В Пампанейре на площади бьет родник с красивым сабилом, но видно, что старые поливные методы обработки земли больше не используются. Однако окончательное доказательство тому, что изгнание мавров убило душу Андалусии можно найти на побережье, на солнечном берегу Коста дель Соль. Это сотни миль тесно стоящих многоэтажных зданий и бетонных вилл, забитые ларьками для гамбургеров, сосисок, кислой капусты, пива, – пожалуй, самые удручающие километры на всем средиземноморском побережье. Коста дель Соль принадлежит англичанам, немцам, голландцам – жителям Северной Европы, у которых нет своего теплого моря.
Северяне побогаче купили себе эти виллы и аппартаменты, победнее – приезжают сюда тысячами и сотнями тысяч, лежать на горячем песке у моря и греть промерзшие тела. Коста дель Соль – пластмассовое место, оно нигде не находится, это бесконечная полоса отчуждения, no man’s land.
Туристы Коста дель Соль не покидают своей полосы – их не интересует Андалусия или Испания, и ее там нет. Зато в городках на побережье открыты сотни дискотек, ресторанов с национальной кухней туристов, короче – идет приморская курортная жизнь. Даже городки подальше от побережья, вроде Михаса, которые двадцать лет назад считались “очаровательными деревушками”, превратились в типичные туристские ловушки, усеянные магазинами с сувенирами.
Приморский туризм, по моему – самая отвратительная форма туризма, потому что уже в силу простоты он привлекает сверх-эксплуатацию и уничтожает побережье. Десять атомных бомб не смогли бы разрушить Коста де Соль так основательно, как “прогресс” и “развитие”. И это тоже вызвано происшедшим без малого пятьсот лет назад изгнанием мавров – у земли не было хозяина, который смог бы пресечь эксплуатацию и захват. Ведь Юг Франции, побережье Италии и Греции, хоть и пострадали от приморского туризма, все же остались частью Франции, Италии, Греции; народы этих стран были слишком сильны, их связь с землей была слишком сильна, чтобы отдать ее за доходы. Но бесхозная, завоеванная мечом Андалусия по сей день не нашла себя.
Выселенные мавры, пережившие травму изгнания, не смогли воссоздать своей культуры в Магрибе, и Северная Африка осталась диким Варварским берегом. Они расточили свой культурный потенциал в Кордове и Гранаде. Испанцы, разрушив мавританскую культуру, вошли во вкус и уничтожили позднее цивилизации Южной Америки, и, в конце концов, превратили свою страну в отсталые задворки Западной Европы. Интересно, что переселенные пятьсот лет назад северяне в Гранаде и Севилье активно поддерживали фашистский режим Франко и отличились жестокостью в расправах с республиканцами. Учрежденная для борьбы с маврами и евреями инквизиция просуществовала до наполеоновских войн и успешно гарантировала стагнацию испанского общества, его интеллектуальную и техническую отсталость.
Заметим, что первая фаза реконкисты не нанесла большого ущерба Испанки и испанцам. Когда Толедо перешел в руки христианских королей через три с половиной века после победы ислама, город не зачах, но продолжал развиваться, и лишь немногие мусульмане бежали на юг. В атмосфере терпимости и рыцарственности войны между Севером и Югом не были тотальными, и хотя города и села меняли суверенов, население относилось к этому спокойно. И здесь изгнания и стремление к единообразию, а не политическая трансформация оказались губительными – по крайней мере вплоть до наступления на последние мавританские анклавы в Андалусии, где, возможно, и политический захват без изгнания мог бы обернуться катастрофой.
Израильтянину и палестинцу урок Испании должен быть ясен – изгнание масс населения губит страну не на годы – на века, и приобретенные богатства изгнанников оборачиваются проклятием. Борьба с чужой культурой легко оборачивается разрушением собственной, и угнетение этнического меньшинства может привести к гибели свобод большинства.
ГЛАВА XXII. ВОСТОЧНЫЕ ЕВРЕИ ЗАПОЛНЯЮТ ВАКУУМ
На землях Иерусалимского коридора возникли городки и деревни восточных евреев и кибуцы и пригороды европейских евреев. Восточные евреи составляли – и составляют – около 10% всех евреев мира. Большинство евреев Палестины до начала сионистской иммиграции, они были оттеснены европейскими евреями и составляли 10% от всего еврейского населения страны в 1948 году. Но, после изгнания палестинцев, правительство Бен Гуриона нуждалось в людях – не столько для работы, потому что народное хозяйство не могло занять столько человек, сколько для создания еврейского большинства в стране. Других желающих не было – западно-европейские и американские евреи не стремились в Страну Обетованную, где не было работы или заработка; советские евреи не могли выехать. Поэтому сионисты организовали массовую иммиграцию из стран Востока, в основном из двух стран – Ирака на востоке (130.000) и Марокко на западе (260.000).
