Европы или России, где разбой на дорогах был явлением обычным, и путнику не рекомендовалось путешествовать в одиночку, в Корее нападения разбойников были довольно редким явлением, и дороги (а также и улицы городов) были спокойными, и ходить по ним без риска можно было в любое время суток. Впрочем, по ночам по улицам корейских городов как раз особо-то и не бродили. С начала XV века ворота корейских городов закрывались с наступлением темноты, и после этого в самих городах наступал, как бы мы сейчас выразились, комендантский час. Всякое движение прекращалось, и с 10 часов вечера и до 4 утра всем горожанам следовало оставаться в своих домах. Лишь патрули медленно ходили по улицам, проверяя, всё ли спокойно в Сеуле и Кэсоне, Пусане и Пхеньяне...
В основе корейского законодательства при династии Ли лежало два кодекса. Одним из них было уголовное законодательство китайской династии Мин, которое использовалось и после падения этой династии, вплоть до 1894 г., а другим – собственно корейский кодекс «Кёнгук тэчжон», принятый в XV веке. Строго говоря, «Кёнгук тэчжон» не был уголовным кодексом, скорее, он напоминал Конституцию страны, так как в нём содержались установления, касавшиеся государственного устройства Кореи и деятельности её важнейших учреждений. Использование китайского законодательства не должно вызывать особого удивления: влияние Китая на все сферы жизни Кореи было огромным, а древнекитайский литературный язык (вэньянь или, как его называли в Корее, ханмун) был государственным языком страны.
По традиции, восходящей ещё к древнему Китаю, в Корее было принято выделять «пять видов наказаний». Конкретное значение этого термина в разные эпохи было разным. При династии Ли (1392–1910) к «пяти видам наказаний» относились (в порядке возрастания тяжести): 1) «малые палки»; 2) «большие палки»; 3) «ближняя ссылка»; 4) «дальняя ссылка»; 5) смертная казнь. Первые два наказания едва ли нуждаются в особых объяснениях – осуждённого клали на землю и били палками по бедрам и прочим филейным частям тела. Размер палок был установлен законодательством – длина 105 см, диаметр от 0,7 до 1,0 см. Разница между «большими» и «малыми» палками заключалась не в размере самих палок, а в числе ударов: от 10 до 50 ударов – «малые палки», от 50 до 100 ударов – «большие». Больше 100 ударов не давали – это считалось опасным для жизни. От наказания палками можно было вполне официально откупиться, заплатив большой штраф, но он был так велик, что по карману эта привилегия была лишь очень богатым людям.
