Основной задачей, по плану Рассела, на время моратория станет работа по созданию - на основе равного представительства стран двух лагерей, а также нейтральных государств - Комитета по примирению. Этот комитет должен заняться выработкой основных принципов мирного существования. Другое важнейшее дело на время действия моратория - реорганизация и усиление Организации Объединенных Наций: "ООН должна быть открыта всем желающим вступить в нее странам, не только Китаю - что особенно насущно, - но также Восточной и Западной Германии".
За запретом на проведение ядерных испытаний, указывал Рассел, должны последовать соглашения по нераспространению ядерного оружия и всеобщая договоренность о прекращении его производства. Для решения мирных задач, намечал Рассел, нужно уладить территориальные проблемы, из которых самая сложная и взрывоопасная - проблема Германии и Берлина. В заключение Рассел пояснял, что это только программа в общем виде, она может быть более детально разработана. "И Востоку, и Западу следует прекратить ненавидеть и бояться друг друга, им следует осознать, каким благом может стать для них стремление к совместной работе. Ведь зло исходит из наших сердец, и именно из наших сердец необходимо его вырвать" [48], - не без патетики заключил он.
К началу 1960-х годов антивоенная концепция Рассела в целом оформилась. В основе ее лежала его глубокая уверенность в том, что стремление к войнам не присуще природе человека как таковой, а является результатом традиций и прежде всего неправильного воспитания. Задача общества в ядерный век состояла, по его мнению, в изменении системы воспитания и образования своих граждан, а также в создании широких возможностей для удовлетворения природного стремления человека к приключениям и авантюрам. "Нужно, чтобы у всех была возможность полазить по горам, не тратя при этом огромного количества денег, или отправиться на Северный или на Южный полюс, если захочется" [49], - писал ученый.
Коренная переоценка ценностей в душе каждого человека в конце концов приведет, считал Рассел, и к радикальному изменению национальных интересов. Политика же государства как выразителя этих интересов должна быть направлена на решение любых международных проблем невоенными методами. Осуществлять государственную политику станут в этих условиях лидеры, свободные от догм доядерной эпохи, которые смогут добиться решения острых внешнеполитических вопросов. Международные отношения будут в таком случае основываться исключительно на взаимном уважении и доверии. А функции по контролю за международной стабильностью возьмет на себя единтый орган управления миром. Антивоенная программа Рассела была рассчитана на долгосрочную перспективу, однако и в современной ему действительности он видел реальные рычаги влияния общественного мнения на государственную политику в международной сфере.
И в работе "Есть ли у человека будущее?", и в "Здравом смысле...", и в более ранних статьях Рассела по антивоенным проблемам очень сильны "просветительские" нотки. Старик, бомбивший письмами лидеров двух держав, лорд, участвовавший в акциях гражданского неповиновения, Рассел в глубине души оставался все тем же идеалистом, каким был и в 1914 г., полагавшим, что мир может быть изменен, если к власти придут хорошие, добрые люди, и видевшим спасение человечества в создании некого единого органа управления миром, схема которого оставалась весьма абстрактной.
Однако сам он свято верил в то, что призывы его рано или поздно будут услышаны, и проблема лишь в том, как прокричать их погромче. При этом его активная позиция, безусловно, оказывала реальное влияние на развитие политической ситуации в критические моменты обострения международной обстановки.
"ПОБЕДА БЕЗ ВОЙНЫ". УРОКИ КАРИБСКОГО КРИЗИСА
Одним из важнейших этапов в деятельности Рассела стало вмешательство в ход Карибского кризиса [50] - в тот самый момент, когда "начало широкомасштабной ядерной войны казалось только вопросом нескольких часов" [51]. В течение всего кризиса Рассел был настроен резко антиамерикански. В посвященной истории Карибских событий книге "Победа без войны" политическую подоплеку кризиса ученый характеризовал как противозаконный характер американской блокады Кубы. Правительство же Кубы, по его мнению, не предприняло никаких противоправных действий в отношении США. Причина американских претензий, отмечал Рассел, заключалась исключительно в том, что Белому дому пришлось не по душе новое кубинское руководство, которое поставило главной своей задачей спасение тысяч своих соотечественников от голодной смерти. Новый режим на Кубе означал бы, по словам Рассела, резкое снижение доходов американских миллионеров.