Правительство могло бы дать восточным евреям землю, попробовать воссоздать крестьянство, изгнанное в 1948 году. Но большинство приезжих были городскими жителями и к земле не стремились. Для восточных иммигрантов возвели сначала бараки – маабарот,– а потом многоквартирные блоки и бетонные дома. Их традиции осуждались как «варварские», патриархальные семейные отношения пошли на слом, восточные евреи были радикально освобождены от своего культурного наследия. «Не позор быть марокканцем, – говорили европейские евреи, и добавляли – но и большой чести в этом нет»
Многие из восточных иммигрантов стали мелкими торговцами на базарах. Другие работали на полях и заводах кибуцов – у тех были деньги, кредиты, техника, земля. Так возник антагонизм между восточными и европейскими евреями.
Помни, как меня когда-то удивило, что восточные евреи не считают себя – израильтянами. Я работал тогда в винограднике кнбуца Эн Гевв долине Кинерета. Ранним утром мухтар, староста, привозил в Эйи Гев десятки женщин из Тиверии в окрестных городков на уборку винограда. Здоровые, смуглые, немолодые и некрасивые, все до одной еврейки из стран Востока, они говорили между собой по-арабски, и мухтар был единственным посредником между ними и кибуцниками – выходцами из Европы и их детьми. Женщины снимали виноград с лоз, клали гроздья в ящики, а кибуцники ставили ящики на подводу. Затем я приторачивал свой допотопный трактор к подводе и вез виноград в Цемах, на перекресток дорог, ведущих на Бет Шеан, Тиверию, Эль Хамму и Курси – там, где раньше стояла арабская деревня Саммак, а теперь – районный кибуцный завод по упаковке винограда.
Дорога Цемах –Эн Гев, узкая, неровная, была тогда единственной дорогой на Голанское плато, по ней то и дело шли грузовики наверх. Они противно гудели, требуя, чтоб я освободил дорогу. С точки зрения правил дорожного движения они были правы, но если бы я то и дело съезжал на обочину, виноградный сок вместо спелых гроздьев привез бы я в Цемах. Поэтому весь день занимался я нескончаемой бескровной дуэлью с шоферами грузовиков – кто первым свернет с дороги. В пору уборки винограда температуры у Кинерета легко заходят за 40 градусов. У трактора не было ни крыши, ни навеса, ни кабины, поэтому я гонял в одних шортах и сомбреро и загорел дочерна. Женщины спрашивали меня: “Миэйзо эда ата?” (“Какого ты роду-племени”?) и предлагали выбор: марокканец, ливиец, румын или израильтянин. Русских тогда еще не было, а израильтянами они называли выросших в Израиле детей европейских – ашкеназийских – евреев. Когда я говорил им, что они и их дети – тоже израильтяне, они с сомнением в голосе соглашались: “Да, но...” С годами это ощущение – что ни сами восточные евреи, ни их дети не станут израильтянами – крепло, в особенности в так называемых городах развития – в черте оседлости восточного еврейства. Амос Оз, “израильтянин”, как сказали бы сборщицы винограда из Эн Гева, описал в одном из очерков своей книги “Где-то в стране Израиля” визит в такой неразвивающийся городок Бет Шемеш.
Там он столкнулся с безумной, животной ненавистью к “ашкеназам”. Молодые восточные евреи говорили с Озом, как с врагом – по восточному обычаю, даже врагу, если он приезжает в гости, не перерезают горло, а предлагают кофе, но вражды это не отменяет. Они рассказали ему свою версию Сотворения: ашкеназы привезли их родителей насильно в страну Израиля, чтобы здесь их эксплуатировать, выжимать их пот, использовать на черных работах. Затем пришла Шестидневная война 1967 года и освободила их – появились арабы, более дешевая рабочая сила, и надобность в эксплуатации восточных евреев исчезла. Потому теперь ашкеназы требуют отдать арабские земли арабам – чтобы снова эксплуатировать восточных евреев.
