Жизнь деревенская и после войны была скудной. От войны колхозы долго не могли очухаться. Вдобавок крестьян обложили повышенными планами, а также налогами. Зато на трудодни выдавали натуроплату, то есть платили продуктами. Многие отвозили их на рынок или же сдавали в ближайшее сельпо в обмен на вещи или товары фабричного производства.
Теперь колхозников, можно сказать, сравняли с горожанами: выдают настоящую зарплату. Многие имеют к ней и домашний приварок — от собственной скотины, птицы, огородины. Появилась, значит, возможность накапливать деньгу. Но ведь правильно распоряжаться деньгами тоже ум требуется. Некоторые бездумно пускают ассигнации на ветер или же употребляют себе же назло. На водку уходит половина собственного бюджета, а то и больше. Вокруг стало много куражу, хвастовства.
Есть и скопидомы, падкие на деньгу. Их страсть — накопительство. Дрожа от нетерпения, складывают рубль к рублю «до кучи», потом несутся, как угорелые в сберкассу. Сами же чуть ли не в проголодь живут.
Моя мечта: совершить кругосветное путешествие. После чего вернуться на хутор и жить тут до последнего дня.
Вам привет от моей жены Лиды. Валентин.
Получил из Москвы открытку с поздравлением. Спасибо. Непонятно мне ваше внимание к малограмотному человеку. Ну был бы хоть выдающийся пастух района, тогда другое дело. Да и в нашем колхозе есть люди знатные. Взяли бы командировку да приехали в Крутое, наведались бы на центральную усадьбу, в село Лемешкино. Там работают Щеглов, Павлов, Плужников. Их портреты красуются на Доске почета, напротив Дома культуры. Таких и надо пропагандировать. Вы же связались с рядовым пастухом. Глядите — не промахнитесь. Тут же, как на беду, и погодные условия не вполне благоприятные. Потому наши показатели не будут соответствовать всесоюзному уровню.
Пока я письмо свое писал, пошел дождик, первый в сезоне. А уж август на дворе. Валентин.
Дело насчет кнута поперло чертом. Минсельхоз обратился в министерство легкой промышленности РСФСР с официальным заказом: изготовить небольшую партию кнутовищ с вмонтированными в них тентами. Полученные образцы проверить в производственных условиях.
Вай-вай! Боюсь вспугнуть удачу. Но тут слух прошел: в Рудню был телефонный звонок из Москвы. Министерство настаивает, чтобы эксперимент провести на средства нашего колхоза. Наш голова встал на дыбы, но райком стукнул кулаком по столу. Теперь Бочкарев во всем винит меня. Завтра с утречка еду в Руд ню.
Продолжаю по возвращении. В райкоме меня утешили и поздравили. Вопрос поставлен так. Я должен бороться за то, чтобы пробная партия орудия пастушеского труда строго соответствовала моему ГОСТу. Кнут должен быть удобным и хлестким. Много значит цвет тента. Белый хорошо защищает от солнца, но белый цвет пугает животных. Если, сидя на лошади, вы неожиданно распахнете зонт, конь станет храпеть и рваться. И может так чертыхнуть, что всадник окажется на земле. Поэтому в инструкции надо напечатать: «Не раскрывайте зонт, сидя верхом на непривычной к тому лошади». Возможны и другие предупреждения, уточнения. Хорошо бы заранее знать, где будут делать эту штуковину. Туда бы смотаться и понаблюдать. А то бы нам с вами вместе съездить, а? Валентин.
Вы хотите, чтобы я высказался насчет нового Устава сельхозартели. Народ шумит и волнуется. Некоторые опасаются, что государство намерено поддерживать сильных, слабые же пусть сами выкарабкиваются. Но это же называется капитализм. По жизни выходит так: слабые — это обыкновенно несчастные люди, оказавшиеся на мели по причине горя или семейного несчастья. И их значит — что? — тень! Это жестоко, не по-божески. Значит, сироты с завистью будут глядеть на богатых сверстников, затаив в своих сердечках обиду, зависть. Во что потом их горькие чувства выльются, можно только гадать.
Колхозы способны усреднить и выровнять семейные доходы. Например, с помощью доплат сирым и убогим, одиноким старикам. Я не читал Библию, но слышал, что богатым в рай хода нет, тому мешает великий грех из-за нечестно нажитого имущества. Богатых на Руси испокон веков не любили, богатый же богатого вообще ненавидит. Потому-то Советская власть и не поощряла хапуг до последнего времени. Вопрос очень сложный, я не готов его анализировать. Истина проста, как божий день: каждый должен добывать хлеб насущный личным трудом и в поте лица. С небольшой оговоркой: по силе возможности.