Оценивая роль СССР в конфликте, Рассел подчеркивал: "Вопрос о том, на самом ли деле размещали русские свои ракеты на Кубе или нет, в значительной степени менее важен, нежели действия, предпринятые президентом (США. - Ю .В.), так как ракеты размещались к тому моменту уже по всему миру. Однако именно политика сочетания военной блокады с угрозой ядерной войны поставила человечество на грань гибели" [52]. Поэтому Рассел целиком и полностью возлагал вину на президента США Джона Кеннеди, который, по словам ученого, дошел до того, что открыто угрожал СССР ядерным нападением в случае, если русские не примут его условий.
Объясняя свое отношение к СССР, Рассел делал акцент на том, что никогда не был настроен прокоммунистически; его симпатии и антипатии во время Карибского кризиса зависели исключительно от действий конкретных политических лиц на фоне реальной ядерной угрозы. Спустя год после этих событий Рассел написал: "Идея о том, что я настроен более антиамерикански, нежели антирусски, - невежественная вражеская пропаганда... Когда русские начали ядерные испытания, я первым написал письмо советскому правительству, чтобы выразить яростный протест, а затем организовывал демонстрации... Единственный случай, когда я был более благосклонен к России, нежели к Америке, - это Карибский кризис" [53].
22 октября - в канун запланированного на полночь выступления Кеннеди по Би-Би-Си - Рассел обратился в прессе к своим соотечественникам с призывом не ложиться спать в эту ночь и слушать речь президента США. Заранее предполагая, что выступление Кеннеди будет выдержано отнюдь не в антивоенном духе, ученый заявил: "Вполне вероятно, что уже через неделю вас всех не будет в живых - к удовольствию американских безумцев... Я хочу убедить всех тех, кто любит жизнь, выйти на улицы нашей страны и продемонстрировать наше желание жить" [54]. Поскольку речь президента вполне соответствовала ожиданиям Рассела Кеннеди объявлял о введении "карантина", фактически морской и воздушной блокады Кубы, - то на следующий день, когда СССР и Куба отказались принять условия США и возникла непосредственная опасность прямого военного столкновения США и СССР, а в мире началась настоящая паника, Рассел решился на еще один ответственный шаг и направил телеграммы Кеннеди и Хрущеву. Обращаясь к первому, Рассел писал: "Ваши действия безрассудны. Угроза жизни человечества. Никакого мыслимого оправдания. Цивилизованный человек осуждает это... Прекратите безумие". Хрущеву Рассел телеграфировал: "Я призываю Вас не поддаваться на провокацию... Мир поддержит Вашу осторожность... Резкие действия обернутся гибелью человечества" [55].
В этот же день Рассел направил письма премьер-министру Великобритании Гарольду Макмиллану, лидеру лейбористов Хью Гейтскеллу, генеральному секретарю ООН У Тану и в течение ближайших дней получил от них ответы со словами одобрения. Он также активно выступал перед журналистами. 24 октября из-под его пера вышла листовка, текст которой предельно прост. "Вы обречены умереть... обращался он к людям всего мира, - Почему? Потому что богатым американцам не нравится кубинское правительство... Что вы можете сделать? Вы можете выйти на улицы" [56]. Распространение листовки взял на себя Комитет ста, в прессе она так и не была опубликована.
До Рассела дошли слухи, что в ответ на его телеграмму Хрущев распространил через ТАСС письмо в его адрес. Новость быстро облетела все средства массовой информации, и уже к вечеру Рассела осаждали толпы журналистов, требовавших его комментариев к письму, которого он сам еще и в глаза не видел. "Они внезапно осознали, что я отнюдь не безразличен к кризису на Кубе" [57], - вспоминал Рассел.
Текст письма был получен Расселом только на следующий день, 25 октября, через советское посольство в Лондоне. В нем, в частности, говорилось: "Мне понятно Ваше волнение и беспокойство. Хочу заверить Вас, что Советское правительство... не даст спровоцировать себя неоправданными действиями Соединенных Штатов Америки и сделает все для того, чтобы ликвидировать чреватую непоправимыми последствиями ситуацию, которая сложилась в связи с агрессивными действиями США" [58].
