Так была ли Красная Армия в целом причастна к нарушениям международного права? Длительная пропаганда ненависти со стороны Главного политуправления и подчиненных ему политорганов, а также то обстоятельство, что внезапные контрприказы командования полностью противоречили первоначальным призывам, что они к тому же были лишены энергии и решительно исполнялись лишь в исключительных случаях, оставляли в реальности мало места для гуманных устремлений. Правда, немалое число советских офицеров и солдат было недовольно чудовищными преступлениями и бесчинствами своих собственных товарищей, и действовавшие на немецкой стороне русские агенты Данилов и Чиршин сообщили по своей инициативе, в частности, о неизвестном офицере, который проявил свое возмущение масштабами террора. Однако, ввиду царившей в Красной Армии атмосферы подстрекательства и ненависти, выражать критику по поводу варварского, «противоречившего всякой человеческой культуре обращения» с населением и военнопленными было непросто и связано с явным риском, поскольку угрожало немедленное вмешательство органов политического контроля. Советские военнопленные «единогласно» подтверждали, что было «настрого запрещено выражать свое нравственное возмущение командованию, поскольку тем самым ты подвергаешься угрозе, что тебя охарактеризуют как сторонника Гитлера и будут обращаться с тобой как с таковым». Когда, например, нижеупомянутый капитан Беляков сообщил своему командиру о жестоком изнасиловании восемью красноармейцами 17-летней девушки в присутствии матери, замполит подполковник Бондарец выговорил ему, не пытается ли он «корчить из себя защитника этих гражданских лиц». Мол, проваливай в свой батальон. С другими критиками поступали более сурово. Так, капитан Ефремов, командир батальона в полку 4-го гвардейского танкового корпуса, который в Линденхагене под Козелом 2 февраля 1945 г. изнасиловал женщину, не долго думая, застрелил красноармейца, осудившего этот поступок. В другом месте, как показал военнопленный младший лейтенант из 287-й стрелковой дивизии, несколько офицеров были застрелены растравленными красноармейцами, так как «заступились за мирное население и хотели воспрепятствовать бесчинствам».
Сообщается о танковых экипажах, предупреждавших жителей по поводу жестокости следовавших за ними частей, и вновь и вновь находились советские офицеры и солдаты, помогавшие женщинам и детям или раздававшие им хлеб. Яркие образцы человечности оставили капитан Александр Солженицын и майор Лев Копелев, которым пришлось поплатиться за свою защиту поруганного гражданского населения в Восточной Пруссии многолетней депортацией в концлагеря ГУЛага. «Буржуазно-гуманистическая пропаганда, сочувствие к вражескому населению и клевета на советское военное командование», — гласили обвинения, выдвинутые против них. Ужасные события донесены до потомков будущим Нобелевским лауреатом Александром Солженицыным в стихотворной форме в его публикации «Восточно-Прусские ночи».
Подчас советским офицерам удавалось успешно противостоять преступникам в униформе — возможно, потому, что у них были аналогично мыслившие начальники, ведь вообще от «мнения соответствующего командира» всегда зависело многое. Так, даже в 91-й Духовщинской гвардейской стрелковой дивизии поведение не было единым. В то время, как дивизионный штаб и 275-й гвардейский стрелковый полк совершали в Гермау и окрестностях ужасные зверства, из таких населенных пунктов, как Вилькау, которые были захвачены другими частями дивизии, не сообщалось об убийствах и изнасилованиях. Когда вновь назначенному в Гермау коменданту доложили о многочисленных злодеяниях, тот даже приказал расставленным вокруг церкви постам больше не допускать вытаскивания оттуда женщин, «в противном случае они должны были стрелять по собственным солдатам». Различными были условия и в 72-й стрелковой дивизии военного преступника генерал-майора Ястребова. В то время, как, например, 3-й батальон 14-го стрелкового полка совершал тяжкие преступления, красноармейцев 3-го батальона 187-го стрелкового полка предостерегли против вольностей в отношении населения.