Наш двор в этом отношении нехарактерный. Азарта к земле нет. Сорок соток, считаю, даже много, тридцать вполне хватит. Скотины тоже много не держали. Мы с Лидою работаем в общественном секторе, причем на самом бойком участке производства, на МТФ. Дел здесь всегда сверх головы. К тому же и детки наши малолетки: нужен глаз да глаз. Детсадика же на хуторе нема.
Новый сельхозустав предоставляет каждому право иметь на подворье двух коровок, тройку свиней, до десятка овечек и неограниченное число гусей, индеек, кур. Если относиться к делу серьезно, с полной ответственностью, из говна, как говорится, не вылезешь. И все же, по-моему, главное в жизни — не домашнее производство, а общественное, как более производительное. Таков наш революционный курс, такова наша государственная политика, которая вполне отвечает планетарной гармонии и космического баланса. Кто-то сверху должен ограничивать эгоизм отдельной личности, чтобы сохранить мир от нерациональных перегрузок.
На этом кончаю, потому как устал и боюсь нагородить лишнее.
Прошлый раз я отложил перо не только из-за усталости. У нас корова телилась, двойню принесла. Я не жадный, но люблю нечаянный прибыток.
О том, что написал в прошлом письме, с теперешним стыковаться не будет. Не взыщите! Русские люди в душе своей общественники. Сельский мир со времен царя Гороха представлял собой общину. По сути, тот же колхоз, в артельной стадии. Однако в общей массе встречаются персоны, которые желают жить наособицу, тянутся не к стандартному богатству. Они из породы двужильных, может, у них гены такие. Для них личная выгода — превыше всего. Цыган знал, когда говорил: «Краденая лошадь обходится немного дешевле краденой». Чуете, не намного. Это если все-все взвесить, подсчитать до мелочей. А сверх того есть еще и азарт и риск. Мне же важней всего спокойствие, свободное время. Это ведь тоже чего-то стоит. Да, пожалуй, и немало.
Сосед наш, что с правой стороны, Дмитрий Лысенко — обычный мужик, но рукастый и азартный. У них с женой Верой полон двор всевозможной живности. Даже сельсовет точно не знает сколько чего именно. При всем том ни Дмитрий, ни Вера не имеют прогулов и нареканий насчет дисциплины. При всем том люди безотказные. Три года назад накануне весеннего села правление надумало переукомплектовать нагульные гурты, освободившихся работников послать прицепщиками на тракторные агрегаты. Дмитрий в то время занимал должность «непыльную», исполнял функции учетчика в тракторной бригаде. Пришел к нему в дом предколхоза и прямо с порога говорит: «Без тебя, Дмитрий, колхоз наш развалится».
Дмитрий в ответ: «Без жены решать вопрос не хочу и не буду». Позвали Веру на совет. И здесь же, на кухне, не рассусоливая, супруги решили: коров не только пасти, но и обслуживать, то есть доить. И по сей день превосходно управляются. Да как! Надаивают по 3200–3500 килограммов молочка в год. При том и собственное хозяйство не ущемили ни на грамм. Держат двух буренок, телка полуторагодовалого, свинью с поросятами. Много птицы. К тому же всем на удивление развели черно-бурых лисиц, тем самым подав пример другим.
Если хотите знать, крестьянский труд для здорового человека прилипчив и весьма-весьма азартен. (Не найду более подходящего слова.) С потрохами забирает человека, целиком, без остатка. Интересно мне знать и ваше мнение. Обязательно сообщите. Валентин.
Вы озадачили меня, спросив: «О чем думаю, когда один в степи?» Мысли плавают, как коршуны в небе. Не угадать, каким будет следующий поворот крыла.
Недавно всплыл в памяти образ дедушки Никодима. Был он в бригаде ездовой. По характеру весельчак и балагур. Слыл за грамотея. Выписывал несколько газет, в том числе «Советский патриот». И не просто прочитывал, а делал вырезки и аккуратно складывал в самодельный ящик, наподобие сейфа.
Застал я как-то дедушку за этим занятием. Шкапчик был настеж растворен, и я увидел, что он битком набит резаной макулатурой. Спрашиваю: «Зачем, деда, утаиваешь газетки? Мужикам не из чего цигарки крутить». Старик заговорил со мной, парнишкой, как с равным. «Когда помру, захвачу газетки на тот свет. Тамошние старожилы всегда рады приходу новопреставленного. И первый вопрос: „Что в России новенького?“ Если им нашим, крестьянским языком о земных делах рассказывать, ни за что ведь не поверят. Так я землякам-покойничкам собираю с этого света прессу. Нехай читают да удивляются».
