неолиберальной культуры желанные навыки сводятся к тем, которые «можно напрямую использовать на рынке» 534. Осознанный процесс познания мира, согласно Уилсон, уже не входит в круг личных интересов неолиберальных субъектов, в отличие от разрозненных фрагментов информации, которые мы должны усваивать, реагируя на динамику труда и потребления (моды на материальные и нематериальные продукты). В числе эффектов невежества как следствия интенсивной профессиональной конкуренции Уилсон выделяет деполитизацию и утрату способности мыслить критически 535. Мы можем добавить к этому списку потерю навыка заботы о себе, включая важный компонент этого умения – чувство меры. «Регулярно чередуя загулы с ленью, он, как греки, учил меня чувству меры», – пишет Александр Генис о своем коте 536. Сеансы сна, еды и личной гигиены у здоровых кошек будто подчинены невидимому расписанию – они никогда не игнорируют потребности организма в восстановлении жизненной энергии, хотя для их людей откладывание отдыха ради работы и развлечений стало нормой. Получив возможность изучить ритм жизни своего кота в самоизоляции, я перестала сопротивляться его попыткам инициировать совместный послеобеденный сон и стала чувствовать себя лучше. Его способность наслаждаться ничегонеделанием помогает мне ценить моменты прокрастинации, а самодостаточность и бедность побуждают пересмотреть потребительские привычки, призванные заполнять пустоту существования. «Потенциальное обладание у животного всегда остается актуальным необладанием, – пишет Тимофеева. – Это и есть настоящая бедность: у животных имеется ограниченный доступ к тому, в чем они нуждаются, но у них отсутствует опыт владения этими вещами как они есть» 537. В книге «История животных» она приводит в пример зайца и других животных из рассказов Андрея Платонова, которые неутомимо «трудятся затем, чтобы жить и при этом, что важно, испытывать радость от жизни» 538. Генис учится свободе необладания у своего кота: «Геродот ничем не владел и всем пользовался. Познавая мир, он употреблял его с тем аристократическим эгоизмом и произволом, который доступен мушкетерам Дюма и алкашам Венички Ерофеева» 539. В романе «Дни Савелия» Григорий Служитель противопоставляет эту естественную способность кота наслаждаться своей бедностью стремлению людей к интенсивному потреблению развлечений:
Чтобы мириться с самими собой, люди придумали множество уловок. Например, развлечения. Гуляя вечерами по Маросейке, я наблюдал за горожанами. Мужчины и женщины шатались неприкаянными сонмами по округе. Они убеждали самих себя, что им очень весело живется. Они штопали Маросейку от бара к бару, приводя себя в состояние, когда ничтожность собственного существования заглушается скоротечной эйфорией. Страхи дня отступали, ужасы новостей теряли свою остроту. Каждое свое перемещение люди подтверждали снимком на телефон и тут же выкладывали его в интернет, чтобы собрать скудный оброк внимания к себе и хоть на время прикрыть свою ужасающую внутреннюю наготу 540.
Ил. 23. Ужелень. Коллаж Ромы Хек, студия Fox&Owl.
Для животных наготы не существует. Деррида испытал неловкость, когда его кошка Логос увидела его голым, но животному все равно – ему незнакомо чувство стыда, в его жизни нет навязанных культурой пустот, которые люди стараются прикрыть одеждой, имуществом, достижениями и развлечениями. Иногда мне кажется, что мой кот без ума от своего тела. А как часто мы себе нравимся? О чем заботимся регулярно – о внешности или о здоровье? Ради чего худеем и регулярно меняем наряды? Как часто чувствуем себя нагими? Баланс ответов на эти вопросы, скорее всего, подтвердит срочную потребность в реальных и виртуальных наставниках, которые трудятся, чтобы жить, а не наоборот. Возможно, именно животные-компаньоны, как волшебные помощники в русских народных сказках, помогут современному человеку повзрослеть и освободиться от идей и структур, которые мешают заботиться о себе и друг о друге. Чтобы принять их помощь, достаточно изменить оптику восприятия удобных животных, а также присмотреться к альтернативным тотемам, которые время от времени появляются в сети как реакция на токсичные эффекты современной культуры. Так, Ужелень и Тупанул – тотемы самосохранения, созданные московским дуэтом foxandowl (ил. 23), – напоминают гибридов из серии Misfit Томаса Грюнфельда, но вместо критики эксплуатации и модификации тел животных призывают к протесту против круглосуточной продуктивности:
Ужелень [гибрид оленя и ужа. – прим. автора] любит прокрадываться в наши дома под вечер, особенно если вы только-только собираетесь встать с дивана, чтобы помыть посуду или приготовить ужин. Ужелень садится к вам на коленочки и требует внимания. А на встревоженные вопросы окружающих, что с вами случилось, только и остается, что отвечать: Я бы встала и прибралась, но Ужелень, сами понимаете… Тупанул [гибрид тупика и манула. – прим. автора] встречается в радиусе ста метров от каждого из нас, основная причина существования – усталость, стресс и недосып. Лучшее средство от возникновения в вашем доме тупанула – воскресный отдых 541.
Как заметил Евгений Водолазкин, за котами просвечивают люди 542. То, как они выглядят, двигаются, звучат и ведут себя, обусловлено изменениями в нашей повседневности. В этом можно убедиться, критически оценив предложения свободного рынка удобных животных. На страницах этой книги миниатюрные, гипоаллергенные, легкие в уходе кошки и собаки появляются как симптомы переутомления на фоне неопределенности жизненных перспектив. Они отражают беспокойство людей о карьерных успехах и личном благополучии, которые все меньше зависят от их желаний и усилий, но это не значит, что у животных-компаньонов нет собственного «я».
Питомцы, одновременно востребованные и недооцененные, становятся удобными, потому что принимают на себя значительную часть негативных последствий происходящих с людьми перемен – инфантилизации тел, обесценивания социальных отношений и прекаризации образа жизни. Свободный рынок адаптирует кошек, собак, свиней, лисиц и других животных к жизни в тесных квартирах без доступа к саду или парку, производит автоматические туалеты, поилки и кормушки, благодаря которым опека над ними становится все менее обременительной. Неолиберальная культура навязывает животным человеческие роли и поощряет нас относиться к ним как к заместителям друзей, возлюбленных или детей. Знания об их истинной природе становятся лишними.
Воспринимая животных-компаньонов как почти-людей, мы проецируем на них неадекватные ожидания и неверно интерпретируем их реакции. Слепо соглашаясь с новым стандартом позиционирования питомцев как субститутов близких людей, мы жертвуем возможностью построить с ними аутентичные отношения. Животные-компаньоны невольно становятся нашими пособниками в самообмане и стагнации, вместо того чтобы быть союзниками в сопротивлении режиму круглосуточной продуктивности и другим деструктивным явлениям современной культуры.
В зависимости от функций, которые им поручают люди, живые и цифровые питомцы могут способствовать продвижению взаимоисключающих идей – самозамкнутого индивидуализма и межвидового симбиоза. Участвуя в популяризации определенного образа жизни, питомцы, живущие по разные
