На «обручение» поляков с немцами и бряцание оружием со стороны Варшавы Сталин отреагировал адекватно. Он предпринял превентивные меры. В конце 1935 года Политбюро рассмотрело вопрос о переселении немцев и поляков с территории Западной Украины в Казахстан. Переселяемых – 15 тысяч семей (45 тыс. человек) – предписывалось «объединить в самостоятельные колхозы и предоставить полную возможность по устройству их в совхозах». Переселенцам разрешалось «взять свой индивидуальный скот и выдать причитающийся на их долю рабочий скот». Рабочим инвентарем их должны были обеспечить власти Карагандинской области.
В совершенно секретном постановлении Совета народных комиссаров № 776–120 сс от 28 апреля 1936 г. Наркомзему СССР предписывалось: организовать на территории новых поселений 3 МТС. Для этого наркомат должен был выделить 2,110 млн рублей из своего плана капвложений; еще 2,33 млн отпускались из резервного фонда СНК Союза ССР. Наркомату тяжелой промышленности поручалось «отгрузить для МТС: 30 тракторов ЧТЗ-бОд СТЗ; 12 автогрузовых машин ЗИС; автоцистерны, легковые автомашины, 6 локомобилей».
Фактически с этого решения и начнется предвоенная зачистка «приграничных районов страны от неблагонадежных элементов», которая позже оформится в цепь крупномасштабных операций НКВД. Но в это время переселение еще не носило репрессивного характера. Наоборот, новоселам создавались особые условия для обустройства на новом месте. Считая с 1937 г., сельхозартели, организуемые из переселенцев, освобождались «от всех налогов, сборов и поставок государству зерна, картофеля и продуктов животноводства сроком на три года». На проведение работ по переселению и хозяйственному устройству людей выделялось еще 23 млн рублей. Переселяемые не ограничивались в гражданских правах и возможности передвижения в пределах административного района расселения, однако они не имели права выезда из места поселений.
1935 год стал прологом, увертюрой Второй мировой войны. В октябре, когда Италия начала войну с целью захвата Абиссинии, мир снова стал объясняться на языке пушек, и Запад поддержал агрессора. Это выразилось в том, что вновь назначенный британский секретарь по иностранным делам сэр Сэмюэль Хор тайно договорился с премьером Франции Лавалем о плане посредничества, который давал Муссолини возможность оставить за собой большую часть оккупированной эфиопской территории.
Именно во время «эфиопского кризиса» в Германии родилась идея создания оси Рим – Берлин; и такой разворот событий не мог не вызвать озабоченности в Кремле. Отражая точку зрения руководства, 10 января 1936 года на сессии ЦИК Молотов говорил: «Итало-абиссинская война показывает, что угроза мировой войны все больше нарастает «в старом свете». Но еще большую озабоченность Сталина вызвали события на Дальнем Востоке.
В середине 30-х годов планы по свержению действовавших правительств путем заговора строили не только противники Сталина в Советском Союзе. Осуществление насильственных переворотов становилось своеобразной международной модой. 26 февраля 1936 года, убив трех министров, молодые японские офицеры осуществили военно-фашистский путч в Токио. Премьер-министр Кейсуке Окада был отправлен в отставку, его пост занял пользующийся влиянием среди японских националистов Коки Хирота, который, едва приняв министерский портфель, начал переговоры с Германией. Весной они проходили как в Токио, так и в Берлине. В них приняли участие группа офицеров японского генерального штаба и представители германской дипломатии.
В это же время, воспользовавшись бездействием англичан и французов, свой Рубикон на пути к войне перешел и Гитлер. Когда 7 марта 1936 года германские войска вступили в Рейнскую демилитаризованную зону, Берлин вручил послам Франции и Великобритании уведомление о расторжении Германией Локарнского договора 1925 года.
То был действительно решительный шаг. Немецкие войска состояли только из одной дивизии. Правда, на территории реоккупации к ней присоединились части вооруженной полиции, но это не было армией. Позднее Гитлер признал: «48 часов, прошедшие после вступления в Рейнскую область, явились лишь самыми нервозными в моей жизни. Если бы после этого французы сами вошли туда, нам бы пришлось отступить, поджав хвост, поскольку имеющиеся в нашем распоряжении силы были совершенно недостаточны даже для оказания видимого сопротивления».
