Генерал в отставке из Брешчии, когда я ему представился, воскликнул:
— Polacco! Bravi! Храбрый народ. Знаю, знаю, я был у вас перед войной с военной миссией, разговаривал с Пилсудским. Это был великий человек, вот только не нужно было ему ставить на лошадей, потому вы Гитлеру и проиграли.
Полчаса он выбрасывал из себя слова, словно пулемет, не давая возможности мне включиться. В своей уверенности он все знал и все понимал. И сводилось это к мнению: «Пилсудский поставил на лошадей». Говорил он это с ноткой сожаления, ведь конь — это всегда конь, вот только на войне. Старая явайская пословица гласит: «Если ты все понимаешь, значит — ты не все знаешь».
Я объяснял своему седоволосому собеседнику, что сентябрь 1939 года мы проиграли по иным причинам, только объяснял без особого результата, поскольку генерал был итальянцем, а итальянец любит глядеть на многие дела через призму коня.
Во всей мировой литературе не найти более трогательных и наполненных той мистической любовью слов о коне, как в новелле Пиранделло «Un cavallo nella luna». Один фрагмент «Коня на луне» — это нечто вроде элегии, отдающей дань смерти коня, только написанной прозой, очень трогательной и типично итальянской: «…преодолевая отвращение, она склонилась, чтобы нежно погладить морду коня, который с трудом поднялся с земли и оперся на коленях передних ног, представляя, несмотря на унижение и своей крайней нужды, остатки благородной красоты в движении шеи и головы».
На утверждение Спинозы, будто бы среди всех живых существ в качестве приятелей можно иметь только людей, Шопенгауэр ответил коротко: «По-видимому, он не знал ни одного пса!» Шпопенгауэр был немцем — итальянец, скорее всего, скажет так: «По-видимому, он не знал ни одного коня!», ибо итальянец свято верит в слова Россета «Конь любит человека и изо всех сил пытается сделать его довольным». При этом, итальянец платит коню такой же любовью.
Сегодня живым образом этой любви к Аполлону среди животных является Иль Палио. Пережить это можно только в Сиене.
Сиена, древняя Сена Юлия или же Колония Юлия Синенсис. Среди всех тосканских городов одна Флоренция может конкурировать с ней победно. Ее основали этруски на трех холмах (глина с этих холмов дает сырье для чудесных красок), колонизировал ее цезарь Август, а гвельфы и гибеллины раздули тут настолько убийственный огонь, что в течение определенного времени жизнеспособность выгорела и еще долго потом хромала. Долгие годы и столетия город был великолепным центром искусства средних веков и Возрождения, так что сейчас буквально кипит каменной пышностью. Величественная архитектура и ее бесценное содержание в виде скульптур и живописи, церкви, дворцы и музеи, таинственная оргия деталей на фасаде готического собора и ее баптистериум[17] с характерными для Италии реберными стенами, то есть, попеременными полосами черного и белого мрамора. В этом баптистерии потрясает изображение срубленной ради женского каприза головы Иоанна Крестителя («Пир Ирода» Донателло) — этот мотив Саломеи и смерти пророка еще вернется ко мне в миланской Бжезе, когда одно из произведений Луини напомнит мне его «Саломею».
Самый центр города у основания холмов занимает полукруглая Площадь дель Кампо в форме мелкой раковины, словно амфитеатр вогнутой в направлении ратуши. Именно здесь и происходит кульминация традиционного сиенского праздника: Иль Палио. Это лошадиные бега, скачки, подготовка к которым и сам ход имеют нечто общее с мистическим ритуалом, проводимым в честь коня. Начиная с 1686 года, Иль Палио проводится дважды в год: 2 июля и 16 августа. 2 июля — чтобы почтить Деву Марию из Провенцано, а 16 августа — в честь покровительницы города, Девы Марии Вознесенной в небо. Четверо суток перед каждым из этих дней Сиена живет исключительно Иль Палио, и говорят здесь только о лошадях. И, наконец, апогей, сражение лошадей, раскаляющее добела несколько десятков тысяч зрителей.
Слова «бега, скачка» здесь никак не соответствуют действительности. Хотя лошади и устраивают гонку, и хотя это скачка безумная, а иногда и крайне грубая, это не обычные бега, где решается вопрос денег, лавров для коня или всадника. Здесь речь идет о чести одной из частей города, и потому итальянец, вместо того, чтобы сказать про Иль Палио «скачка», скажет: «giostra di cavalli», что означает «состязания лошадей» или даже «турнир лошадей».
