4 июня в 6. 40 утра Нортон и Сомервелл отправились в путь. Было солнечно и почти безветренно — идеальная погода, столь редкая для верхней части Эвереста. После часового подъема они вышли к «желтым плитам». Эти желтоватые известняки и песчаниковые сланцы тянутся поперек всего северного склона Эвереста, образуя длинные полки и уступы, по которым легко идти. Несмотря на это, восходители двигались медленно — сказывался недостаток кислорода.
Нортон пишет: «Мы ползли, как черепахи. Делом всего моего самолюбия было пройти двадцать шагов без остановки, но уже после тринадцати я был вынужден остановиться для передышки. Холодный сухой воздух более чем когда-либо раздражал горло Сомервелла; он часто останавливался чтобы откашляться. Мы часто присаживались отдохнуть на несколько минут. Панорама нас разочаровала. С высоты 7600 м она еще производила впечатление, но теперь мы находились много выше других горных вершин, и пейзаж ниже нас казался плоским».
У верхнего края зоны желтых песчаников они приблизились к большому кулуару, отделявшему северо-восточный гребень от вершинной пирамиды. Это было в середине дня. Сомервелл остался здесь — сильная боль в горле заставила его сдаться. Только тот, кто сам хоть раз испытал этот ужасный, судорожный «высотный кашель» и вызываемые им приступы удушья, имеет полное представление о них. Нортон в одиночку шел еще в течение часа, но за это время он преодолел всего 280 м по горизонтали, по вертикали же поднялся лишь на 30 м. Убедительный пример того, как невероятно медленно продвигается на такой высоте даже хорошо тренированный и акклиматизировавшийся восходитель без кислородного прибора. Кроме того, возле большого кулуара подъем по склону стал значительно труднее. Над желтыми песчаниками залегали кремнисто-известняковые сланцы, тянущиеся от первого и второго взлетов северо-восточного ребра («первой ступени» и «второй ступени») через весь северный склон Эвереста и образующие причудливые крутые уступы.
Чтобы достичь вершинного гребня, Нортон должен был обогнуть два контрфорса. Здесь крутой склон состоял из плит черепитчатого строения (которые накладывались одна на другую, подобно черепице на крыше). Порошкообразный снег покрывал узкие выступы. Нортону приходилось дважды возвращаться и искать новый путь. В самом большом кулуаре лежал глубокий порошкообразный снег, в который восходитель погружался до колена, а местами и до бедра. Нечего было и думать о том, чтобы в одиночку пересечь кулуар, к тому же склон за кулуаром был еще труднее.
Перебираясь с одной «черепицы» на другую, Нортон испытывал неприятное чувство: подошвы его горных ботинок едва держались на гладких известняковых плитах, поскользнувшись, он не смог бы сохранить равновесия. Непрерывное нервное напряжение было чрезвычайно утомительным; из-за недостатка кислорода начиналось расстройство зрения.
К 13 часам одинокому борцу стало ясно, что ему остается до вершины еще около 300 м по вертикали. Продолжая путь, он неизбежно был бы застигнут темнотой на склоне. Он решил повернуть назад. Место, где это произошло, расположено на западной стороне большого кулуара и представляло собой наивысшую точку, которая была когда-либо до тех пор достигнута восходителем, шедшим к тому же без кислородного аппарата. Позже высота этого места — 8572 м — была установлена теодолитным измерением. Это было поистине грандиозное достижение, до сих пор остающееся непревзойденным[15].
Спуск прошел благополучно, случилось только одно неприятное происшествие. Ледоруб Сомервелла выпал из его окоченевших пальцев и скатился в долину, пришлось вместо него использовать стойку от палатки лагеря 6. К вечеру Сомервелл и Нортон спустились на Северное седло в лагерь 4, где были окружены заботами Оделла и Эрвайна.
В лагере 4 находился и Мэллори, который тем временем хорошо отдохнул и решил использовать период хорошей погоды для нового штурма вершины на этот раз с кислородом. Своим спутником он избрал не Оделла, первоклассного альпиниста, находившегося в прекрасной форме, а молодого Эндрью Эрвайна, который, несмотря на свою силу и хорошую техническую подготовку, все же был новичком в альпинизме. У Нортона возникли по этому поводу, и не без основания, серьезные сомнения, но, к сожалению, он не использовал своего права руководителя сказать решающее слово, чтобы отменить в последний момент распоряжение Мэллори.
6 июня Мэллори и Эрвайн в сопровождении 8 носильщиков пришли в лагерь 5 и отослали вниз четырех шерпов. 7 июня они достигли лагеря 6. Четверо оставшихся «тигров» тоже были отправлены вниз. В тот же день Оделл поднялся в лагерь 5 и остановился там на ночлег.