И Гитлер пошел с коня. Чтобы притушить взрыв возможного недовольства соседей, он заявил, что теперь Германия желает вернуться в Лигу Наций, и предложил Франции и Бельгии 25-летний пакт о ненападении. И когда Запад все-таки отреагировал на демарш немцев формальным «ворчанием», то Гитлер ответил на это нахальным заявлением. Позже он вспоминал: «У любого бы сдали нервы. Я обязан был лгать, и нас спасли именно мое непоколебимое упрямство и потрясающий апломб. Я пригрозил, что если ситуация не разрядится… то я пошлю в Рейнскую область еще шесть дивизий, а на самом деле у меня было всего четыре бригады».
В эти дни мало кто подозревал, что Германия уже вышла на тропу войны, и только Сталин, внимательно следивший за ходом событий в центре Европы, сделал практические выводы. Уже через день после вступления немцев в Рейнскую область, 9 марта 1936 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «О мерах, ограждающих СССР от проникновения шпионских, террористических и диверсионных элементов». В этом документе декларировалось, что в СССР «скопилось большое количество политэмигрантов, часть из которых является прямыми агентами разведывательных и полицейских органов капиталистических государств». Для «очистки от шпионских и антисоветских элементов» аппаратов Профинтерна, МОПРа и других международных организаций, находящихся на территории СССР, была создана комиссия под председательством секретаря ЦК Ежова и начат переучет политэмигрантов. Одновременно ужесточалась процедура получения разрешений на въезд в СССР зарубежным коммунистам и закрыты все нелегальные «окна» Коминтерна.
Еще одним событием, усилившим международную напряженность в 1936 г., стал военный мятеж, осуществленный Франко в Испанском Марокко 17 июля. Выступивший под лозунгом «защиты религии и традиционных ценностей», генерал развязал в Испании гражданскую войну. 24 августа была введена обязательная воинская служба в Германии. И уже 18 ноября, после заявления Германии и Италии о признании правительства Франко, немцы стали оказывать франкистам военную помощь.
О том, что Сталин был мудрым и дальновидным политиком, глубоко разбиравшимся в тонкостях международных отношений, свидетельствует важный факт. Как уже говорилось, еще 6 февраля 1933 года, по его поручению, представитель Советского Союза Литвинов предложил в Генеральной комиссии по разоружению принять «декларацию об определении агрессии и нападающей стороны». В ней предлагалось «возможно более точным образом» определить понятие «нападение», чтобы «предупредить всякий предлог к его оправданию». Однако проходившая под руководством Англии и Франции конференция это предложение отклонила. Предложения Советского Союза по сохранению и укреплению коллективной безопасности от 30 августа 1936 года будут навсегда похоронены в архивах Лиги Наций.
Сталин не случайно настаивал на формулировании в международном праве понятия «нападения» как синонима «агрессии». Еще выдающийся немецкий стратег Клаузевиц писал: «Политика, к сожалению, неотделима от стратегии. Политика пользуется войной для достижения своих целей и имеет решающее влияние на ее конец.
В начальный период войны в связи с массированным передвижением войск по обе стороны границы, вызванным подготовкой к нападению или обороне, а также в связи с неминуемыми провокациями или действиями, которые могут быть расценены как провокации, бывает трудно определить, кто является инициатором конфликта (курсивы мои. – К.Р.). В начальный период войны бывает трудно доказать, кто в действительности является агрессором, а кто – жертвой агрессии».
Сталин внимательнейшим образом изучал не только труды Клаузевица, но и других военных профессионалов и прекрасно осознавал смысл этого соображения. Именно отсутствие международной правовой нормы в определении понятия агрессии в 1941 году вынудит его отказаться от нанесения упреждающего удара по войскам Германии, – как это предлагали Тимошенко и Жуков, – сосредоточившимся к 22 июня у советских границ. В отличие от двух недальновидных военных он осознавал всю пагубность последствий такого шага. Он отдавал себе полный отчет в том, что в случае нанесения советскими войсками первого удара весь «цивилизованный» мир взвоет и, обвиняя СССР в агрессии, поддержит Германию. Но главное – у него не было гарантий, что в случае нанесения опрежающего удара Красная Армия сможет сразу взять инициативу в свои руки.
