(Мироненко С., Мейлунас А. Николай и Александра. Любовь и жизнь. М., 1998. С. 50.)
Дневник вел. кн. Сергея Александровича
27 октября. Питер. Прибыли в Гатчину в ту минуту, т. е. 10 ч., когда Саша и Минни уезжали сюда для спуска «Ад<мирала> Ушакова»[776] — пересели к ним и доехали досюда… Ники носа не показывал…
(ГА РФ. Ф. 648. Оп. 1.Д. 29. Л. 304.)
Дневник цесаревича Николая Александровича
28 октября. День свадьбы дорогих Папа и Мама. В 12 ½ был молебен наверху… Папа, Миша и Ольга разводили костер, а я гулял один по зверинцу с собаками. К чаю приехали из города д. Сергей и т. Элла. Мой разговор с ними…
(ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 231. Л. 115.)
Дневник вел. кн. Сергея Александровича
28 октября. Гатчина. Все утро принимал до самого завтрака — был Муравьев[777], tres interessant (очень интересно — фр). Многие завтракали. Смотрели на похороны Чайковского — гибель народу — потеря большая! Около 4 ч. сюда — застали чай — много рассказывали. Потом пришел к нам Ники — как я предполагал, родители не пустили его par un sentiment de jalousie (из чувства ревности — фр.), что мы это устраиваем! Все же он тряпка — все ему выложили и сказали горькую правду обо всем — он в отчаянии. Обед со всеми в нижней комнате. Долго сидели у Минни — Саша был.
29 октября. Были утром у Ксении — потом пришла Минни — она решилась в первый раз говорить с женой о Ники — в конце концов, она, кажется, сама теперь сожалеет, что не пустила Ники…
(ГА РФ. Ф. 648. Оп. 1. Д. 29. Л. 305, 306.)
Дневник вел. кн. Константина Константиновича
4 <ноября>. <В Гатчине на дежурстве>. Я прямо от Императрицы и под свежим впечатлением спешу записать все, что с необыкновенной и глубоко трогающей меня доверчивостью она мне говорила. Я никому не могу пересказать ее слов, но вверяю их дневнику, ключ которого всегда при мне.
В 5 ч. меня позвали наверх, на антресоли Их Величество к чаю. В Императрицыной гостиной я застал Царя с Царицей, дядю Мишу, Ники и Ксению. Когда все ушли, Минни оставила меня у себя. Она спросила, видел ли я Сергея? Я ответил, что мне удалось застать его одного и что мы очень хорошо и приятно поговорили. Она продолжала, что очень сердита, и по ее лицуя видел, как глубоко она расстроена. Я спросил, на кого она гневается? Она ответила, что это длинная история, и начала рассказывать. И вот я впервые услыхал от нее, что Ники любит сестру Эллы, Аликс Гессен-Дармштадтскую. Нынешней весной Минни его спрашивала о ней, и он признался ей в этом чувстве. Тогда Государь и Императрица разрешили ему на ней жениться и повести об этом переговоры, если к тому встретится случай при поездках за границу. Но случая не встретилось. Летом Ники спрашивал Эллу, согласилась ли бы ее сестра принять православие, чтобы стать его женой. В октябре Сергей и Элла были в Дармштадте. Ники получил оттуда письмо от Эллы; она писала, что Аликс колеблется переменить веру, хотя любит его; что вероятий на устройство женитьбы ради этого не много, но чтобы он немедленно туда приехал и что тогда, быть может, дело уладится. Но родители Ники не одобрили этой поездки: и действительно, если бы Ники получил отказ, то был бы поставлен в весьма неловкое положение, а путешествие за границу возбудило бы толки. Ники так и ответил. На это ему написал Сергей, обвиняя его в малодушии и недостатке воли. Затем Сергей и Элла приехали. Императрица говорила с Эллой, а Сергей с Ники. Оба разговора были неприятного свойства. Желательно, чтобы брат и сестра Эллы приехали сюда, но в Дармштадте этого не хотят. Царь и Царица желали бы, чтобы переговоры велись без содействия Сергея и Эллы, а Сергей и Элла хотят быть посредниками. Элла говорит, что в вопросах о присоединении к православию Аликс без ее содействия обойтись не может; и происходит обоюдное неудовольствие, неловкость и натянутость. Ники не прячет писем от родителей и передает им все, а Сергей и Элла действовали без ведома Их Величества. Государь об этом ни слова ни с Сергеем, ни с его женой не говорил, но во всем одного мнения с Императрицей. На этом дело и остановилось. — Я очень сожалею, что Сергей впутался в это и писал резкие письма Ники; это ни к чему не ведет. Ники ничего не говорил мне об этом.