8 июня Мэллори и Эрвайн, взяв с собой кислородные аппараты, отправились на штурм, с которого им не суждено было вернуться. Оделл, который лучше всех переносил высоту, в этот день в полном одиночестве и без особой усталости прошел в лагерь 6. Он не пользовался кислородом, но, несмотря на это, поднимался в хорошем темпе, производя по пути геологические наблюдения. По склону горы тянулись отдельные облака, было почти безветренно и не слишком холодно, небо было ясным. В 12.50 Оделл увидел в разрыве облаков две темные точки, двигавшиеся по снежному полю вверх к взлету гребня. Происходило ли это у подножья «первой» или «второй» ступени, он не смог точно установить, так как облачная завеса сразу же снова задернулась. Это неясное видение — последнее, что известно о судьбе связки Мэллори—Эрвайн.
С тех пор очень много писалось об этой трагической тайне, строилось много предположений. Писали по-разному: критически взвешивая и поэтически, со знанием дела и по-дилетантски, разумно и неразумно. Очень часто утверждают, что Мэллори и Эрвайн «определенно» достигли вершины, но на спуске были застигнуты темнотой и замерзли, ночуя на склоне. Я считаю это в высшей степени неправдоподобным прежде всего из следующих соображений:
1. Путь по ребру северо-восточного гребня, избранный Мэллори, практически почти непроходим. Как нам теперь известно, знаменитая «вторая ступень», находящаяся на высоте 8577 м, представляет собой отвесный взлет высотой более 50 м. Даже на небольшой высоте над уровнем моря она представляла бы большие трудности, ее преодоление означало бы во всяком случае исключительно трудное лазание. Эта «вторая ступень» пересекает весь северо-восточный гребень; ее никак нельзя обойти.
2. Существует старый альпинистский обычай складывать тур на впервые покоренной вершине. На скалистой вершине Эвереста[16] много камней, из которых можно было бы сложить тур. Кто может всерьез поверить тому, что такой опытный альпинист, как Мэллори, не позаботился бы сложить тур или оставить какой-нибудь другой знак победы — «Юнион Джек»[17], например? Вершину Эвереста тщательно осматривали в подзорные трубы, над ней несколько раз летали. Существуют ее аэрофотоснимки, сделанные с небольшого расстояния, но никаких следов пребывания на ней людей не обнаружено.
3. У Мэллори и Эрвайна были с собой фонари и магний, в случае вынужденного бивака они наверняка дали бы световой сигнал, как было договорено. Ночь с 8 на 9 июня была лунной и ясной, за склоном велось непрерывное наблюдение, но никаких световых сигналов не подавалось.
4. Ни один альпинист на Эвересте не расстанется добровольно со своим ледорубом ни при подъеме, ни при спуске. Ведь там большей частью приходится иметь дело не с лазанием, а с ходьбой по крутым склонам, снегу, осыпям, заснеженным полкам и плитам, и в таких местах ледоруб — предмет совершенно необходимый. В 1933 г. на высоте около 8450 м в 20 м от ребра гребня был найден ледоруб. Это убедительно говорит о том, что произошел несчастный случай. «Трагическая победа» Мэллори — красивая легенда, но все же только легенда.
Я лично предполагаю: Мэллори и его молодой спутник прошли по гребню до «второй ступени», которая оказалась непреодолимой. Было уже слишком поздно, для того чтобы в тот же день спуститься к полкам северо-западного склона, по которым шел Нортон, и там продолжить восхождение. К тому же и погода была ненадежной. Поэтому они решили спуститься обратно в лагерь 6. На этом спуске и произошло несчастье. Быть может, отказал кислородный аппарат, быть может, налетел порыв снежной бури (Оделл указывал, что временами ветер резко усиливался). Эрвайн мог поскользнуться на черепицеобразных сланцевых плитах. Ведь он был еще новичок, а не опытный восходитель вроде Мэллори... или Оделла.
Когда это случилось, Мэллори наверняка поскорей положил свой ледоруб, чтобы иметь возможность держать веревку обеими руками. Но на крутых плитах страховка почти невозможна. Мэллори также был сорван и это было концом. Ледоруб, найденный Вин Харрисом и Уэджером 30 мая 1933 г. в 200 м к востоку от «первой ступени», отмечает место катастрофы. Ведь нельзя представить себе, что порыв ветра бросил этот ледоруб откуда-то сверху и так аккуратно положил его на склон.
