Теги: литературный процесс
Вспоминая Анатолия Ананьева
Помню зал Дома литераторов, сидим мы, молодые, тридцати-сорокалетние. Саша Проханов спрашивает меня: а не пошёл бы я заведовать критикой в журнал "Октябрь", к Анатолию Ананьеву? Я с удовольствием согласился и не пожалел. Через неделю уже работал в журнале.
Журнал «Октябрь» в то послекочетовское время только что выбирал свой новый путь, свою концепцию. Главного редактора рвали со всех сторон, зазывали каждый в свой стан. Но у Анатолия Андреевича уже был свой стан - танкистов, и из своего танка он выбираться не собирался. Литературная борьба была ему чужда. В том и была предельная сложность его поведения.
Как писатель-фронтовик он до конца дней своих не сходил со своего пути. Как он сам считает, там, на войне, он прописан навечно, как миллионы его сверстников – живых, погибших, ушедших из жизни позже войны. Свою Курскую битву он описал уже в классическом романе «Танки идут ромбом». Этот роман – о трёх днях битвы, которые уже и определят всю его жизнь и жизнь всего нашего поколения. Он уцелел, многие его сверстники погибли, им и посвящал Анатолий Андреевич свои произведения. Впрочем, так и было: за первый день боёв от всего полка, где воевал младший лейтенант Ананьев, осталось меньше трети. Он выжил чудом, о чём и помнил всегда.
Уже и война давно закончилась, один за другим писатели-фронтовики переключались на новые сюжеты. Описывали мирную жизнь строящейся советской державы. А Анатолий Ананьев и в книгах, казалось бы, посвящённых мирным сельским будням, в таких как «Вёрсты любви», «Годы без войны», «Межа», всей душой своей оставался в своём танке, воевал с врагами советской власти. Кстати, за участие в сражении на Курской дуге молодой младший лейтенант получил солдатскую медаль «За отвагу». Её писатель ценил выше всех своих орденов. Он так и оставался писателем-фронтовиком. И даже когда в последний период жизни перешёл на историческую прозу, взялся писать роман о призвании Рюриковичей на княжеский трон, не мог обойтись без битв русских богатырей. Его танки воевали и за Рюриковичей. Вот за этот его подвиг ему и присвоили звание Героя Социалистического Труда, ордена Ленина и Октябрьской революции и так далее.
Родился Анатолий Андреевич 18 июля 1925 года в Джамбуле, ныне в Казахстане, и семнадцатилетним добровольцем пошёл на фронт, попал в противотанковое училище, где вместо года проучился всего четыре месяца, и младшим лейтенантом отправился воевать. Кроме Курской битвы участвовал в операции «Багратион» в Белоруссии, форсировал Днепр, был тяжело ранен при освобождении концлагеря Озаричи. Не довелось ему доучиться ни в школе, ни в техникуме, ни в Харьковском истребительно-противотанковом артиллерийском училище в Фергане. Его военным адресом становится 20-я Сталинградско-Речицкая истребительно-противотанковая артбригада, 1184-й Новозыбковский Краснознамённый истребительно-противотанковый артиллерийский полк, третья батарея. Он командир огневого взвода. В прямом техническом смысле Анатолий Ананьев танкистом никогда и не был, он воевал с танками. Но так уж случилось, что всю войну провёл возле танков, да и немало поездил на них, посбивал их, так что считал себя и друзей своих танкистами. После ранения попал на девять месяцев в госпиталь, а уже потом опять на фронт, освобождать Венгрию и Вену. Войну закончил в городе Пургшталь. В декабре 1945 года, в возрасте 20 лет, Ананьева демобилизовали и комиссовали инвалидом второй группы. В госпитале молодой офицер и начал пописывать стихи и рассказы, ещё ни о чём не думая. Приехал с фронта инвалидом, с орденами, но без профессии, без денег.
Послевоенное время оказалось для него страшнее: ни образования, ни специальности. В танке было понятнее и проще. Вернулся в свой родной Казахстан, поступил в сельскохозяйственный техникум, а затем заочно и в Алма-Атинский сельскохозяйственный институт. Стал специалистом в сугубо мирном деле – агрономом. Но не отпускала от себя война, не отпускала и бумага. Сначала, для затравки, выпустил сборник рассказов, посвящённых революции. Что-то не то, голая агитка. Осмелился написать обо всём, что лежало на сердце, и в 1959 году выпустил повесть о своей войне «Малый заслон», первую свою военную повесть. Её заметили и в Москве, потом уже появились знаменитые «Танки идут ромбом».