Но в конечном счете все это, похоже, были исключения. Правда, начальник отдела иностранных армий Востока Генерального штаба сухопутных войск генерал-майор Гелен, в ведомство которого стекались все соответствующие сообщения, в отдельных случаях также регистрировал «корректное поведение» советских офицеров и солдат, но одновременно счел себя вынужденным указать на то, «что значительная часть офицеров молчаливо терпит бесчинства и во многих случаях даже сама их осуществляет». Так, уже упомянутый капитан Беляков, командир 1-го батальона 510-го стрелкового полка 154-й стрелковой дивизии 2-й гвардейской армии 3-го Белорусского фронта, 10 февраля 1945 г. в Дульцене под Прейсиш-Эйлау перешел к немецким войскам, поскольку, как он заявил, «я не мог больше смотреть, как красноармейцы обращались с немецким гражданским населением на завоеванных нами территориях». Капитан Беляков, который перед этим застрелил застигнутого на месте преступления сержанта своего батальона и другого красноармейца, так как они в отдаленном сарае зверски изнасиловали малолетнюю совершенно растерянную девочку, считал, что может избежать предстоящего ареста органом НКВД СМЕРШ лишь путем своего бегства к немцам.
Германско-советская война была неизбежной. Оставался открытым лишь вопрос о том, которая из двух держав сможет опередить противника. Уже в силу огромного и все быстрее нараставшего превосходства Советского Союза в вооружении, особенно в танках, самолетах и артиллерии, над войсками Вермахта, рассеянными теперь по всей Европе, июнь 1941 года представлялся последним возможным сроком, когда вообще еще можно было вести превентивную войну. Всякое дальнейшее выжидание должно было свести на нет и единственное преимущество немцев — их лучший уровень профессиональной подготовки. Из последних находок советских документов мы сегодня знаем, насколько далеко уже преуспели в действительности развертывание Красной Армии и ее подготовка к войне. По всей видимости, Сталин перенес срок нападения с 1942 г. на июль-сентябрь 1941 г. И это объяснило бы также, почему он, не опасаясь, в конечном счете, немецкого нападения, с целью завершения собственной подготовки хотел еще немного оттянуть начало войны, пусть на «несколько недель», «хотя бы только… на месяц, неделю или несколько дней». Российские исследования сегодня тоже приходят к выводу, что «военные действия против Германии могли начаться в июле 1941 г.»[142]
Что касается немцев, то от них остались скрыты подлинные масштабы силы Советской армии, хотя они, конечно, регистрировали явную подготовку к нападению на своей восточной границе. Однако после 22 июня 1941 г. немецкие командные структуры были поражены потенциалом противника, на который они натолкнулись к востоку от границы. Известны высказывания Гитлера, которые подтвердил в своих дневниках и рейхсминистр пропаганды д-р Геббельс, что решение о нападении далось бы ему еще гораздо трудней, если бы он заранее знал полные масштабы силы Красной Армии. Впрочем, оставим фантазии представить себе, чтó произошло бы с Германией и другими европейскими странами, если бы Гитлер 22 июня 1941 г. не дал сигнала к нападению и вместо этого, напротив, Сталин смог повести запланированную им истребительную войну. Разумеется, в этом не содержится оправдания столь пагубных в политическом и моральном отношении методов, которые Гитлер теперь, со своей стороны, использовал в России (и в Польше). Гитлер тоже планировал захватническую войну. И он вел войну против Советского Союза в духе высказывания Бенджамина Дизраэли, графа Биконсфилда: «Расовый вопрос есть ключ к мировой истории». Следует уяснить себе и то, что столкновение национал-социалистического Германского рейха с Союзом Советских Социалистических Республик заведомо не могло носить «нормального» характера, но должно было протекать в чрезвычайных формах. Кроме того, с военной точки зрения крупные первоначальные успехи войск Вермахта и их быстрое продвижение по советской территории позволяют распознать недооценку сопротивляемости и силы Советской власти, которая, в конечном счете, оказалась роковой.
Сталин, планировавший уничтожить сконцентрированные на его западной границе силы Вермахта несколькими мощными ударами в ходе гигантской наступательной операции, поначалу не был приведен в замешательство и превентивным нападением Гитлера. Вполне ощущая огромное превосходство Советского Союза и будучи хорошо информированы о многообразных слабостях германского Вермахта, оказавшегося теперь в состоянии войны на два фронта, Сталин и командование Красной Армии были еще исполнены абсолютной уверенности в победе и после 22 июня 1941 г. Лишь когда немецкое наступление, вопреки ожиданиям, стало успешно развиваться, разом рассеялись все иллюзии. Тем временем после краткой фазы летаргии большевистский режим (Сталин, Политбюро и вновь созданный Государственный Комитет Обороны) принялся провозглашать «отечественную» войну, которая по своей радикальности превращает всего лишь в пустую фразу так называемую «тотальную» войну, провоглашенную германской стороной только после «Сталинграда».