Начиная с XII века, Сиена топографически делится на так называемые «контрады», что-то вроде кварталов, имеющих собственные названия, герб, эмблему, знамя, цвета, собственную мини-ратушу, музей, церковь и собственного святого-покровителя, а еще — собственный фонтан для крещения детей, родившихся в этой «контраде». И у каждой из них имеется своя честь, подкармливая одной могущественной амбицией: быть самой крупной и знаменитой из всех «контрад»! В течение столетий на специфический, неповторимый климат и характер этого города, равно как и на культурнообщественную ментальность сиенцев, гигантское влияние оказывала священное, извечное соперничество «контрад». В настоящее время, в соответствии с законами от 1729 года, их семнадцать: Aquila, Bruco, Chiocciola, Civetta, Drago, Giraffa, Istrice, Leocorno, Lupa, Nicchio, Oca, Onda, Pantera, Selva, Tartuca, Torre и Valdimontone[18].
Их семнадцать, но в Иль Палио побеждает только одна, и это она забирает корону, на нее стекает все великолепие. И все это зависит от коня. Зная это, уже легче себе представить, с какой надеждой всматриваются в свою лошадь жители «контрады», а когда она станет победителем — с какой любовью. Нужно быть сиенцем, чтобы столь глубоко переваривать это таинство.
За четыре дня перед началом Иль Палио «контрады» присылают своих скакунов в муниципалитет, весьма часто даже не породистых, не имеющих длинных родословных, зато проворных и стойких. С этого момента лошади принадлежат властям, после чего их подвергают испытаниям, чтобы отобрать десять наилучших и наиболее достойных участия в Иль Палио. Потом эта десятка будет путем случайного выбора назначена по кварталам, и те десять «контрад», которым улыбнулось счастье, считает это наивысшей честью и улыбкой судьбы.
С этого момента каждая «контрада» старается создать для своего скакуна наилучшие условия и поверяет его самому лучшему объездчику. В то же самое время животное уже начинает носить символы и цвета своей «контрады» — их снимут только после скачки. Когда объездчик подтвердит, что конь не только достоин участия в состязании, но и обладает шансами на победу — он дает об этом знать сеньорам «контрады», те же начинают монтировать партию сторонников, что-то вроде сиенского лобби для скакуна, причем, не только в своей «контраде», но и в тех кварталах, которым в этом году лошади не досталось. Соперничество усиливается с приближением мгновения старта. Десять конкурирующих лагерей ненавидит друг друга от всего сердца, так, что любое средство, пускай и не обладающее хрустальной чистотой, кажется им подходящим для снижения шансов противника. Бывает такое, что встречаясь на улицах, соперники страстно оплевывают друг друга.
В день Иль Палио, бессчетные толпы заполняют украшенные улицы, по которым дефилируют «контрады». Центральная точка торжества находится перед фасадом каменно-кирпичной ратуши (конец XIII — начало XIV века), крупнейшего готического здания Тосканы, одной из тех ратуш-дворцов, которые итальянские города-республики возводили ради собственной славы. Рядом выстреливает в небо стройная, словно меч, башня Ла Манжия, построенная в 1349 году. На ее вершине в день Иль Палио развевается черно-белое знамя города. В самом же городе — столпотворение, крики, приветственные выстрелы из бомбард и звон колоколов, обезумевших от радости и бьющих как на пожар.
Самые достойные зрители (городские нотабли и т. д.) усаживаются внутри так называемой Лоджия дель Чирколо, остальные тысячи — на специально расставленных трибунах, на тротуарах, балконах, в проемах и окнах, и даже за стенками венчающих средневековые дома ажурных оградок-кренеляжей. Из окон и балконов свисают многоцветные ковры, дорогие ткани, гирлянды из лавровых листьев и цветов. В 19–00 начинается парад лошадей и всадников на Пьяццо дель Кампо.
Каждый конь окружен свитой из собственной «контрады»: толпой скороходов, оруженосцев, пажей, капитанов и, естественно, сеньоров квартала. Жонглирование флагами, карета, которую тянут белые тосканские волы, нарастающий шум. Некоторые процессии состоят из нескольких сотен лиц, одетых в цветастые (стилизованные под средневековье) костюмы. Если бы не зрители, одетые в современные тряпки, можно было бы сказать, что время отступило на несколько сотен лет. Но и так иллюзия очень сильная — Сиена переносится в средневековье.