Позже, когда мы часами беседовали с Анатолием Андреевичем в его кабинете (а он любил такие беседы с ведущими сотрудниками), оказалось, что в Венгрии он воевал там же, под Секешфехерваром, где мой погибший дядя Проня Галушин, Герой Советского Союза. Страшные там шли бои уже даже после окончания войны. Отборные эсэсовские части стремились прорваться к Берлину на подмогу Гитлеру, наши не пустили.
И потому вся его проза пронизана войной. Да и сам он, отгородясь от сотрудников журнала и наседающих авторов, погружаясь в прозу, вновь становился фронтовиком, даже лицо его, когда он говорил о своей прозе или вслух читал её, становилось другим.
Так что я за годы работы в журнале «Октябрь» хорошо познакомился с двумя Ананьевыми: прозаиком-фронтовиком без страха и упрёка – и дипломатичным толерантным литературным начальником. Скажу честно, первый был мне ближе, даже когда был суров и насуплен.
На журнал «Октябрь» он был назначен в 1973 году, стал менять кочетовские кадры, так во главе отдела критики и оказался тогда ещё совсем молодой критик Владимир Бондаренко. Такая же молодая Надя Кондакова возглавила отдел поэзии и так далее.
В журнальном мире тогда шла, как и сейчас, ожесточённая война патриотов и либералов, почвенников и западников. Писатель Анатолий Ананьев в то время вёл ещё свою войну – в прозе – на Курской дуге, под озером Балатон, и ему было не до наших баталий. Весь период, пока я работал с ним, Анатолий Андреевич внушал нам: никаких литературных противостояний. Я в критике печатал в ананьевские времена Михаила Лобанова и Игоря Золотусского, Владимира Лакшина и Вадима Кожинова, Игоря Дедкова и Анатолия Бочарова, в прозе печатались и весь ранний Александр Проханов, любимец Ананьева, и Владимир Маканин, и «Печальный детектив» Виктора Астафьева, и «Тяжёлый песок» Анатолия Рыбакова.
В поэзии у Нади Кондаковой тоже был представлен весь канонический ряд – от патриота Бориса Примерова до западника Олега Чухонцева. А шумных «исповедальщиков» сам Анатолий Ананьев не переносил, от Аксёнова до Вознесенского. Да и откуда у джамбульского крестьянина взялся бы парижский лоск и вознесенские реторты неона?
Другое дело, что, будучи по-крестьянски изворотливым, он внимательно следил за государственной линией. И потому, надо сказать, в годы перестройки сдался и журнал сдал в услужение либералам. Увы и ах, подписал позорное письмо 42 либералов «Раздавите гадину», поссорился с Союзом писателей. Стал печатать роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба», фрагменты из книги А. Синявского «Прогулки с Пушкиным» и так далее. Впрочем, насколько я знаю, этим уже занимались в журнале его либеральные помощники, а сам Ананьев никаких Гроссманов и Синявских не знал и ведать не ведал. Не думаю, что они джамбульскому крестьянину были бы близки. Это уж бывшая моя младшая сотрудница Ирина Барметова постаралась, ныне главный редактор журнала. Вот парадокс: журнал «Октябрь» стал чуть ли не правофланговым в либеральной прозе, а его главный редактор Анатолий Ананьев пишет фронтовую и историческую прозу про Россию, которую с радостью бы напечатал и «Наш современник». Сдав позиции в литературной политике, в самой прозе фронтовик Ананьев своих позиций не сдал и остался до конца в своём боевом танке.
Поэтому и сегодня его советские «Танки идут ромбом» по всему литературному пространству России и Казахстана. Поэтому мы и поздравляем всех его читателей с 90-летием писателя-фронтовика. В танке легче!
Владимир БОНДАРЕНКО
Теги: литература , история , Анатолий Ананьев
Душа и тело навсегда слились
Ушёл из жизни старейший русский литератор Молдавии, ветеран Великой Отечественной войны Николай Сергеевич Савостин (27.12.1926 - 15.07.2015). Мы гордимся тем, что он был и постоянным автором "ЛГ". Стихотворения его, прозрачные и духовно светлые, обладали редким качеством – они утешали, вселяли надежду. Многие из них можно назвать провидческими и абсолютно все без исключения – честными, высокими по замыслу и мастерскими по форме.
Душа бессмертна – по ученью Будды –
И перейдёт к орлу иль червяку...
Не важно то, кем после смерти буду, –
Кем оставался на своём веку.
