В 50-60-е годы Кальдерона продвигали в духовных синекурах и при дворе. Рукоположенный в священники, он с середины 60-х годов числился почетным духовником короля (что, правда, не предполагало реального исполнения этой должности). Как драматург Кальдерон оказался связанным всем этим и мог писать лишь для придворных постановок да духовные действа (аутос), исполнявшиеся в церковный праздник.
Официальное признание, обеспечивавшее Кальдерону удовлетворительное материальное положение, было по существу внешним. Еще дважды, в 1665 г. и 1672 г., великому драматургу, все более убеленному сединой, пришлось пережить оскорбительные кампании за полное запрещение театра, воплощением которого в это время был он. Еще ясней истинное отношение церкви и двора выявилось через год после смерти поэта, когда именно выход посмертной "Пятой подлинной части комедий Кальдерона" (1682) вызвал, как мы уже говорили, ряд злобных антитеатральных проповедей и памфлетов, создававшихся, прежде всего, в среде иезуитов. Они полагали, что после смерти Кальдерона настала пора навек покончить с национальным театром. Как поношение веры и добрых нравов рассматривался и духовный театр, даже заказные, в той или иной мере навязанные Кальдерону произведения, но главный удар направлялся против комедий, в которых реакционеры чувствовали неумиравший ренессансный дух.
Комедия и после Лопе де Веги и смены Ренессанса новыми художественными направлениями XVII в. оставалась для реакционеров ненавистнейшим жанром национального театра. Пусть ее гуманистическая содержательность сузилась, а драматурги барокко прямо или косвенно перерабатывали комедии Лопе и его круга, внешне оттачивая и как бы формализуя их. И тем не менее комедии в противоположность, скажем, философской драме не могли быть "исправлены" цензурными изъятиями. Они всем текстом и всей постановкой утверждали чувство любви, искрились веселым остроумием, давали актрисам возможность развернуть их женское обаяние, влияли самим ходом действия и на искушенного и на неискушенного зрителя.
Бальмонт успел перевести лишь одну комедию Кальдерона. Он точно передал ее заглавие - "Дама Привидение" ("La darna duende" - буквально "Дама домовой"; русское "домовой" точно и по этимологии соответствует лат. "domitus"). Проблема суеверия - антисуеверия очень важна в произведении и является одной из пружин его совершенно индифферентистского по отношению к вере комизма. На советской сцене произведение шло в выдающемся переводе Т. А. Шепкиной-Куперник, сделанном тогда, когда о существовании или, во всяком случае, о сохранности перевода Бальмонта не было известно, под ярким, но вольным заглавием "Дама невидимка".
"Дама Привидение" (1629) относится к стилизованным в духе барокко комедиям более или менее "лопевского" типа. Она начинается с сочувственно улыбчатых насмешек над любовными драмами круга Лопе. Конечно, свойственный Лопе де Веге ренессансный реализм, раскрывающий динамику освобождения личности, утверждающий свершающиеся преобразования как свершившиеся, у Кальдерона изменен в сторону более сдержанного и более печального правдоподобия в изображении дворянской семьи того времени. Трагический аспект положения женщины в семье Кальдерон осветил свинцовым лучом в так называемых "драмах чести", где прототипом ревнивого мужа - убийцы выступает царь Ирод. Для многих комедий Кальдерона характерна скрытая связь с трагической проблематикой "драм чести", а среди них - "Не всегда верь худшему", написанная около 1648-1650 гг., вскоре после одной из самых осуждающих из этих драм - "Живописец своего бесчестья", служит своего рода эпилогом к этим драмам.
Раннюю "Даму Привидение" можно тоже рассматривать как отражение жизненных "драм чести", но в относительно оптимистическом зеркале, где все будто так, но все наоборот. Хотя действие комедии несется со сказочной быстротой, Кальдерон по-шекспировски много сообщает о судьбе и характере доньи Анхелы. Молодая женщина страдает от вдовьей судьбы. С горечью говорит она одевающей ее в постоянный траур служанке: "Меня живой окутай в саван"...
Поистине я взаперти
Живу, лишенная свободы,
Вдова я моего супруга,
Двух братьев суженая строгих.
И в преступленье вменят мне,
Что, низости не совершая,
А отвергая лишь опеку,
До глаз закутана покровом
В тот славный я пошла театр...
Зритель узнает, что покойный муж Анхелы, начальник морской таможни, не отличался особой честностью и задолжал казне большую сумму. Так что в столице Анхела живет уединенно не только по воле братьев, но и чтобы уладить дело с долгами мужа и потому, что ей не на что жить.
