Самое удивительное свойство этого рассказа в том, что абхаз не ругал чеченов, не называл их плохими. Он просто говорил о разнице между абхазами и чеченами.
Грузинский профессор Нодар Сорджвеладзе мыслит, конечно, другими категориями, но главное в его словах — отсутствие страха перед самой неудобной правдой. Так вот, он пишет: «Чеченцы не имеют опыта государственного строительства, практически это категория людей, которые, к сожалению, из–за собственной истории могут только воевать, что бы ни происходило в мире. К несчастью, у них такая судьба». Сравните горькие слова грузинского профессора с честными признаниями самого Басаева — и вы поймете, что чеченам совершенно безразлично, с кем воевать.
Со вчерашними друзьями? Какая разница.
Осталось понять, почему же абхазы принципиально не хотели стрелять в чечен, на них напавших. Так ведь и абхазы уникальны, только в своем роде. Это определяется, например, тем, что в отличие от чечен, никогда не имевших собственного государства, абхазы имеют за спиной опыт двух с половиной тысяч лет государственного строительства.
Вот история из времен грузино–абхазской войны. Сидят в окопе абхаз и русский, с той стороны начинается наступление, на которое поднимают русским матом. Наш русский говорит своему абхазу:
— Стреляй! А тот:
— Не могу, может, там твой брат, твой друг.
— Стреляй! Там враги!
— Все равно не могу я стрелять по русским, если с тобой, русским, вместе воюю.
Эта история потрясла меня до глубины души.
Случай не единичный и отражает, видимо, абхазские представления о военной чести. Ведь так же и Гелаев пошел с оружием против абхазов, о чем абхазы, и стар и млад, говорили мне: «Мы не могли стрелять в чечен, они были раньше нашими боевыми братьями». Поверьте, это не чей–то политический лозунг, а общее народное ощущение. Абхазы — настоящие рыцари Кавказа. Что уж говорить о том, что на чечен они зла не держат, если они не держат его даже на русских. А есть за что.
Это Российская империя в XIX веке вытесняла абхазов из Абхазии в Турцию. Это Советский Союз, продолжив депортацию абхазов, втоптал Абхазию в Грузию. Это правительство Ельцина предало Абхазию правительству Шеварднадзе.
Прощение, незлопамятство, истинно рыцарский дух, наверное, заложен в генофонде этого народа. Русским остается только соответствовать.
Желтая, бесформенная лавина, казалось, всё готова была смести на своем пути. Однако заграждения придавали её безудержным колыханиям очертания все более определенные, вплоть до правильных прямоугольников. Власть — это все–таки власть. Ей хоть какая лавина, а дело все равно закончится кирпичом. В нашем случае кирпич был желтого цвета и благоухал мимозой.
Так переправляли в начале марта мимозу из Абхазии в Россию на пограничном посту Псоу. Действо это поражало воображение, словно совершался некий массовый исход, над которым всегда витает дух скорби. Бесконечные толпы обнищавших абхазов ринулись в Россию заработать хоть копейку.
Конечно, каждый пограничник скажет, что «ситуация контролируется полностью, и массы людей движутся в рамках установленных заграждений». Но вот у меня, к примеру, при пересечении государственной границы паспорта вообще не спросили (насколько единичен этот случай?). Погранцам очень трудно справляться с напряженной, напирающей на них лавиной. Отсюда мораль: не городи таких заборов, где каждая доска будет на одном гвозде держаться. Мешать забор, конечно, будет, а заграждать — никогда. Заборы эти многодырявчатые и дали нам нищету в итоге, когда рухнули прежние экономические связи. Отсюда и мимозный дурдом (дыр–дом) на Псоу.
Что имеет Абхазия в итоге? Минимальная пенсия (она же и наиболее распространенная) — 30 рублей (не надо думать, что мы потеряли нолик). Пенсия в 80 рублей считается большой. На обычную пенсию можно купить несколько буханок хлеба, несколько килограммов картофеля. Последний стоит здесь 10 рублей, впрочем, садят его уже в марте, а в мае копают и снова сажают. А мандарины стоят дешевле картофеля — 6–8 рублей.
В сухумской кофейне слышу по абхазскому радио слова: «Правительство приняло меры, позволяющие теперь абхазским крестьянам избавиться от мук унижения на Псоу». Что за меры такие? Обращаюсь в правительство. Пресс–секретарь кабинета министров Заура Цвижба рассказала, что в этом году будут выделяться дотации крестьянам на производство чая и табака. Да и пора бы уж вроде, а то от мимозы на весь год отрыжка. Ведь некоторые сорта абхазского табака не только конкурентны, но и сверхконкурентны. Например, Самсун‑117 растет только на абхазской земле. Всемирно известная фирма «Филип Морис» хочет именно этот сорт покупать. Так в чем же дело? В дураках и дорогах[8]?