Я так тронут доверием ко мне Императрицы.
(К. Р. Дневники. Воспоминания. Стихи. Письма. М., 1998. С. 203–204.)
31 октября Сергей Александрович и Елисавета Феодоровна уезжают в Москву.
Дневник вел. кн. Сергея Александровича
1 ноября. Москва. Пропасть народу на горе — к Иверской…
2 ноября.… В 3 ч. ездил с женой к митрополиту — мне очень нравится. Привожу в порядок вещи бумаги.
6 ноября. Утром жена мне дала прелестные запонки avec moonstone (с лунным камнем — фр., англ.) — я ей ancienne dentelle de Venise (старинное венецианское кружево — фр.) — 10 лет благословенного дня нашей помолвки! Господи благослови! Принимал. В 12 ч. с женой в Хр<ам Христа> Спасителя на молебен по случаю прекращения холеры в Москве — было очень торжественно — Митрополит прекрасно служил!
13 ноября. Александрия.… Письмо от Пица — писал ему. Une reponse d’Alix a la lettre de Niky — elle refuse definitivement — question de religion (Ответ Аликс на письмо Ники — она окончательно отказывается — вопрос религии — фр.) доигрались! Она страдает в любви к нему — и подумаешь, что все рушится из-за каприза Минни — navrant! (плачевно! — фр.)…
(ГА РФ. Ф. 648. Оп. 1. Д. 29. Л. 309, 310, 314, 321.)
Вел. кн. Сергей Александрович — вел. кн. Павлу Александровичу
13 ноября. Александрия
Сестра жены прислала ей свой ответ Ники — сама ей написала. Она формально отказывает. С'est navrant (прискорбно — фр.) — ив особенности, когда подумаешь, что свидание в Кобурге этой осенью могло еще всё поправить — в этом мы уверены — и что оно не состоялось только из-за каприза Минни, из глупого чувства ревности к нам! Теперь ей горько придется в этом каяться, конечно, Ники теперь пустится во все нелегкие et fera ses cents coups! Quand onpense quelle responsabilite elle la mere prend sur elle devant Dieu et la Russie! (и наделает глупостей! Подумать только, какую она — мать — берет на себя ответственность перед Богом и Россией! — фр.) — просто страшно подумать, и мне делается и нравственно, и физически холодно! Все это тем кончится, что Ники женится без любви на первой попавшейся принцессе или, чего доброго, на черногорке![778] И все это из-за каприза!! Mais с est horrible — с est a pleurer des larmes de sang!! (Это же просто ужасно — остается плакать кровавыми слезами!! — фр.) — Alix прямо ему говорит, что не может решиться переменить веру. Но что за трогательное письмо она пишет жене! Вся ее наболевшая душа в любви к Ники тут изливается.
Вот уж именно «счастье было так близко, так возможно»[779] — ибо, разумеется, при личном свидании любовь перевесила бы рассудок. Я глубоко скорблю и возмущаюсь на преступное легкомыслие Минни — это страшный грех на ее Душе.
Должен был излить тебе все мои мысли и чувства…
(ГА РФ. Ф. 644. Оп. 1. Д. 199. Л. 33–34 об.)
Дневник цесаревича Николая Александровича
17 ноября.…отправился в чудную «Спящую красавицу»[780]; ее танцевала М. Кшесинская…
18 ноября. Утром вскрыл пакет, лежавший со вчерашней ночи на столе, и из письма Аликс из Дармштадта узнал, что межу нами все кончено — перемена религии для нее невозможна — и перед этим неумолимым препятствием рушится вся моя надежда, лучшие мечты и самые заветные желания на будущее.