Видит зритель и жизнелюбие, и целеустремленную решительность доньи Анхелы, завоевывающей сердце и руку человека, который пленил ее своей безрассудно донкихотовской храбростью, став по первому слову незнакомки на ее защиту со шпагой в руке. Анхелу строго блюдут два брата, будто она их жена (casada), и в комедии случай должен быть столь же благоприятен, сколь он был зловещ в "Поклонении кресту", а особенно в "драмах чести". Без этого и донья Анхела с ее завидной "лопевской" активностью и сообразительностью погибла бы. Девушку с кувшином у Лопе в роковой момент спасла слава о ее подвиге, донью Анхелу - трансцендентное вмешательство в его самой ненавязчивой форме - счастливый случай.
Донья Анхела
И все же не могу поверить,
Такой невероятный случай:
Едва сюда в Мадрид он [дон Мануэль] прибыл,
Встречает тотчас даму он,
Которая защиты просит,
И брата - тот наносит рану,
И брата - тот его уводит
В гостеприимный дом к себе.
Стеченье обстоятельств
Настолько странно, что хотя бы
Все и случилось так, поверю,
Когда увижу я его.
Анхелу братья скрывают от гостя, а она пока не знает ни о соседстве комнат, ни о тайной двери. Так что "невероятный случай" ("Porque caso estrano fuera...") оказывается еще невероятнее.
Такой "невероятный случай" - эмблема комедии барокко, поскольку в жизни таяли реальные основы лопевской ренессансной комедии, кроме возрожденных Ренессансом характеров.
Анхеле стоила бы жизни встреча с вспыхивающим по любому поводу братом дон Луисом по пути из театра, не подвернись тут дон Мануэль - "Дон Кихот перекрестков", готовый по просьбе незнакомой дамы ("... Прощайте. Мертвая иду. - Что это? Дама или ветер?") вступить в поединок с неизвестным. Новый случай - второй более рассудительный брат Анхелы, дон Хуан, друг дон Мануэля, поспевает точно вовремя, чтобы разнять сражающихся и пригласить друга остановиться у него в доме. Пусть он и друг, и верит другу, он, конечно, скрывает, что в доме сестра, отделенная от комнаты гостя потайной дверью со стеклянным шкафом. Но аллегорическая деревянно-стеклянная дверь, воплощающая своей хрупкостью некую условность складывающейся комедии барокко, соединяет на театре то, что было бы разделено в действительной жизни (Дон Луис: Защита из стекла для чести.// Удар, и хрустнуло стекло...)
Дальше сквозь все препятствия действуют законы комедии "лопевского типа" и вступают в игру качества испанской женщины, воспитанной в духе Возрождения. Зритель знает больше героев, потому что сцена была разделена надвое, и он видел и слышал, что происходит в обеих комнатах. Анхелу, отделенную от спасителя тонкой перегородкой двери, нельзя удержать, а дон Мануэль, к ужасу слуги, решается вступить с привидением в донкихотски-галантную переписку. В комедии есть не только лопевские, но ясные каждому испанцу сервантесовские ассоциации. О доне Мануэле еще раз говорится, что "...странствующим подражает // Он рыцарям"; Косме - один из наиболее близких Санчо Пансе, хотя и с некоторым снижением мужицкой мудрости, слуг испанской комедии. Читатель сам удивится его запасу шуток, его систематике домовых, жалобам по поводу разделения между слугой и господином радостей и тумаков от призрачной дамы, его причитания по поводу покражи ворованных денег и т. п.
Со "смеховой культурой", с народным религиозным индифферентизмом связано наполняющее комедию чертыханье, перемешанное с обращениями к господу всуе, мысль, что привиденье монах-капуцин с рожками, что это крещенное привидение, богатейшая "демонология", развернутая в беседе Косме с хозяином, незаметно переключающаяся от ведьм и чародеев на неприкаянные души Чистилища и на отрицание доном Мануэлем сверхъестественного (sobrenatural) вообще. Дон Луис в разговоре с холодной к нему Беатрис не к месту говорит о земной любви - "Любовь есть Бог". А служанка Исабель восклицает: "Я первое из привидений,// которое взывает к Богу". Такой озорной перестановкой разных вопросов Кальдерон, отражая особенности мысли современников, как бы смешивает в осмеянии и суеверия и веру. Дон Мануэль, хотя по характеру полностью противоположен типу дон Жуана, по просвещенности воззрений сближается с ним. Опасный шаг за допустимый или допускавшийся предел свойство барочных героев Кальдерона и, похоже, неистребимая черта их создателя!