Рвущиеся в дело молодые абхазские предприниматели рассказывали мне, что уже сейчас готовы поставлять в Россию превосходный товар, но… таможенные пошлины всё дело сводят к убытку. Абхазы понимают, что пошлины надо платить, и вариант предлагают вполне реальный: как у Беларуси с Россией. Почему нельзя? Россия от этого уж точно не пострадает, Абхазия облегченно вздохнет. А желающие экономического удушения Абхазии огорчатся до невозможности. Но увы…
Вместо этого, знаете, за счет чего живет Абхазия? Торгует высокоценной древесиной: абхазский дуб, бук, граб, которые идут в Турцию. Видел я, как развевается на сухумском рейде флаг турецкого судна. Это был не корабль, а лоханка — турецкая сторона явно не желает привлекать внимание к высоковыгодным поставкам. А между тем турки этот лес тут же перепродают Германии. Трудно даже представить, какие глобальные величины могут за этим стоять. Ведь Абхазия, по сути, неплохо вкладывает в натовские страны. Пока политические словоблуды дебатируют возможные осложнения, связанные со снижением таможенных платежей на российско–абхазской границе, пророссийская и антинатовская Абхазия снабжает страны НАТО ценнейшими материалами. Кушать хочется.
А никого не удивляет, что такой благодатный край вот уже восемь лет находится в подвешенном состоянии? Иные «бури в пустыне» за несколько недель все по местам расставляли, любые «переговорные тупики» мгновенно разрубались «томагавками». А тут создается такое впечатление, что кому–то выгодно состояние «ни мира, ни войны».
У отеля был хозяин, он его любил
Так кому же это всё–таки выгодно? Не знаю. Однако расскажу про свое знакомство с хозяином адлерской гостиницы. Он долго прожил в Сухуме и абхазов не очень любил, однако в начале этого года стал так за них переживать, что его пожалеть было впору.
«Не дай Бог, — говорит, — у абхазов опять серьезная буза начнется: весь мой бизнес в трубу вылетит. Кто же в прифронтовую зону отдыхать поедет?». Все правильно, думаю, а сам понемногу выведываю, в какое время он свой отельчик отгрохал. Оказалось, что я не ошибся — уже после грузино–абхазской войны. И отгрохал он его именно потому, что была война — отдыхающие в Абхазию не поехали, стали до Адлера оседать. Он поднялся на той войне, но он не хочет новой войны. Он хочет, чтобы в регионе всегда был страх, но чтобы страх этот никогда не простирался дальше Адлера. Ему не выгодно, чтобы абхазов взорвали на бочке с порохом, а еще больше он боится, чтобы эту бочку сдали в архив. Ему надо, чтобы абхазов держали именно в такой позиции — на бочке с порохом, не взрывая.
Трудно сказать, что таким людям доставляет больше трудов: организация отдыха или постоянное поддержание оптимальной температуры горячих точек. Таковы кроваво–финансовые технологии индустрии отдыха.
Удивительно грустные глаза у сухумских обезьянок. Это, наверное, только кажется, хотя, возможно, и не мне одному. По изысканным лесенкам среди бурной субтропической растительности поднимаемся к обезьяньему питомнику. Собственно, сам питомник состоит при НИИ института экспериментальной патологии и терапии.
Сейчас здесь работают 32 научных сотрудника (5 докторов, 12 кандидатов). А вот стадо обезьян всего 280 голов. Когда–то, до войны, здесь было две с половиной тысячи обезьян.
Но и сейчас здесь всё так же ставят научные эксперименты, отслеживают реакции обезьян на различные болезни, после чего пишут научные труды, позволяющие более эффективно лечить людей.
Сухумские ученые работают не только почти без зарплаты, но и почти без надежды на опубликование своих научных трудов, которые могут иметь мировое значение (это уже подтверждала практика). Недавно вышло несколько изданий кустарным способом и ничтожным тиражом. Специалисты не сомневаются в том, что издания — уникальные.
При мне С. К.Ардзинба, директор НИИ несколько раз по разным поводам говорил по телефону: «Матушка Россия нам поможет. Матушка Россия нам никогда не отказывала». Я скромно опускал глаза, как будто я и есть та самая «матушка Россия».
